Цвет боли: черный

– Нет!

Я сокрушенно развела руками:

– Ничего, Бритт, неделю поживем у бабушки на Библиотексгатан, пока не найдем что-то подходящее. Ларс, ты не знаешь, соседи не сдают жилье?

– Заговор? Хорошо, я согласен, эта квартира сдается за… сотню крон в месяц!

– Э нет. Ты хочешь, чтобы мы чувствовали себя здесь нормально? Чтобы могли спать спокойно, готовить еду, учиться? Потому что за сотню крон мы будем сюда только наведываться, чтобы проверить, не оставили ли где-то включенным свет или открытым окно.

– Хорошо, но я понятия не имею, за сколько сдаются квартиры. Если будет стоимость аренды вашей предыдущей, это очень дорого для такого жилья?

Мы переглянулись с Бритт. Конечно, СоФо наш любимый район, но крошечная клетушка, которую мы снимали, не шла ни в какое сравнение с апартаментами, предоставленными нам Ларсом. Но у него был такой растерянный вид…

– Пожалуй, не слишком. Мы согласны. Давай договор и номер счета.

– А устно договориться нельзя?

– Устно нет, ни за что!

– Садистки. А еще называется литератор и дизайнер! Да вы акулы бизнеса.

Мы сняли у Ларса квартиру за 5000 крон, договорившись платить пополам. Это очень дешево, но понятно, что больше он все равно не возьмет, хотя для Ларса это вообще карманные деньги.

В Швеции, как и в Дании и Норвегии, очень мало тех, кто выделяется. Люди вовсе не серая масса, но выделяться неприлично. Я не об индивидуальности, скорее напротив, каждый сам себе вселенная, но демонстрировать отличие собственной вселенной от соседской не принято. Как не принято быть богатым.

Абсолютное большинство – средний класс, совсем бедных и по-настоящему богатых очень мало. И теми, и другими в Швеции стать почти невозможно. Бедным быть не позволит социальная служба, готовая поддержать на приемлемом уровне всех, даже отъявленных бездельников, а богатым – налоговая служба. Общеизвестен пример Астрид Линдгрен, у которой налоги составили 102 % от доходов. Конечно, с тех пор, как она написала по этому поводу открытое письмо, кое-что изменилось, но принцип остался – те, у кого денег много, должны платить обществу в несколько раз больше тех, у кого их негусто.

Ларс богат, потому что он иностранец. Гражданство Швейцарии и счета в швейцарских банках позволяют платить налоги там. В Швеции он живет и тратит, а доход получает за границей. Это тоже неплохо, хотя предпочтительней и налоги платить здесь.

Его доходы позволяют иметь и содержать замок и квартиры в Стокгольме. Кстати, я до сих пор не знала, сколько их – две, три или вообще десяток. Спрашивать не хочется, будет выглядеть, словно я интересуюсь его доходами. Но мне все равно – беден Ларс или богат, я люблю его самого. Хотя богатство, конечно, приятно, оно позволяет иметь яхту, управляемую Петером, дает возможность жить в Оксфорде в пятизвездочном отеле, купить несколько платьев для меня и обувь к ним только потому, что видеть за ужином девицу в джинсах и рубашке Ларсу не нравится… да мало ли что позволяют деньги…

Надо признать, Ларс умеет ими пользоваться и не зазнается, хотя перед шведами очень трудно зазнаться, просто не поймут, но главное – он не сноб вообще. Деньги для него просто приятное дополнение к жизни.

Когда я рассказала Бритт о том, что Ларс до восьми лет вместе с дедом по матери работал на ферме, подруга ахнула:

– Он пролетарий?!

– Бритт, какой пролетарий, просто родился в Женеве, а воспитывался у дедушки с бабушкой в швейцарской деревне. И не забыл этого.

– Это замечательно, потому он и не зазнайка, – но почти тут же Бритт возразила сама себе: – Хотя чаще бывает наоборот, именно те, кто не родился богатым, а таким нечаянно стал, зазнаются больше всего.

Закончилось все кратким резюме:

– Тебе повезло!

Вот в этом я была с подругой согласна на все двести процентов. Даже на двести один. Или тысячу двести один. В общем, совершенно.

К собственному изумлению, двух дней на переезд нам хватило. Просто не хотелось оставаться в той квартире, большую часть купленных Бритт вещичек раздали приятельницам и соседям, включая Магнуса и его подругу. Она оказалась очень даже ничего, познакомься мы чуть раньше, вполне могли подружиться. И теперь можно, тем более Софи жила на Далагатан, неподалеку от дома Астрид Линдрген. Это даже ближе, чем от СоФо.

