Никогда не предавай мечту

– Да! И танцевать! – горячо хватается за опасную мысль сестра. – Всё, что угодно! На руках ходить. Пить кофе в кофейне напротив. Целовать девушку и бродить по лужам в дождь, без зонта. Помнишь, как раньше?..

– Как раньше уже никогда не будет, – во рту становится горько. Привкус степной полыни и сухого ветра.

– Ну и по фиг, – Лиза зло сверкает глазами. – Будет ещё лучше. Только в это надо верить и меняться. Не оглядываться. Не вернётся уже ничего, ясно? И нога не отрастёт. И ты либо живёшь с этим, либо катишься вниз.

До него пока не доходили её правильные слова. Не трогали. Проходили мимо, как товарный поезд, у которого нет остановки, а есть какая-то далёкая станция прибытия. Но в груди засел жуткий дискомфорт. Ворочался и цеплял внутренности. Корёжил орган, который называют сердцем. Альда. Чёртова ведьма. С глазами-пропастями и козырем из рукава. Сине-красной змеёй, что ужалила его и смотрела, как он корчится в муках, пытаясь переварить смертельный яд.

– Ладно, – Макс хлопает себя по коленям. – Я тебя услышал. Мне надо подумать, с чего начинать.

– С улыбки, – у его несносной сестры всегда есть ответ. – Начни с улыбки, Макс.

Глава 3

Альда

Он двигался как бог девяносто восьмого левела. Пластично, размеренно, с затаённой страстью. Под загорелой кожей бугрились мышцы, ягодицы сжимались ритмично. Аххх… оххх…Да-а-а-а…

Но это не секс, нет. Всего лишь танец. Хотя и в сексе он также хорош. Как перепетуум мобиле. Как отбойный молоток. Вдалбливался, проникал, вжимался. Дышал, группировался, красовался. Делал технически великолепные позы – недоступные простым смертным ухажёрам с неразвитой мускулатурой.

Он двигался как бог девяносто восьмого левела – не дотягивал совсем немного до сотого. Был хорош во всём и, наверное, для многих. Эс ничего не чувствовала с ним ни в танце, ни в сексе. Но если в первом случае она была жестока и придирчива, не умела притворяться и лгать, то во втором – знала – он не виноват.

Это она неправильная. С изъяном. Фригидная. И, как бы он ни старался, она могла только артистично стонать и сжимать стенки влагалища, имитируя оргазм.

Эс ненавидела ложь. Умирала внутри, когда приходилось говорить хоть слово неправды, но в сексе ей приходилось скрывать маленькую тайну большой ущербности. Кажется, успешно.

Ник ничего не замечал. Впрочем, его мало интересовали чьи-либо эмоции или страдания, душевные метания или тревога. Он в окружающем мире и в людях любил только себя. Единственного и неповторимого. Великолепного и сияющего.

При этом он не хвастался и не бахвалился. Скромный. Вежливый. Бесконечно внимательный. Но Альда научилась со временем читать его. Узнавать по почти неуловимым приметам, когда он притворялся. Делал вид. Играл мышцами лица, изображая то участие, то сожаление, то скорбь. Иногда – улыбку. Ничего нового – всего лишь правильная группировка мышц. Жаль только, глаза не умели притворяться так же искусно.

– Никки, дорогой, перерыв на пять минут! – холодная рыбина с глазами стервы Стелла Перовская только с ним разговаривала ласково, отчего казалась карикатурой – безобразной тварью, фальшивящей каждым звуком.

– Эсми, подождёшь меня? – он вытирает белоснежным полотенцем лицо и тёмные волосы.

– Да, конечно.

Зачем она продолжала ходить сюда – одному богу известно. На неё не смотрели. Отводили взгляд. Часто конфузились. Те, кто помягче. А так она давно чувствовала себя пустым местом. Коля нуждался в ней. Наверное. Иначе бы он понял, как эгоистично и жестоко заставлять приходить на репетиции и смотреть, как танцуют другие.

Колю любили родители и сжимали ей горло, прямо-таки навязывая «хорошую партию». И это была не партия в шахматы. Это была игра в жизнь, в которой она не чувствовала себя живой.

Она могла порвать отношения. Послать Колю подальше. Но не стала. В ней поселилась мечта, и Эс давала ей возможность вырасти, созреть, родиться.

Чтобы выносить ребёнка нужно много сил и терпения. Чтобы родилась мечту, нужно просто не отказываться от неё.

– Ты видела, Стелла звереет? В последнее время она хочет выжать из меня максимум. Скажу по секрету: она замолвила обо мне словечко перед Гайшинским, а это перспективы, ты же понимаешь. Конечно, это закономерность, но я и не надеялся, что это случится так быстро.

Он надеялся. Но продолжал лукавить даже перед ней. Да и Стелла перед ним разве что на пузике не ползала по сравнению с тем, как она себя вела обычно, с другими учениками.

– Я хотел посоветоваться с тобой, Эсми.

А вот это главное, зачем он захотел видеть её именно сегодня.

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать, – она не лукавила.

