Нет, это был вечер.
Помню, пошла гулять с дочкой в парк. Было не очень холодно, всё было в снегу и недавно заледенело от замёрзшего дождя. Вокруг стояли снежные леденцы-снеговики и ходили маленькие малыши, постоянно падающие на этом «катке».
Мы шли по стемневшему парку, горели фонари. Дорожки с плиткой были очерчены белыми снежными прожилками.
За день до этого прочитала сообщение про Первомайск, про голодающих детей, про нечеловеческие условия этого города, который уже полгода решетили из тяжёлой артиллерии.
Перепостила и всё ждала, что кто-то отзовётся, и передам контакты.
Но никто не отозвался.
В парке стояла глухая тишина, дочка бегала вокруг. А я думала, что в Первомайске дети не могут так. Потому что они сидят в бомбоубежище и боятся выйти на улицу.
Такие же девчонки и мальчишки, как моя дочь.
Рядом снежная крепость и цветные фонари, подсвечивающие её. Дочка подбежала к одному из них и стала закрывать рукой свет.
– Мама, посмотри: у меня зелёное лицо!
Зелёное лицо светилось от счастья, парк был словно ночная снежная Нарния, как будто мы туда попали через платяной шкаф в большом старом доме.
Но ведь можно попробовать всё сделать самой?
– Серёж, тут подумала, как считаешь, можно ведь собрать самим еду и вещи и как-то передать?
– Давай.
Саша Гурзуфский и Лёша
Помню, почти все говорили, что это невозможно: как ты проедешь? Да зачем тебе туда соваться? Без тебя возят постоянно гуманитарку, полно фондов. На чём поедешь? Как повезёшь? Там никто просто так не передвигается! Как попасть? Что повезёшь? Как соберёшь? Граница! Могут убить! Там война! Ты сошла с ума?
Мне написали все, и я нагло врала, что всё решено, что мне всё сделают, и обо всём договорилась, и всё схвачено.
Не было схвачено.
В планах было собрать помощь и передать кому-то, кто довезёт и передаст в Луганск. Я начала судорожно обзванивать знакомых журналистов, но все только отфутболивали меня. Как вдруг написал Саша. Ещё один Саша в моей жизни.
Этот Саша оказался родом из Гурзуфа, того самого, где я потрошила деревья с алычой. Он учился в одной школе с моей близкой подругой и прочитал меня в «Живом Журнале»:
– Дунь, давай арендуем газель и отвезём всё, что соберёшь? Машину оплачу.
К этому моменту у меня было отложено три пакета вещей от дочки, лекарства и планировалась покупка гречки и тушёнки на гонорары от последних статей.
И всё. Газель? Ну что ж, может кто-то что-то ещё принесёт. «Ребят, в общем, еду сама, кто хочет поучаствовать, пишите в личку. Еду на этих выходных».
Через несколько часов посыпались личные сообщения.
В тот же вечер дом завалили едой и вещами. Люди стали приносить деньги. За несколько дней мы собрали около 100 000 рублей. Откуда ни возьмись, возник Лёша, который предложил помощь в сборе и покупке еды, выделив на это немалую сумму. Он оказался знакомым знакомых.
Квартира превратилась в огромный склад, где можно было передвигаться только по протоптанным дорожкам. Везде кучи еды, спички, носки, памперсы, детские смеси. Горки из макарон и гречки. Мама стоически принимала с утра до ночи неизвестных ей людей. Дочка устраивала между коробками домики и стелила сверху пледы.
Разгружаем машину
Таможня
Уже через день мы с гурзуфским Сашей стояли на границе ЛНР и России. Друг друга вообще не знали, но казалось, что всё так и должно быть. Мы не понимали, что едем в зону боевых действий, что нас могут убить в любой момент. Что это опасно.
Я обещала мужу и маме, что мы довезём всё до границы, а там передадим Жене – автору поста о Первомайске. Потом решили: Луганск недалеко от границы, сейчас там тихо, и надо бы переночевать. Маме по телефону повторялась мантра «до границы», но она всё поняла сразу и не спала два дня.
И вот мы ночью на таможне. На руках никаких бумаг, нас не хотят пропускать, посылают за оформлением в МЧС. А МЧС все грузы принимает следующим образом: «Давайте на склад, отвезём сами».
Я побежала за начальником смены, подтащила его к «газели», и начала доставать детские смеси и, захлебываясь в слезах, бормотать про Первомайск, бомбоубежища, детей, и что там голод, и в город не попадает ничего.
Таможенник резко повернулся:
– Езжайте обратно.
Рядом стоял маленький бусик, который тоже был гружён чем-то – то ли учебниками, то ли просто канцтоварами. Водитель говорил, что это для новосветловской школы гуманитарная помощь от какого-то фонда и что бумаги они забыли. Его развернули, и бус через уже пять минут скрылся в обратном направлении. После буса развернули ещё несколько машин, но мы всё стояли.
Я отказывалась верить, что события последних трёх дней вдруг закончатся прямо здесь, у границы. Бегала за всеми подряд. Погранцы начали жутко ругаться и перекидывать меня друг на друга. Я заходила обратно в машину погреться, набиралась сил и шла снова. На улице было зябко.
Вдруг возник худосочный, в очках молодой человек в форме. Он быстро прошёл мимо и молча сделал знак рукой. Я побежала за ним. Мы зашли за какие-то дома. Рядом с туалетами, закурив, сразу начал отчитывать:
– Мы не можем! Тут прослушка, ОБСЕ, как, как мы тебя пропустим?
Мы проехали около 18 часов, не спали, до этого я несколько дней дома принимала все эти вещи и еду, и вдруг – стена. Слёзы начали катиться сами по себе, и худосочного парализовало. Я не могла ничего от досады сказать. Представила, как поеду обратно с этим скарбом. А что написать? Что сказать людям, которые всё это передали? Куда это деть? Дул жуткий ветер, и слёзы начали течь поперёк лица. Мы оба смотрели в пол, я прошептала:
– Вы думаете, я хочу это продать?
Пауза. Он бросил сигарету и пошёл быстрым шагом в сторону машин:
– Вас здесь не было, мы вас не видели.
Через 15 минут мы были на территории ЛНР.
Женя и лена
Я не знала, кто такой Женя, кроме того, что он друг Саши луганского, мужа Лиды. Когда собирала помощь, не стала об этом писать и лишь указала, что прекрасно его, Женю, знаю. Хотя и Лиду с мужем тогда вживую не видела ни разу.
Всем написала, что поеду к старому другу, что мы обо всём договорились на таможне, и что всё схвачено. С Женей мы говорили по скайпу два раза.
Женя в моем представлении должен был быть пузатым мужиком в камуфляже. Из тех рыбаков-охотников, которые даже дома спят в обнимку со спиннингами. У него низкий голос и очень звучное украинское «г».
Была глухая ночь, и, когда мы вышли из машины, меня подхватили на руки и закружили. Только потом разглядела Женю.
Сухощавый дылда, рядом с ним – жгучая брюнетка с косой до попы. Красавица Лена меня сразу обняла и поцеловала. Мы стояли в ночи на границе двух разных миров, и я была как в тумане.
С этого момента начался какой-то другой отсчёт. Теперь понимаю, насколько оказался велик шок. В моём сознании всё было гипертрофированно. С тех пор сто раз ездили там по ночам одни – без сопровождения и документов. Бывало страшно. Очень страшно. Мы слышали канонаду орудий, видели залпы «Градов», но ту, первую ночь не забуду никогда.