Софи помогала нам укладывать вещи. Бритт широким жестом раздала или оставила в прежней квартире почти все. Она со вздохом призналась, что несколько устала от шведского минимализма и, хотя является сторонницей хай-тека, немного скучает по своей комнате в родительском доме. Я поняла, что это объявление о намерении превратить свою часть нового жилища в домик для Барби.

Так и произошло, любительница шведского дизайна на поверку оказалась блондинкой в законе. Я только вздыхала: хорошо, что Ларс не видит, у него даже в замке все исключительно просто и строго.

Но Ларсу не до изменений вкуса Бритт, у него дела посерьезней.

В Оксфорде не два семестра, как у нас, а три – осенний, зимний и весенний, и это притом, что сам учебный год короче. Но рождественские каникулы тоже есть, хотя весенний семестр начинается на неделю раньше, чем у меня.

Именно этот факт заставил Ларса улететь в Лондон через день после нашего переезда, чтобы появиться в Оксфорде до начала занятий и успеть оформить необходимые документы и согласовать темы лекций и их содержание с тем самым профессором и коллегами на факультете. Читать лекции по истории Древнего мира в Оксфорде!.. Это, конечно, шикарно для столь молодого человека, как Ларс. Если бы еще не было необходимости расставаться…

Конечно, Ларс мог оплатить и мое обучение в Оксфорде, но, во-первых, я этого категорически не могла допустить, достаточно приглашения в «Ф-12» и похода в Королевскую оперу, а у самой денег на такую учебу не хватило; во-вторых, зачисление в Оксфорд проходит в конце весны – начале лета; в-третьих, вдруг Ларсу придется читать лекции только в этом семестре, а потом окажется, что он должен вернуться в Стокгольм, что тогда делать мне?

Пришлось смириться с необходимостью видеть свою любовь раз в неделю. О том, что он будет прилетать не каждый уик-энд, я старалась не думать.

С другой стороны, если бы я все время жила под боком у Ларса, никакой учебы толком не получилось бы, все мои мысли были о нем. А сейчас не будут? Нет, я постараюсь учиться, мне же нужно догнать его в плане образования. Я буду посещать несколько курсов, чтобы как можно скорее набрать положенные для бакалавра 180 ЕСТS.

Вообще-то, 90 кредитов у меня уже были с прежних курсов. Мои кредиты по английскому и французскому не помешают, как и знание особенностей PR-компаний, но историю идей и сравнительную литературу придется начинать сначала… Ничего, я справлюсь, я тоже умная и учиться умею.

Последнюю ночь перед отъездом Ларса мы провели в квартире на Эстермальмсгатан, той самой, где когда-то была комната боли, а потом состоялся мой рождественский подарок Ларсу, и где я забыла коробочку с кольцом для помолвки под елкой.

Елки нет, коробочки тоже. Что это означает, будет ли она вообще?

Думать об этом не хочется, Ларс завтра улетает – вот доминирующая мысль.

Надо ли объяснять, во что превратилась эта ночь?

Сначала церемония раздевания. Его глаза, не отрываясь, смотрят в мои, а пальцы медленно-медленно расстегивают одну пуговичку рубашки за другой… Обнаружив, что я без бюстгальтера, Ларс чуть улыбается:

– О… запомнила.

Я глубоко вздыхаю, чтобы взять себя в руки, и берусь за его рубашку так же пуговичка за пуговичкой. Ноздри его носа дрожат от возбуждения. Ларс позволяет снять с него рубашку, но потом берется за меня. И снова «О…», потому что я заменила небольшие вставки в сосках на колечки. Тоже небольшие, но все равно заметные. Может, стоило вставить те самые щиты с мечами?

Я не могу долго размышлять о своем просчете, потому что Ларс принимается за мою грудь. И снова я, как в самый первый раз там, в замке, стою, припертая к стенке с руками в неснятых полностью рукавах, заведенными за спину, и пытаюсь не грохнуться в обморок от избытка чувств, вызванных его губами, хозяйничающими над моей грудью. Это далеко не первая наша ночь, но каждая словно впервые. Восторг!

– Ларс…

– Да, дорогая?

Все, как тогда. Но тогда он меня отпустил, испугавшись сам себя, а теперь волшебство продолжается.

За грудью следуют губы. Я не знаю, сколько времени мы целуемся, время до утра у нас еще имеется. Но тратить его на поцелуи в душе…

Освободив руки от рукавов, я берусь за молнию джинсов Ларса.

В ответ Ларс берется за мою. Горячие губы шепчут на ухо:

– Ты научилась давать понять, что хочешь меня? Молодец.

Я готова орать, что хочу, но рот снова закрыт поцелуем.