Когда человека знаешь так долго, он практически становится родным. Ну, если не считать, что они года четыре активно трахаются. Не живут вместе, нет. Кочуют туда-сюда, хотя Коля и настаивал. Ему было бы удобнее. Но Эс осталась непреклонной: жить под одной крышей с ним не хотела она. Нуждалась в свободе и личном пространстве, чтобы не потеряться, остаться собой, а не чьей-то матрицей – формой под кого-то. Вмятиной на гладкой глянцевой поверхности.

Он останавливается, берёт её за руки, и Эс внутренне сжимается. Если сейчас он попросит стать его женой, ей придётся отказать ему. Коля смотрит ей в глаза. Очень серьёзно и взволнованно.

– Эсми, дорогая, – ему, наверное, будет больно, очень больно. А ещё может накрыть депрессией и прийти творческий кризис. Ему и так пришлось нелегко, когда с ней случилась беда. – Ты же понимаешь: жизнь не стоит на месте. Если бы я мог, я нашёл бы рычаг и отмотал время назад. Предотвратил бы. Уберёг бы.

Тут самое важное слово – частица «бы», которая означает условие, которое помешало. Она переводит дух. Это не предложение руки и сердца. И её настолько легко, что остальное проходит мимо – заглушается шумом в ушах.

– Эсми, – сжимает он её ладони. И в глаза заглядывает с тревогой. Закусывает губу, и лишь она знает – это знак сильнейшего волнения, когда Коля почти не может владеть собой. А такое случается редко. Что она пропустила? – Ты слышала меня?

Эс кивает, затем отрицательно качает головой и улыбается. Наверное, улыбка сбивает его с толку.

– Я повторю: Стелла нашла мне новую партнёршу.

Эс моргает. Снова кивает. А затем ответно стискивает его пальцы.

– Да, конечно. Не переживай так сильно. Это закономерно. Так должно было случиться рано или поздно. И если ты думаешь, что я буду против…

– Я не отказался бы от этого предложения, даже если бы ты была против, – крутит он смущённо головой, но позволяет себе быть честным. Жестоко честным и в этот раз.

Что таится в его неподвижных зрачках? Он ждёт её реакции? Надеется, что она заплачет или устроит истерику? Нет же, нет. Это не в её характере. И он это знает. Малоэмоциональная. Сдержанная. Холодная. Снежная Королева – так иногда зовёт её Коля.

– Пойми меня правильно, Эсми. Этот шанс… я не должен упустить его. Ради будущего. Ради нас.

О, вот это лишнее. Чем дальше, тем «нас» становится меньше. Эс это видит. А Коля играет в благородство? Вряд ли он действительно искренне верит в то, о чём сейчас пытается вещать. Пафосно. Наигранно. Слегка жертвенно – так ему, вероятно, кажется. Он любит местами побыть жертвой. Особенно, если потом можно выгодно обыграть роль святого мученика.

– Коля, – Эс легко касается его щеки и поправляет ему растрепавшиеся на ветру волосы. – Я всё понимаю правильно. Делай так, как считаешь нужным. Тем более, что я тоже должна тебе признаться.

Она смотрит куда-то мимо человека, с которым её свела судьба на несколько долгих, местами счастливых лет. Что осталось от них? Кучка смазанных воспоминаний, больше напоминавших скромное пепелище. Размером с костерок, который когда-то светил, но плохо грел.

– У меня скоро тоже будет новый партнёр, – произносит чётко, словно рисуя в воздухе замысловатые вензеля. Снова гладит его по щеке, почти жалея. Нет, она никогда не чувствовала его. И он – всё же стажёр девяносто восьмого левела. До бога ему не дотянуться. Потому что бог в танце вовсе не он. И жаль, если Коля этого не понимает.

Глава 4

Макс

Она не пришла ни через два, ни через три дня. Не то, чтобы Макс ждал эту сумасшедшую, но всё же нет-нет да вспоминал. Невольно. Даже не её саму, а слова, что сказала. Бред, конечно, и он это понимал, но живший в нём темпераментный неистовый Макс из прошлого поднимал упрямо голову. А ему казалось, что он умер – тот самый парень, способный на безумства и нечеловеческий по своему накалу драйв.

Макс Гордеев был из тех, о ком говорят: родился с золотой ложкой во рту. Папа, мама, сестра – крепкая семья, где водились деньги и чувства. Замес любви, понимания, искренности. Такое нечасто встретишь в их среде.

Он их обожал – своих родных. Он всё делал со страстью, не признавая полутонов и полумер. Половинчатость – не для него. Незачем жить или любить, если не умеешь полностью отдаваться. Без остатка, без запаса. Без заначки на потом. Только так можно почувствовать вкус и увидеть яркость красок. Ощутить, осязать не только кожей, но и чем-то намного глубже, куда не каждому достучаться. Но если кого Макс и пускал в своё сердце, то надолго, если не навсегда.

Он выкатил гантели из-под дивана. Сдул пыль. Смотрел на них с сомнением, как на чужие предметы в собственном интерьере. А затем на автомате сделал серию упражнений. Тело помнило. Тело не хотело забывать.

Она появилась на его пороге, когда он лежал на коврике мокрый и красный. Майка на груди потемнела от пота. Снова вошла без стука. А может, стучала, а он не услышал: чтобы отгородиться от всего, воткнул в уши наушники и забивал мозг роком.