– Если вам приглянулось мое платье, можете поменяться со мной. Не могу же я дать вам больше того, что у меня есть.
– У вас есть часы. Давайте-ка их.
Артур вынул дамские золотые часы с эмалью тонкой работы. На задней крышке были вырезаны инициалы «Г. Б.». Часы принадлежали его матери. Но не все ли равно ему теперь?
– А-а! – воскликнул матрос, жадно оглядывая часы. – Краденые, разумеется? Дайте посмотреть!
Артур отдернул руку.
– Нет, – сказал он. – Я отдам вам эти часы, когда мы будем на судне, не раньше.
– А за всем тем вы не так глупы, как кажетесь. И все-таки держу пари – это ваша первая проделка. Ведь так?
– Это дело мое. А! Идет дозорный.
Они присели за монумент и ожидали, пока он пройдет. Затем матрос выпрямился, велел Артуру следовать за ним и пошел вперед, глупо смеясь себе в ус. Артур молча шагал сзади. Матрос привел его обратно к маленькой площади неправильной формы, примыкавшей ко дворцу Медичи: здесь в темном углу он приостановился и произнес таинственным полушепотом, видимо предназначавшимся у него для секретных сообщений:
– Ждите тут.
– Куда вы идете?
– Раздобыть кое-какое платье. Не брать же вас с окровавленным рукавом!
Артур взглянул на рукав, разорванный решеткой окна. Несколько капель крови с поцарапанной руки попали на рукав. Очевидно, этот человек счел его за убийцу. Ну так что же? Какое ему дело, что думают о нем?..
Спустя немного матрос вернулся. Вид у него был торжествующий. Он нес под мышкой узел.
– Смените, – прошептал он, – да поторопитесь. Мне надо возвращаться на корабль.
Артур стал переодеваться. Он содрогнулся от отвращения, прикоснувшись к поношенному платью. По счастью, оно оказалось почти чистым, хотя было неуклюже и грубо. Когда он вышел на свет в новом одеянии, матрос посмотрел на него с пьяной торжественностью и важно кивнул головой в знак своего одобрения.
– Сойдет, – сказал он. – Сюда. Да не шумите.
Артур со скинутым платьем на руке пошел следом за ним по темным переулкам через лабиринт извилистых каналов.
Матрос остановился у мостика. Он посмотрел, чтобы убедиться, не заметил ли их кто-нибудь, и спустился по каменным ступенькам к узкой пристани. Под мостом покачивалась грязная лодка. Он грубовато велел Артуру прыгнуть в нее и лечь, а сам сел на весла и начал грести к гавани. Артур лежал не шевелясь на мокрых, скользких досках, под платьем, которое набросил на него матрос, и смотрел на знакомые постройки и улицы, проплывавшие мимо них.
Лодка остановилась перед длинным рядом связанных цепями мачт, которые лежали поперек канала через всю его ширину, загораживая узкий водный путь между таможней и крепостью. Зевая, вышел сонный чиновник с фонарем и нагнулся над водой.
– Ваш паспорт!
Матрос сунул ему свои бумаги. Артур, закрывшись с головой, старался не дышать и чутко прислушивался к их разговору.
– Нечего сказать, самое время возвращаться на судно, – ворчал чиновник. – С кутежа небось. Что это в лодке?
– Старое платье. Купил по дешевой цене.
С этими словами он подал для осмотра жилет. Чиновник опустил фонарь и нагнулся, всматриваясь.
– Ладно. Можете ехать.
Он поднял шлагбаум, и лодка тихо поплыла дальше, покачиваясь на темной воде. Выждав немного, Артур поднялся и сбросил с себя тряпье.
– Вот он, мой корабль, – шепотом проговорил матрос после продолжительной и молчаливой гребли. – Идите следом за мной и, главное, молчите.
Он вскарабкался на палубу громоздкого темного чудовища, ругая про себя неловкого спутника, хотя Артур был от природы гибок и не так неуклюж, как был бы всякий другой на его месте.
Поднявшись на корабль, они стали осторожно пробираться меж темных снастей и наконец добрались до трюма. Матрос тихонько приподнял крышку.
– Полезайте вниз! – прошептал он. – Через минуту я вернусь.
В этой яме было не только сыро и темно, но и невыносимо душно. Артур попятился, задыхаясь от запаха гнилых кож и прогорклого масла. Но тут ему припомнился карцер, и он с отвращением стал спускаться.
