Мой властный миллиардер

Отдать Настю? Здесь что, рабовладельческий рынок? Невольничьи торги? Да он с ума сошёл.

– Знаете, – говорю очень вежливо и даже улыбаюсь доброжелательно, – затолкайте своё согласие сами знаете куда. Я своими девушками не торгую. А за своих близких – любому порву горло. Это так, к сведенью. В копилку тех знаний обо мне, которые вы тщательно и любовно собирали. Потому что в вашей картине Владимира Орловского явно не хватает некоторых деталей. При всём моём рвачестве и однозадачности я не предаю друзей, не продаю своих девчонок и очень ценю свою честь, совесть и семью. И никакие деньги, сделки, мировое господство это не изменят и не заменят.

– Это ваше последнее слово? – склоняет он голову. Глаза у него светятся жёлтым в мигающем свете этой элитной забегаловки.

– Не совсем, – теперь моя очередь мефистофельничать. – Есть один маленький штришок, который поставит точку.

Я поднимаюсь со стула и показываю ему средний палец. На, тебе. Истинный креатив. Чтобы у тебя больше не было желания рассказывать о скучном Владимире Орловском. Уж если я в носках с коноплёй, в джинсах, кроссовках, футболке с принтом и пиджачке, который бы сроду не надел, надо соответствовать.

Я оставляю Синяховского за столом. Застыл он там, окоченел от моего хамства – мне индифферентно. Я иду вызволять Настюху из цепких лап креативного сыночка. Хрен вам на блюде, а не моя чокнутая собачница!

Глава 10

Ели, пили, веселились…

Хорошо, когда собака – друг.

Плохо, когда друг – собака.

Народное творчество.

Афоризм из блокнота Насти Метёлкиной

Настя

Я понимала: господина миллионера сюда не отдыхать пригласили и не кофею откушать. Догадывалась: им нужно поговорить. Поэтому легко восприняла толстый намёк от парня Стаса, предложившего предаться разврату – то есть танцам.

Деловые разговоры меня не интересовали. Сидеть и слушать с умным видом, как они зарабатывают свои миллионы, я не собиралась, а если уж попала в почти закрытое элитное общество, почему бы и не повеселиться? Вряд ли ещё когда-нибудь выпадет мне шанс побывать в подобном месте.

Танцевать я любила. Отличный способ сбросить избыток энергии. А у меня бурлил адреналинчик в крови. Вся эта история с Цири меня чуть не убила. Хорошо, что я не позвонила Ра. Не хотелось её расстраивать. Тётка у меня мировая, однако у неё не только Артур раздолбай, но и я не фонтан, как оказалось.

– Признаться, я рад, что ты пришла.

Он улыбается мне, этот Стас. Улыбка у него хорошая, приятная. Но слова звучат так, словно это не Орловский меня в ресторан пригласил, а этот фрукт.

– Рад до визга, как щенок? – невинно хлопаю ресницами. Стас хохочет искренне. Не обидчивый.

– Можно сказать, и так. Я танцую с красивой девушкой, а не слушаю скучные разговоры о бизнесе.

– Тебе должно быть стыдно за подобные мысли, – поддеваю его. – Тебя учат, натаскивают, а ты – неблагодарная… личность.

– Скотина, ты хотела сказать? – в его глазах плещется веселье.

Он умный и догадливый. Необидчивый и… в общем, довольно приятный. Высокий, плечистый, ноги у него длинные, танцует хорошо. Но я сюда пришла с другим мужчиной. Пусть это сделка, но я девочка честная, поэтому не собираюсь подводить Вовчика.

– Что хотела, то и сказала! – ответила ему, и всё, совершила «побег». В самый эпицентр взрыва отправилась. Туда, где музыка звучит погромче, где мигают разноцветные огни и дышит танцами толпа.

Стас от меня не отставал. И на медленный танец пригласил. И даже не прижимал к себе крепко – очень культурно себя вёл. Переговоры, на мой взгляд, затянулись, и я на Вована поглядывала с тревогой.

– Не бойся. Отец склонен сказать Орловскому «да».

– Отец?.. – выхватила я ключевое слово.

У Стаса в глазах – всё та же весёлая ирония.

– Да. Ему твои носки понравились.

