Отдел непримиримых врагов

– Ручке больно, – он продемонстрировал широкую полукруглую царапину на предплечье, что затягивалась буквально на глазах. – Щиплет.

– Ого, как быстро заживает! – деланно удивилась Вэл.

– А у тебя не так?

– Не-а, даже близко не так! Чтобы такая серьёзная рана зажила, мне нужно почти полдня терпеть. Щиплет жутко, прям до слёз!

– Тяжело тебе, сестричка…

– Есть такое дело… Но это секрет, никому не рассказывай, договорились?

– Угу. Я никому не скажу!.. – Мальчуган жалостливо погладил её по руке, заботливо приговаривая: – Не болей, сестричка, а то накажу.

– Ты тоже больше не падай, – усмехнулась она и ущипнула его за пухлую щёчку. А затем мотнула головой на здание полиции. – Я здесь работаю детективом. Зовут – Вэл. Если будет кто обижать, найди меня.

Он просиял в широкой, радостной улыбке и старательно кивнул. Удержаться, чтобы на прощание ласково не щёлкнуть по носу эту очаровательную мордашку было попросту невозможно. Через пару десятков лет зеленоглазый обаяшка с глубокими ямочками на щеках будет безжалостно разить девичьи сердца одной своей улыбкой.

За руль сел Марсель. Как, впрочем, и всегда. Не то, чтобы ему сильно нравилось водить или он не доверял сей процесс ей, элементарно примирился с новостью, что многие оборотни находились в нездоровых отношениях с любым транспортом. У псовых в целом ещё более или менее нормально обстояли дела, но конкретно их с братом адски укачивало в машине. Нечто паршивое происходило с их хорошо развитыми вестибулярными аппаратами. Точные научные формулировки – не её конёк. Вэл понимала по-простому: мозг бунтовал оттого, что органы равновесия вступали в конфликт с органами зрения, поэтому завтрак грозился оказаться на коленях. Но лёгкое головокружение и тошнота – мелочи по сравнению с тем, что чувствовали другие оборотни. Хуже всех дела обстояли у кошек. Гуляют слухи, у них даже омеги тяжело переносили поездки на дальние расстояния.

– Любишь детей? – неожиданно спросил напарник. Странное выражение не сходило с его лица ещё с того момента, как она распрощалась с мальчуганом и повернулась, наткнувшись на пасмурный взгляд прищуренных глаз.

– Никогда об этом не думала.

– Если судить по тому, как ты умело обращалась с тем заморышем, то скорее даже обожаешь. Сначала одной фразой прекратила вопли, а потом в кратчайшие сроки заставила светиться от счастья.

– Наверное, привычка, – пожала плечами Вэл, настойчиво разглядывая линию горизонта. – У всех оборотней большой семья, много племянник и племянница. У меня тринадцать племянник-ов?.. И скоро будет новый.

– С ума сойти, – искренне ужаснулся он. – Я и представить не могу, какой ор там стоит круглосуточно.

– Почему круглосуточно? В праздник.

– Хочешь сказать, что у вас в замке строгая дисциплина?

– Нет. У нас нет замка. Мы живёт каждый сам. Отдельно. Когда волк находит пару, то уезжать в свой дом. Семья – это муж, жена и дети. Родители портить: вмешиваться и учить… Молодые больше ссорится, поэтому надо отдельно, – старательно объяснила она и кинула на него быстрый взгляд, опасаясь разбудить пока что крепко дремлющую где-то внутри тошноту. – А у вампир-ов… по-другому?

– Да, – зло выплюнул он и нахохлился. Будь возможность, то выпустил бы в придачу колючки как ёжик. – Мы все живём в клановом имении.

Швыряло его, конечно, знатно. Ведь говорили нормально, без какой-либо агрессии, на отдалённые темы, по его же инициативе. А тут на тебе – снова придурка перемкнуло. Притом на ровном месте. Нет, Вэл принимала в расчёт, что могла случайно наступить на больной мозоль, задав встречный вопрос. Но разбираться и искать причины, на что отреагировала его тонкая душевная организация, не собиралась. Слишком много чести этому на голову упавшему звездуну.