Через несколько минут матрос вернулся.
Он держал что-то в руках, но что именно – Артур не мог разглядеть в темноте.
– Теперь давайте деньги и часы. Скорее!
Артур воспользовался темнотой и удержал при себе несколько монет.
– Принесите мне чего-нибудь поесть. Я очень голоден.
– Я принес. Вот.
Матрос передал ему кувшин, несколько твердых, как камень, сухарей и кусок соленой свинины.
– Теперь вот что. Завтра поутру придут для осмотра таможенные чиновники. Вам придется спрятаться в пустой бочке. Лежите смирно, как мышь, пока мы не выйдем в открытое море. Я скажу вам, когда можно будет вылезть. Да смотрите, старайтесь не попадаться на глаза капитану. Ну, все! Питье у вас в надежном месте? Спокойной ночи.
Трюм закрылся. Артур поставил кувшин с драгоценным питьем в безопасном месте и, вскарабкавшись на пустую бочку, стал уничтожать свинину и сухари. Потом свернулся клубочком и в первый раз лег спать не помолившись. В темноте вокруг него бегали крысы. Но сон его не могли потревожить ни их неугомонный писк, ни покачивание корабля, ни тошнотворный запах масла, ни ожидание предстоящей назавтра морской болезни. Все это так же мало его беспокоило, как и те разбитые, развенчанные идолы, которым он еще вчера поклонялся.
Часть вторая
Глава I
В один июльский вечер 1846 года во Флоренции, в доме профессора Фабрицци, собралась небольшая группа лиц, чтобы обсудить план предстоящей политической работы. Некоторые из них принадлежали к партии Мадзини[29 - Мадзини (1805–1872) – итальянский революционер, был изгнан из Италии. Организовал в Марселе тайное общество «Молодая Италия» для утверждения демократической республики в своей стране. Заочно был приговорен за это к смертной казни. С 1842 г. жил в Лондоне. В качестве публициста неутомимо работал для итальянской революции.] и не мирились на меньшем, чем демократическая республика и объединенная Италия.
Другие были сторонниками конституционной монархии и либералами разных оттенков. Но все сходились в одном – в недовольстве тосканской цензурой. Популярный профессор Фабрицци созвал это собрание в надежде, что, может быть, хоть тяжелые условия печати объединят представителей расходящихся политических групп и заставят их попытаться прийти к каким-нибудь определенным результатам без лишних пререканий.
Прошло только две недели с тех пор, как Папа Пий IX, взойдя на престол, даровал столь нашумевшую амнистию политическим преступникам в Папской области[30 - Папа Пий IX… даровал столь нашумевшую амнистию политическим преступникам в Папской области. – Папа Пий IX, сменив в 1846 г. на папском престоле Григория XVI, пытался рядом либеральных мер отвести опасность революции и завоевать симпатию интеллигенции. Среди этих мер была амнистия политическим заключенным и эмигрантам. В дальнейшем, напуганный революционными событиями 1848 г., Папа Пий IX продолжал обычную реакционную политику своих предшественников.], но волны либерального восторга, поднятого этим актом, уже катились по всей Италии. В Тоскане этот акт оказал даже воздействие на правительство. Профессору Фабрицци и еще кое-кому из флорентийцев, лидеров политических групп, этот момент показался благоприятным для того, чтобы направить все усилия на проведение реформы законов о печати.
В библиотеке Фабрицци, где происходило собрание, они выясняли теперь, какую позицию должны были занять в данный момент либералы.
– Само собой разумеется, что мы обязаны использовать момент, – заговорил певучим голосом один из присутствующих, уже пожилой седой адвокат. – В другой раз нам не придется увидеть такой благоприятной политической конъюнктуры, не удастся выдвинуть требования серьезных реформ. Но едва ли памфлеты[31 - Памфлет – распространенный вид политической литературы, содержащей сатиру, а еще чаще – острую критику какого-либо политического деятеля.] окажут благотворное действие. Они только раздражат и напугают правительство и уже ни в коем случае не расположат его в нашу пользу. А ведь именно этого расположения мы и добиваемся. Нам следует помнить, что, раз власти составят о нас представление как об опасных агитаторах, нам нечего будет рассчитывать на содействие с их стороны.
– В таком случае что же вы нам предлагаете?
– В нашем распоряжении петиции.