– Мои носки? – я с ужасом посмотрела на свои ноги. Машинально. Потом до меня дошёл смысл сказанного. Мама дорогая, я ничего не понимаю в бизнесе. Что это за сделка такая, где всё решают идиотские носки с коноплёй? Надо будет Артуру подсказать, как жить. А то он никак не определится в своих метаниях.

– Но ты ведь не его девушка, правда? У такого, как Орловский, таких, как ты, не бывает.

А вот это обидно!

– У него таких, как я, не было, – бью оппонента взглядом, – а теперь есть, и он счастлив, ясно?

По глазам вижу: Стасик не верит, сомневается. Ещё один зашоренный идиот. Он моложе Вальдемара и, наверное, смазливее. Возможно, не такой занудливо-скучный. Но это пока. Его время ещё не пришло. А пройдёт десяток лет, вряд ли он будет выплясывать с чернью посреди танцпола. Зубы отрастит, купит машину-гроб, обзаведётся десятком красавиц, похожих друг на друга, как близнецы: с длинными ногами, искусственными буферами и крохотным мозгом.

Пока Стасик думал, что бы мне ответить и как бы не обидеть одновременно, ситуация резко изменилась. Во-первых, медляк закончился, и я отскочила от него на три метра. По моим венам прошёл ток быстрой музыки. Во-вторых, в стане переговорщиков что-то изменилось. Вовик вскочил. И как-то зло у него получилось. Отсюда не видно, но, кажется, всё пошло не по сценарию. Или наоборот. Но я не ясновидящая, пока не расскажет, не узнаю. Хотя я не в том статусе, чтобы он мне жаловался.

Вальдемар пёр как танк. Но его тормознула толпа. Здесь слишком много людей. И молодёжи много. Вовка всё равно среди них выделялся. Слишком «новый» и чистый. Но мне, чёрт побери, нравилось, как он выглядит. В нём какая-то харизма. А может, это потому, что он постарше, хотя здесь хватало разновозрастных «мальчиков» и «девочек». Взять хоть того же Григория Павловича – вполне чувак себя чувствует комфортно.

В общем, мы потерялись. Но я была уверена: он по мою душу, а поэтому обязательно найдёт.

Он врезался в меня, как нос корабля – в волну. Твёрдый, злой, целеустремлённый. Мне жаль тех, кто встаёт на его пути.

– Пошли отсюда! – схватил он меня за руку, но тут музыка сменилась, и меня словно черти подтолкнули в спину.

– Ты пришёл сюда со мной, и даже не потанцуешь?

Глаза у Вовы опасно сверкнули. Мгновение – и он расслабился. Почему-то изменил своё твёрдое намерение вытащить меня отсюда за волосы, если я буду сопротивляться.

– Потанцуй со мной, Настя. Окажи мне честь, – протягивает он раскрытую ладонь, и я неожиданно чувствую себя Золушкой на чужом балу, к которой подошёл сам принц.

Вдох. Шаг вперёд. Мои пальцы внезапно переплетаются с его. Вторая рука ложится Орловскому на плечо. Он находит мою талию. Я чувствую дыхание мужчины где-то возле виска. И мы начинаем двигаться.

Вау. Это просто вау-у-у-у – и выть на долгой ноте, глядя на Луну. Бедный Стасик не угадывался ни разу, бледнел на фоне этого напора тестостерона.

Наши тела сближаются. Он прижимает меня крепче, ладонь почти смещается с талии на более выпуклую часть моего тела. Я уже ловлю вздох его твёрдых губ. Пялюсь на охрененную ямочку на подбородке. Мне так хорошо, что хочется забыться в этих руках. Забыть на миг, кто я и где. Кто он и зачем позвал меня сюда.

И тут – бздынь! – всё рушится. Разбивается на мелкие осколки. Меня кто-то дёргает за плечо. Больно и зло.

– А ну убери руки от неё, козёл! – яростно и непримиримо.

Закрываю глаза и мысленно тяну плохое слово. Артурчик. Давно не виделись. И почему я не удивлена, что он здесь и обломал мне самый лучший танец в моей жизни?..

Владимир

Танцы я ненавидел – закоренелая детская травма: мать пыталась меня социализировать, но дохляк в очках, у которого две левые ноги, вечно цепляющиеся друг за друга, умирал от позора и стыда.