– Вполне себе банальная, – промямлил Лисицын. – Я отказываю в возбуждении дела о пропаже её сестры одна тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения.
– А почему ты отказываешь? – удивилась я. – Старушка действительно пропала?
– Пропасть-то она пропала, но не прошло ещё положенных по закону трёх суток с момента обнаружения отсутствия гражданки Мироевской Надежды Сергеевны по месту её регистрации, – раздражённо обронил Илья.
– Отправь сестру пропавшей в отделение полиции того района, где та проживала, – подсказала я.
– Так неугомонная дамочка оттуда ко мне и притопала, – сокрушённо вздохнул Хитрый Лис. – Из отделения её развернули, и бабка явилась в вышестоящую инстанцию. Теперь вот требует адвоката, хочет меня засудить. А у меня куча работы, совершенно нет времени заниматься тяжбами с ветеранами двух войн.
– Тогда просто заведи дело. Жалко тебе, что ли? – фыркнула я.
– Ага, ещё один висяк на себя брать? – взорвался следователь. – У меня и так девяносто три дела в производстве. А Мироевская эта, скорее всего, вообще не найдётся. Померла где-нибудь в переходе, а люди мимо проходят, думая, что бомжиха пьяная спит. Знаешь, сколько старушек по статистике за год пропадает неизвестно куда?
– Не знаю, – честно призналась я.
– Лучше тебе и не знать, – тяжело вздохнул собеседник. – Так что приезжай, Агата, поскорее, пока бабка себе какого-нибудь фанатичного правозащитника не спроворила.
– Отлично, сейчас буду, – проговорила я, поднимаясь с рабочего места.
И тут мой рассеянный взгляд скользнул по умоляющему лицу Маши Ветровой. Первая красавица нашей конторы держала в руках файл с наконец-то распечатанными бумагами и не сводила с меня льстивых глаз.
– Агатик, насколько я поняла, ты в управление едешь?
Голос ее был сахарно ласковым, и мне сделалось не по себе. Обычно-то Мария держится со мной холодно, даже заносчиво, а тут вдруг такая метаморфоза. К чему бы это?
– Да, к Лисицыну, – подтвердила я, сбитая с толку чересчур приветливым обращением, за которым, как я полагала, должна последовать некая просьба. Так оно и вышло.
– Прихвати документы для следователя Егорова, он в соседней комнате с Лисицыным сидит, – пропела Маша, вручая мне файл.
– Нет проблем, – покладисто откликнулась я.
И тут в наш разговор вмешалась Кира Ивановна.
– Ну уж нет! – резко сказала она, и её бас прогремел на весь офис, как трубный глас над Иерихоном. – Мария, отдай документы водителю, пусть тот отвезёт.
– Так ведь потеряет, – страдальчески сморщилась Ветрова. – А я полдня бумаги распечатывала.
– Не потеряет, – хмыкнула секретарша. – Он же водитель, лицо ответственное.
– Правильно, ответственное, – подхватил Борис, тоже недолюбливавший Банкина с момента, когда Эд Георгиевич назвал парня «сынком».
– Как вы не понимаете? – чуть не плакала Мария. – Я не могу доверить Полу важные бумаги!
– Не беспокойся, Машенька, за Банкиным Агата присмотрит, – веско сказала Кира Ивановна и выразительно посмотрела на меня.
В принципе я не возражала. Нужно присмотреть – значит присмотрю.
Получив задание, Пол, потягиваясь, вышел за мной следом на улицу и, зевая, проговорил:
– Бензинчику не отольёшь? А то я на работу опаздывал, на заправку не успел заскочить, а тут, будьте-нате, с заданием послали.
Я недоверчиво покосилась на ржавую «пятёрку» редкого в наши дни морковного цвета, которым в середине семидесятых Волжский автомобильный завод красил большую часть сходящей с конвейера продукции. Сейчас такой раритет стоил долларов сто, не больше, но я не сомневалась, что Пол с его умением втираться в доверие к людям выцыганил автомобиль у кого-нибудь бесплатно.
– Может, лучше на моей машине поедем? – предложила я, не слишком-то доверяя развалюшке Банкина.
– И то дело, – живо откликнулся водитель, устраиваясь на переднем пассажирском сиденье «Мини-Купера».
Окающий говор раньше никогда меня не раздражал, но всё, что произносил Павел Алексеевич, отчего-то невероятно злило. Хотя, может, дело вовсе не в диалекте, на котором тот делал свои заявления, а в нём самом. В той развязной наглости, с которой держался с нами, своими коллегами, в то же самое время стараясь выглядеть бедным сиротой перед Эдом Георгиевичем. Что, надо сказать, у него прекрасно получалось. При всём своём прожжённом цинизме парень был, безусловно, талантлив как актёр, и лично мне казалось расточительством, что он тратит свой дар на разводку доверчивого владельца адвокатской конторы. О чём я и сказала Банкину, стоило нам только отъехать от бюро.
– А кто тебе сказал, что я собираюсь у вас задержаться? – сидя на пассажирском сиденье, усмехнулся водитель и вскинул редкую бровь, отчего его круглое лицо обрело надменное выражение.
– Зачем же ты так рвался у нас работать? – удивилась я, медленно двигаясь в пробке по Маросейке.
– Да понимаешь, – пустился парень в рассуждения, сопровождая речь размашистыми жестами, неуместными в компактном салоне крошечного авто, – я приехал в Москву неделю назад, а меня уже дважды в полицию заметали. Физиономия моя, видите ли, полицейским не нравится. Я и подумал, что надо бы обзавестись знакомством в среде адвокатов. Вот пообвыкнусь в столице и стану артистом. Тогда, будьте-нате, только вы меня и видели.
– Артистом? – переспросила я, подумав, что ослышалась.
– Ну да, на сцене буду выступать, – небрежно подтвердил Павел Алексеевич. – Другие вон псевдонимы себе придумывают, а у меня свои собственные имя и фамилия артистические. Чего ж добру пропадать?
Отметив про себя, что рассуждения Пола довольно логичны, я, стараясь не улыбаться, уточнила:
– И что ты умеешь делать?
– Могу, например, петь, – нахально заявил мальчишка. – Вот послушай…
И, прикрыв глаза, не лишённым приятности голосом он затянул «Звезду по имени Солнце». Тронутая его детской манерой исполнения, я спросила:
– Любишь Цоя?
– Да не, – с подкупающей искренностью ответил парень. – Это у вас в Москве все его любят, а я люблю Наташу Королёву. Вот «Жёлтые тюльпаны» – это вещь!
Мой спутник тут же запел высоким девичьим голосом песню из репертуара Королёвой. А когда закончил, без перехода сообщил:
– Ещё я могу изобразить кого угодно. Хочешь, покажу Арнольда Шварценеггера?
И, не дожидаясь ответа, заговорил сиплым голосом переводчика закадрового текста из культового блокбастера «Терминатор»:
– Айлл би бэк!
– Здорово у тебя получается! – восхитилась я.
Помолчав минуту, Банкин глубокомысленно промолвил:
– Если хочешь быть в мейнстриме, надо уметь делать то, что люди хавают.
Стараясь скрыть удивление познаниями собеседника в маркетинге шоу-бизнеса, я осуждающе заметила:
– А тебе не кажется, что нехорошо обманывать чужие ожидания? Эд Георгиевич хочет из тебя адвоката сделать.