Говорят, что на больных нельзя обижаться. Она и не обижалась. Всего-то бесилась и хотела придушить. Совсем чуть-чуть. Так, чтобы он слегка посинел и глаза выпучил, а затем она сразу бы отпустила лебединую шейку. Честное слово лисы.

Оставшуюся часть пути они провели в тишине. Без музыки, потому как вкусы у них сильно расходились. Ему нравилась заунывная муть, что уместно звучала бы во время похорон, а она обожала весёлые заводные мотивчики с приставучими припевами. В общим, не единого шанса найти компромисс.

Они приехали в городской парк, расположенный в северном районе Уларка. И не успев отойти от входа, разошлись в мнениях, куда им следовало идти дальше. Для Вэл было очевидно, что преступление произошло в глубине чащи, в которую вела вытоптанная сбоку тропинка. А Марсель настаивал на прогулке по широкой дорожке, вымощенной из крупных квадратных плит. На её взгляд, исключительно из-за того, что не желал запачкать дорогущую на вид обувь.

– Нет! Какой смысл убивать тут? – зарычала она, когда последние крупицы её терпения оказались им беспощадно растоптаны, и ткнула указательным пальцем в сторону высоких деревьев. – Убийца убивать там. Там никто не видеть!

– Вообще не аргумент.

– Я чуять!

– Запах крови?

– Нет, по-другому чуять… шестое чувство!

Он скривился, как если бы лимон лизнул.

– Ты – включить голову! Нам надо туда! – Вэл сердито дёрнула вниз бегунок на молнии куртки и решительно шагнула на тропинку. Но тут же обернулась, убедилась, что бесящий кровосос продолжал стоять на чистеньком тротуаре, и сжала кулаки от злости. Он же заметив этот жест, демонстративно сложил руки на груди и ухмыльнулся, пробуждая в её душе желание вогнать его мордой в дно дешёвенького гроба без обивки. Она попыталась в последний раз образумить его, но пелена слепой ярости окончательно накрыла разум, отчего обычные саларунские слова путались на языке, как у пьяной: – Ты упираться из-за вредность! Какой дурак должно убийца быть на вид убивать у всех! Он весть в лес! Никто там потому что! Нет глаз. Защищенность. Убиватъ спокойно! Понимаешъ?!

Самое поразительное заключалось в том, что ему и рта раскрывать не пришлось – упырь сумел оскорбить её одним взглядом. Просто-напросто посмотрел на Вэл с брезгливой жалостью. Как на блохастого кутёнка, выбравшего в погожий день из канализационной трубы, чтобы с радостью впиться зубами в заплесневелую сосиску. Но единожды уколоть было недостаточно. Всем своим видом крича, как ему плевать на звуки, доносящееся из её рта, он широко зевнул и развернулся, намереваясь пойти по прогулочной дорожке.

– Вот же белобрысый ублюдок! – в сердцах рявкнула она, добитая игнором. Рванула в его сторону, с намерением схватить за грудки и капитально встряхнуть. Чтобы вся спесь слетела с аристократической морды. Но зацепилась носком ботинка за бордюр, неожиданно оказавшийся выше, чем рассчитывала и полетела на него уже против своей воли, метясь носом в солнечное сплетение.

Однако фантастический гадёныш мгновенно сориентировался, отскочив в сторону. И не только не попытался поймать Вэл, но и уклонился от руки, предпринявшей попытку за него ухватиться, чтобы хоть как-то смягчить падение. Мерзкий кровосос просто захотел постоять в стороне, наблюдая за её падением к его ногам!

Ладони и колени обожгло болью. Но она не шла ни в какое сравнение с испытанным стыдом. Мало того что шлёпнулась, как дитё малое с грацией картошки. Так ещё и перед кем!

Марсель присел рядом на корточки, подождал, пока она повернёт в его сторону голову, и со злорадной усмешкой выплюнул:

– Упс.

