Адвокаты не попадают в рай

– Не, адвокатом быть не хочу, – затряс вихрастой головой Пол. – Я не большой охотник общаться с преступниками. У нас в деревне вообще преступников не было.

– А из какой ты деревни? – заинтересовалась я.

– Из Новой жизни под Волгоградом. Дыра дырой! – небрежно махнул рукой собеседник. – Пять домов, сельмаг, а до железнодорожной станции двадцать километров лесом. У нас там одни старики живут. Я тоже с бабой Олей жил, пока она не померла.

– А мать твоя где? – всё больше проникалась я горемычной судьбой паренька.

– Да кто ж её знает? Привезла меня, маленького, к бабке в деревню, чтобы я жизнь молодую ей не портил сразу, будьте-нате, обратно в город укатила.

– А звали её как?

– Ветка непутёвая, – явно за кем-то повторяя, ответил Пол. – Полностью имя я не знаю, баба Оля только так о ней и говорила.

– Ну ладно, бабушка называла Веткой. А в метрике у тебя что записано? – задала я наводящий вопрос, ведь Ветка могла быть и Светкой, и Лизаветкой, и Виолеткой. Да мало ли кем ещё!

– Так баба Оля меня на себя записала, чтобы, значит, я матери жизнь не ломал. Отец-то неизвестен! Так что, кроме бабы Оли, у меня за всю жизнь и не было никого. Похоронил я бабушку, запер дом и поехал в Москву. Ведь бабушка всегда говорила, что я стану артистом.

– А дом почему же не продал? Лучше ехать в Москву с деньгами.

– Да кто ж купит эту старую развалюху? – удивился Банкин. – И климат у нас неважнецкий. Сухо и жарко, как в пустыне Сахаре. Баба Оля уж на что двужильная была, и то всё время жаловалась на жару. Только Матвеич, сосед наш, жары не замечал. Он отставной военный, всю жизнь прослужил на Севере, вот и чувствовал себя хорошо. Даже мёрз иногда.

Представив нелёгкую Пашину жизнь во всей её суровой неприглядности, я поймала себя на мысли, что в самом деле жалею парня. С одной стороны, мне было понятно, что на этом и строится его расчёт, но, с другой стороны, уже ничего не могла с собой поделать.

– А где ты учился? – ласково спросила я. И вовремя остановилась, чтобы не погладить мальчишку по белобрысой голове.

– Ясно где, в школе. Она в семнадцати километрах была, в соседнем селе. Туда и ходил.

Банкин шмыгнул носом и, утерев ладонью рот, закончил:

– Баба Оля коров поднимается доить, а я в школу собираюсь.

– Скучно, наверное, со стариками было? – уже не старалась я скрыть сочувствия.

– Скажешь тоже, скучно! – внезапно развеселился Пол. – Матвеичу сын из Питера видеомагнитофон привёз, какими уже давно никто в городе не пользуется, и три здоровенные коробки кассет с фильмами. Дома, говорит, валяются, место занимают, а выкинуть рука не поднимается. Пусть, дескать, у тебя, отец, полежат. Мы и смотрели кино всей деревней. А потом я показывал разных актёров. Вот баба Оля и говорила, что артистом буду. Как бабка померла, так я в Москву и собрался. Матвеич свою машину подарил. «Бери, говорит, Павел, мою ласточку, мне она здесь без надобности». Я сел и поехал на ней в Москву.

– А документы на машину переоформил? – уточнила я.

– Что за документы? – заинтересовался шофёр.

– Самые обычные. Техпаспорт, дарственную. Или хотя бы доверенность на право управления автомобилем. Да, кстати, права-то у тебя есть?

– Про документы ничего не знаю, а вот права имеются, – похвастался Пол. – У нас в десятом классе все ребята на права сдавали. Чтобы трактором управлять. В Волгоградской области трактористов не хватает.

– Понятно… – протянула я, заруливая к зданию управления внутренних дел.

– Обратно без меня не уезжай, – требовательно сказал водитель со своим авто, но без документов и бензина, собираясь покинуть салон моей машины.

Заверив пассажира, что даже в мыслях не держу подобного вероломства, я вылезла из-за руля, пикнула сигнализацией и, указывая Банкину путь, двинулась туда, где обитают следователи.

* * *

Склочная гражданка, собирающаяся подать в суд на Хитрого Лиса, поджидала меня в коридоре. Это была полная дама далеко за шестьдесят, настолько похожая на вредную старуху из рекламного ролика масла «Злато», что в первый момент я даже растерялась. Вы, наверное, помните, как актриса с круглыми глазами и носом лепёшкой за обе щеки наворачивает оладьи? А когда невестка спрашивает ее: «Мама, вы на чём жарите?» – в сердцах кидает полотенце и раздражённо бурчит: «Умные все стали…» Так вот, именно она меня и встретила в управлении.

Одета рекламная бабка была в драповое пальто, отороченное потёртой чернобуркой, а на голове у нее сидела столь же заслуженная шапка из того же меха. Головной убор закрывал часть её лица, и из-под клочковатого меха на меня был устремлён лишь нос с растущими под ним редкими усами. Прямо поверх усов бордовой помадой были нарисованы фигурные губы, делающие немолодую женщину кокетливой до безобразия. Неведомым образом дама догадалась, что я как раз та, кто ей нужен, и кинулась мне на встречу.

– Простите, вы адвокат Агата Рудь? – издалека закричала бабулька, смущая пугливых посетителей управления, жавшихся на стульчиках, расставленных вдоль коридорных стен. – Такой я вас и представляла, – продолжала потенциальная клиентка. И, скривив бордовые губы в недовольной гримасе, вдруг выпалила: – Можете идти туда, откуда пришли! Мне такой адвокат задаром не нужен.

