Ева. Книга 2

– Спасибо, но нет. Мне пора.

– Я пройдусь с вами немного.

Голд помедлил, но отказался.

– Нет. Останься с ней.

Лукас хотел было спорить, но вдруг передумал. Подошел к Голду, крепко пожал ему руку, а потом обнял старика. Голд смущенно хмыкнул, но ответил на объятие, и на мгновение они оба стали такими нереальными и далекими, что от боли снова закололо в боку, а потом все закончилось, и Роберт, приподняв шляпу, кивнул нам «до свидания» и ушел, не оглядываясь.

Той же ночью, лежа в постели в надежном кольце рук мужа, я спросила:

– Почему ты попросил его провести меня? Как узнал, что я буду расстроена?

Лукас ответил не сразу. Пальцем нарисовал на моем плече сердечко, перечеркнул, снова обвел по контуру.

– Я заподозрил уже давно, что этот затеянный им праздник неспроста. А сегодня окончательно убедился. Я попросил его передать тебя мне из рук в руки, потому что да, знал, как сильно ты будешь расстроена. Но не только поэтому. Я тоже хотел попрощаться.

Горячая капля обожгла мне кожу. Локи провел ладонью, стирая ее и разбитое сердце. И до утра мы молчали.

На следующее утро Голда уже не было, как и фотоальбома, фарфорового сервиза и фигурки Эмили. Я до сих пор благодарна ему, что он просто ушел. Не видя старого друга мертвым, я могу придумывать себе, что он до сих пор рядом, живет, дышит и хранит меня от множества бед. Когда чувство тоски становится нестерпимым, я верю, что он просто вышел в другую комнату, уехал в соседний город, ждет где-то рядом за углом – и когда-нибудь, не сегодня, но обязательно – мы встретимся снова.

***

С трудом я вернулась в реальность. Вечера уже были холодными и, застыв на крыльце в янтаре воспоминания, я порядком продрогла. Настроения веселиться не было. Я почувствовала укор совести. Через дорогу в баре горит теплый свет и видны силуэты близких мне людей. Все ждут только меня – а я… Я заставляю себя ждать. Стряхнув оцепенение, я перебежала дорогу и, надев перед входом праздничное лицо, уверенно шагнула внутрь.

– Ну наконец-то!

– Мы уж думали всем баром идти за тобой!

– Это не женщина, это продавец!

– Лукас, как ты ее терпишь?

Я шутливо отвечала всем, терпеливо отбиваясь от дружеских подначек. Все давно привыкли, что на семейные торжества я прихожу последней и по-настоящему не обижались. Но я все равно испытывала вину. За то, что даже с ними чувствовала себя одинокой. За то, что одной мне было лучше.

Вечер катился по накатанной, именинница получила все поздравления и развернула подарки, все выпили еще по одной, как-то незаметно группы разбились по интересам. Ронни и мама сидели голова к голове и о чем-то шушукались. Папа громко рассказывал группе детишек опасные истории из своей лихой молодости. Резко накрыло желание забрать своих и оказаться сейчас дома, только втроем. Поиграть в карты, сесть смотреть фильм, чтобы Мариза уснула, положив голову мне на колени, и мы бы с Локи переговаривались шепотом, а потом перенесли ее в детскую, подоткнули одеяло и, поцеловав, на цыпочках вышли из комнаты. Мы бы перешли на кухню, не зажигая верхний свет, я бы достала запеканку, оставшуюся с обеда, мы бы доедали ее холодной, прямо из формы, запивая вином, и еще много часов сидели бы вдвоем, разговаривая обо всем, мечтая и строя планы.

– Так когда вы планируете второго? – второй раз за вечер я вздрогнула, выдернутая из своих мыслей бесцеремонным вопросом Ронни.

Ничего остроумного в голову не приходило, и я просто смотрела на нее, растерянная. Пауза длилась и длилась, и то, что должно было стать всего лишь очередной не очень удачной шуткой, в наступившей тишине раздувалось до тяжелого бестактного кома, засасывавшего всех.

– В апреле две тысячи десятого. – голос Лукаса вывел всех из стопора.

– Что? – Ронни недоумевающе посмотрела на сына.

– Говорю, что у нас все запланировано. Мы с Евой решили, что Маризе к тому времени будет четырнадцать, она станет взрослой, вредной и непослушной, и вот тогда-то мы р-раз – и заведем себе новенького ребеночка! Так что приставать к нам с вопросами о свеженьких внуках разрешаю не раньше августа девятого, а лучше сентября, чтоб наверняка.

Он шутил.

Все, включая меня, облегченно рассмеялись и напряжение спало.

Лукас как-то быстро и легко устроил так, что мы засобирались домой пораньше, и никто не принял на свой счет и не обиделся, а наоборот, все вышли нас проводить и дружно махали рукой, а потом смеясь, скрылись в баре. И вот мы нашей маленькой семьей шагаем к дому: Лукас, Мариза, я – все так, как я и представляла себе полчаса назад.

– Спасибо, что выручил меня.

Время было за полночь, Мариза давно спала, а мы и правда засиделись. Долго болтали ни о чем: как все прошло на празднике, ребенку нужна новая обувь к зиме, не забыть завтра купить оливкового масла, куда поедем на рождественские каникулы, ты заметила, как сдал старый Велш в последнее время, Элли, по слухам, беременна третьим.

Локи сразу понял, о чем я. Кивнул, словно давно ждал, пока я скажу.

– Не стоит. Мама временами бывает удивительно нечуткой.

– Ну, она-таки именинница сегодня. Имеет право. – я попыталась смягчить его слова, но он не дал.

– Нет. Не имеет. Ни она, ни твоя мама, никто другой. Только я могу тебя о таком спрашивать.

– А ты хочешь? – я ответила шутя, но он вдруг посерьезнел.

– Да. Хочу.

Мое сердце на мгновение замерло. Пересохшими губами я негромко проговорила:

– Так спроси.

В неярком свете его голубые глаза были черными и бездонными. Заглядывая куда-то глубже, чем положено заглядывать посторонним, он произнес вслух то, в чем я еще не признавалась даже себе:

– Ева, почему ты несчастна?

Я закрыла глаза, но слезы все равно потекли.

– Как ты узнал?

Он грустно усмехнулся.

– Ты все время забываешь. Я знаю, куда смотреть.

Я ладонями провела по лицу, пытаясь восстановить равновесие.

– Лукас. Локи. Любимый. Я не знаю, что со мной. Что-то происходит внутри меня, а я не могу понять, что. У нас все идеально, и я умом понимаю это, понимаю, что у меня есть все, о чем только можно мечтать: любимый муж, ребенок, работа, дом, родители, друзья… Я всегда в заботах, некогда размышлять о том, чего мне не хватает, но иногда, вот как сегодня, мне хочется плакать от тоски, как будто я что-то пропустила, что-то важное, и оно ускользает от меня, а я не могу понять, что, но мне все равно больно.

На одном дыхании выпалив эту тираду, добавила:

– Прости меня. Я не хотела тебя расстраивать. Пыталась справиться самостоятельно. Надеялась, что если не буду обращать внимания, то все закончится так же, как и началось…

– …Два года назад.

– Ты и это заметил, да?

– Что ты до сих пор тоскуешь по Голду? Да.