Её как током прошибло от макушки до пят. Или молнией ударило в солнечный день без единого облака. Тряхануло так основательно, что зубы клацнули, прикусив сбоку язык. А всякие предохранители, если и существовали где-то глубоко в башке, то их вышибло напрочь.

Тело отреагировало на провокацию гораздо быстрее мозга: Вэл набросилась на него, не поднимаясь с четверенек. Как впавший в неистовое безумие баран, влетела в плоскую грудь лбом, словно тараном, и вскарабкалась сверху, ослеплённая желанием: топтать и доминировать. Поэтому жалобный стон, сорвавшийся с его губ, когда он упал на спину и приложился затылком о каменную плиту, прозвучал для её слуха самой прекрасной музыкой на свете.

Несколько бесценных секунд она любовалась сморщенной физиономией, стоя над ним на руках, опирающимися по бокам от субтильных плеч. А его скользнувшие к вискам слёзы воздействовали на неё лучше успокоительного поцелуя ирашского врачевателя. Вечность смотрела бы на эту картину. Но кровосос приоткрыл свои слезящиеся глазёнки, и Вэл пришлось с дико довольной улыбкой пропеть:

– У-у-упс.

В ответ она ждала чего угодно, но не лихорадочно заметавшегося взгляда между её лицом и грудью, выглядывающей из приоткрытой куртки. В конце концов шальной взгляд Марселя сконцентрировался на глазах, а щёки почему-то порозовели.

От злости, что ли, красные пятна пошли по лицу?

Вэл прислушалась к стуку чужого сердца – оно тарахтело как бешеное. Выдавало все сто пятьдесят ударов в минуту. И сделала однозначный вывод: он точно в ярости. Но при этом выражал свою ярость как-то странно, не так, как другие. И постоянно на грудь косился, будто раньше никогда не видел развитых молочных желёз. Нет, вампирш, конечно, матушка-природа обделила богатством. Но не до такой же степени, чтобы на неё, как на доисторическое ископаемое в музеи смотреть! Или это он из-за груди злился? Завидовал, что у его сестры таких объёмов нет?

– Слушай, чудило, ты так косоглазие заработаешь… – сконфуженно заговорила она и споткнулась на последнем слове, осознав, что снова на родной язык переключилась.

Как же раздражала необходимость судорожно подбирать слова на чужом языке. А ведь ещё надо держать в башке схему с другим порядком слов, умудряться подставлять правильные окончания, коих несчётное количество. И как будто этого недостаточно – придумали везде добавить дурацкие исключения. В каждое проклятущее правило! Почему никто не додумался изобрести таблетку, выпив которую сможешь свободно говорить на любом языке мира?..

Чтобы не происходило в блондинистой голове, но Марсель постепенно взял себя в руки: аккуратные, без единого лишнего волоска брови привычно нахмурились, скулы словно заострились, а резко очерченные губы сжались в одну тонкую линию. Всё же красив, говнюк. А лёгкая горбинка на носу и в самом деле придавала его внешности пикантную перчинку, особенно хорошо сочетаясь с тяжёлым взглядом исподлобья.

– Соблазнить меня пытаешься, животное? – язвительно хмыкнул он, возвращая Вэл в суровую реальность, где за прекрасными лицами скрывались дерьмовые характеры.

– Что? В смысле? – от смехотворности его нелепого обвинения она окончательно растерялась. – Зачем мне тебя, болезненного задохлика, соблазнять? Да я, что ли, не в своём уме?! Вот же самоуверенная пиявка, с гонором водяного удава! Тебе очень повезло, что меня сдерживает языковой барьер, а то ты много чего о себе нового узнал бы! Нет, серьёзно, как у тебя даже язык повернулся ляпнуть такое извращение?

– Ну, раз ты так настаиваешь, то для начала дай себя укусить, – трактовал по-своему монолог на ирашском этот в край поехавший самоубийца. И рискнул положить на её талию ладони, которыми медленно заскользил вверх.

Тело снова среагировало быстрее, чем мозги. Вэл схватила его за рубашку на груди одной рукой, в то время как другой продолжала опираться на дорожку, и дёрнула на себя, заставляя туловище упыря повиснуть над землёй.