– Прежде всего, здравствуйте, – улыбнулась я, приближаясь к рекламной старухе. – Как я могу к вам обращаться?

– Никак не можете, – отрезала та. И энергично принялась меня отчитывать: – Вы что же, думаете, если я пожилой человек, то мне можно подсовывать, кого похуже? На тебе, боже, что другим не гоже? Ну, нет уж, голубушка! Мне нужен адвокат солидный, чтобы камня на камне от буквоеда Лисицына не оставил. Заладил своё: мол, трое суток моя сестра должна отсутствовать… Какие трое суток, если ей скоро девяносто исполнится? А он говорит – могла уйти в загул или уехать к друзьям в другой город. Какой другой город, когда у неё больное сердце? Судить его, бюрократа, надо! И солидный адвокат мне в этом поможет. Думаете, не найду такого?

Слушая брань старухи, я краем глаза наблюдала, как из кабинета следователя Егорова вышел покончивший с делами Пол Банкин и замер у дверного косяка, с интересом прислушиваясь к перепалке. И вдруг парень преобразился: расправил плечи, выгнул грудь колесом, сунул в зубы спичку, неизвестно откуда появившуюся, и уверенной походкой завсегдатая управления двинулся прямиком к нам. Приблизившись к старухе почти вплотную, Пол почтительно кашлянул, ловко переместил спичку из одного уголка губ в другой и, преданно глядя мне в лицо, затянул:

– Агата Львовн-а-а! Какая встреча! Как я рад вас видеть! А меня снова замели по беспределу и дело шьют. Говорят, похожий на меня пацан магазин в четверг ограбил. А я и знать ничего не знаю! Может, возмётесь меня защищать? Как в прошлый раз отмажете от тюряги, а?

Психология человека, долгие годы проживавшего при советском строе, такова: если кто-то что-то хочет увести у него из-под носа, значит, эта вещь стоящая, и надо, не раздумывая, её хватать. Шельмец Банкин мгновенно просчитал этот вариант, и он безотказно сработал – моя собеседница встрепенулась, кинув на меня заинтересованный взгляд.

– Конечно, Павел, я вам помогу, – сдержанно улыбнулась я, с теплотой глядя на Пашу.

– Агата Львовна, а как же я? – заволновалась старуха. – Я обратилась к вам раньше молодого человека!

– Действительно, Павел, вы уж меня простите, – довольно натурально смутилась я. – Женщина подошла ко мне первая, и сначала я выслушаю её.

– О блин! Агата Львовна, наберите мой мобильный, как только освободитесь, – взмолился Банкин, чуть не плача. – И помните – я следующий на очереди!

– Меня зовут Любовь Сергеевна, а фамилия Кашевая, – представилась клиентка, победоносно поглядывая на Банкина и увлекая меня в конец коридора. – Пойдёмте к окну, я расскажу, в чём суть моей претензии.

Через пятнадцать минут я знала, что гражданка Кашевая обиделась на следователя Лисицына не просто так. Дело в том, что сестра рекламной старухи, пожилая дама ещё более почтенного возраста, вчера вечером исчезла в неизвестном направлении из собственной квартиры в Армянском переулке.

– Надежде восемьдесят восемь лет, – горячо говорила Любовь Сергеевна, теребя пуговицу на пальто, – и помимо больного сердца она совершенно слепая. У нее отслоение сетчатки, и сестра не видит ничего дальше своего носа. Самостоятельно сестра не выходила из дома больше года, по всем врачам водила ее я. Но проблема, знаете ли, в том, что Надя очень доверчива. Все встречные-поперечные у неё «ребята» и «пареньки». Один раз привела домой двух «пареньков» с вокзала. Мужчины оказались с Северного Кавказа и очень обрадовались новому знакомству. Один из них, Джабраил, даже жениться хотел на Надежде. Мы с участковым еле их выпроводили. А недавно телевизионный мастер её обокрал – забрал все деньги из кошелька. Надя не видела, что показывают на экране, и считала, что это из-за плохой антенны, вот и вызывала разных жуликов, пока её не обчистили. Я убеждала Надежду заявить на вора, но сестра из-за слепоты не могла даже сказать, сколько у неё было в кошельке денег.

– И большие у Надежды Сергеевны бывали суммы? – осведомилась я.

– Вполне приличные, – закивала моя собеседница. – Надя ветеран, получает хорошую пенсию, а тратит совсем немного, бо?льшая часть денег остаётся.

– Вы осматривали квартиру сестры после её исчезновения? Может быть, что-то пропало?

– Да вроде бы нет, – неуверенно протянула клиентка, вопросительно глядя на меня. – Так мы засудим этого буквоеда?

– Знаете что, Любовь Сергеевна, давайте попробуем разобраться в вашем вопросе без помощи полиции, – решительно сказала я, предвкушая увлекательную головоломку. – Мне кажется, мы с вами сможем сделать для Надежды Сергеевны гораздо больше, чем загруженный выше головы следователь Лисицын.

– А что, может быть, вы и правы! – на лице старушки расцвела малиновая улыбка. – Давайте вместе съездим на квартиру к Наде, посмотрим, как там и что, не пропало ли чего.

– Вот и отлично, – обрадовалась я, подхватывая женщину под драповый локоть и увлекая в сторону лестницы.

Нам наперерез ринулся было сидевший до того на стульчике и терпеливо дожидавшийся меня Павел Алексеевич, но мы с мадам Кашевой прошли мимо, не заметив его порыва. А когда я, усевшись в машину, пристёгивала ремень безопасности, пришла эсэмэска. «Вот и делай людям добро», – набрал мне водитель нашей конторы, вынужденный из-за своей артистичности добираться до офиса на троллейбусе.

* * *