– Чего? Контролировать? – Зайга, конечно, не ожидала, что дочь придёт в бурный и неописуемый восторг от его приезда. Но её поведение выходило за все приемлемые рамки. – Ты живёшь и учишься на мои деньги в этой глуши! И что я такого сделала? Мне уже и приехать проведать тебя нельзя?!
– Зачем ты заявилась в академию и пошла к куратору расспрашивать обо мне? Ещё и одногруппников допрашивала… стыдоба какая!.. Тебе недостаточно моих слов, что у меня всё нормально? Обязательно всё перепроверять? Что это, если не контроль?!
– Я просто беспокоюсь о тебе. Ты сейчас в таком сложном возрасте и уехала так далеко…
– Я давно не ребёнок! – она ударила ладонями по застиранной скатерти, привлекая к их столику ещё больше внимания. – И не надо меня тыкать деньгами! Со следующего семестра я смогу устроиться на подработку. Тебе больше не придётся меня содержать!
– Нет, я не это хотела сказать… – в примирительном тоне начала Зайга, но дочь уже вскочила со стула, откинула за плечи длинные серебряные пряди волос и устремилась к выходу из ресторана. – Эваска, я не закончила! Не смей так уходить!
Но она всё равно выскочила на улицу, оставив её один на один с бушующими на душе бессильным гневом и горькой обидой. Вот так стараешься, растишь, воспитываешь ребёнка. А он потом тебе заявляет, что ты якобы не имеешь права вмешиваться в его жизнь. И это ей всего лишь двадцать шесть лет. Что будет дальше? Вообще вычеркнет мать из жизни?
– Неблагодарная, – Зайга промокнула салфеткой уголки глаз, в которых собрались злые слёзы, и продолжила есть овощной салат.
Из четырёх её детей Эваска обладала самым гадким характером. Притом с детства. Упрямая как ослица, ещё и за языком совершенно не следит. Если что-то надумала, то наизнанку вывернется, но своего достигнет, и плевать, что по дороге все руки и ноги себе переломает. В этом она была ужасно похожа на своего покойного деда. Мало ей было унаследовать его цвет волос и тяжёлый взгляд, так ещё дурной нрав переняла.
Жили они себе спокойно в восточной части Нувуа. Нет, надо было ей придумать уехать учиться на западную окраину Ксоры – на другой конец саларунского континента. Как будто у них в стране недостаточно мест, где можно получить приличное магическое образование. Естественно, Зайга поначалу не очень радостно восприняла эту новость, но потом всё же услышала её и дала своё согласие на отъезд. И вот теперь получила такой славный приём.
Колокольчик на входной двери звякнул, и она тут же обернулась, впившись взглядом в лицо симпатичной девушки с густой копной рыжих кудрей, упруго подпрыгивающих в такт её энергичным шагам.
– Держи дистанцию! – рыкнула она с сильным ирашским акцентом кому-то позади себя.
Расстроенная тем, что это не дочь вернулась, Зайга отвернулась, не увидев того, кто в раздражении зашипел на девушку:
– Успокойся и не позорь нас. Я не собираюсь тебя и пальцем трогать.
– А при чём здесь ты?!
Парочка уселась за стол и притихла, позволяя ей вернуться к мыслям об Эваске. И что с ней делать? Оставить всё как есть? Или попытаться ещё раз поговорить? Лишить её карманных денег или сократить их количество Зайга не могла – всё равно, что камень привязать к ноге тонущего. Эваску это не заставит задуматься о своём поведении, а оттолкнёт от отчего дома окончательно.
Все вокруг продолжали твердить: надо больше говорить с детьми, вслух обсуждать проблемы. Но как с ней поговоришь, если она слушать ничего не желала? После того как Зайга сошлась с Игнасом её, как подменили. Или скорее выкрутили на максимум все острые углы характера. Поэтому тогда ещё шестнадцатилетняя негодница приняла отчима в штыки, точно он заявился к ним в дом накануне смерти её отца. Но Зайга выдержала больше десяти лет траура – Эваска не имела морального права так отвратительно себя с ним вести.
И ладно, если бы с Игнасом было что-то не так. Но остальные дети ведь благосклонно его приняли. Пусть двое старших в тот период уже обзавелись своими семьями и жили отдельно, однако Паулюс с ним мирно сосуществовал под одной крышей больше пяти лет, прежде чем уехал работать за границу.
– Принесите счёт, пожалуйста, – попросила она у мимо пробегающего официанта.
На душе кошки скребли. Зайга не понимала, как ей вести себя с дочерью. Что для них будет правильнее. Но для начала с ней стоило ещё раз попытаться поговорить, может даже извиниться за визит в академию.
Оставив на двадцать процентов больше той суммы, что указали в чеке, она накинула плащ и двинулась к выходу из ресторана. На ходу достала из своей сумки телефон и случайно им подцепила губную помаду. Та упала на пол и закатилась под стол к паре, сидящей в каком-то особенном, не поддающемся описанию напряжении.
Светловолосый мужчина тут же наклонился и подхватил помаду, врезавшуюся в подошву его ботинка. Откинулся обратно на спинку стула и молча протянул её Зайге.
– Папа? – ошеломлённо выдохнула она, разглядывая лицо мужчины: острые скулы, квадратный подбородок, прямой нос с едва уловимой горбинкой, средней полноты губы с заострёнными вершинами и знакомый взгляд, глубоко посаженных глаз под светло-русыми нахмуренными бровями. Этот мужчина был невероятно похож на её давно погибшего отца. Однако у папы не было пирсинга и модельной стрижки. И главное – он никогда не стал бы вампиром.
Рыжая девушка вздёрнула нос и шумно принюхалась.
– Какой ещё папа… от тебя козой несёт!
– Антилопой, – смущённо поправила Зайга, забирая помаду. – Моя мама была антилопой. Спасибо. И простите, пожалуйста, за мою реакцию. Вы очень похожи на моего погибшего отца.
Она уже развернулась, собираясь пройти мимо, но мужчина её окликнул.
– Подождите, – он выглядел встревоженным. – Я могу узнать, как вас зовут?
– Зайга.
– А фамилия?
– Лайгуис.
– Не поняла, – недовольно пробурчала его спутница, сверля белоснежный затылок убийственным взглядом. – А говорил, что не потаскушка!
– Кто не потаскушка? – растерянно спросила Зайга, не понимая, кого именно сейчас оскорбляли. Впрочем, даже если и её, ответить грубиянке она бы не решилась. Всем известно, что из себя представляют ирашский женщины. А по одному мимолётному взгляду, брошенному на рыжую амазонку, было нетрудно догадаться, что она далеко не самое слабое звено в своей стаи.
– Не берите в голову, эта дурная вечно всякий бред несёт, – небрежно отмахнулся мужчина. – А как звали вашего отца?
– Почему вы меня расспрашиваете?.. – она потихоньку начинала нервничать. И вообще, с чего это вдруг оборотень и вампир ужинают за одним столом? Ещё и разговаривают, как закадычные друзья в ссоре? С ними явно что-то было не так.
– Пожалуйста, ответьте, – спокойно произнёс мужчина, смотря ей в глаза. Откуда изнутри шло чувство, будто для него узнать ответ на этот вопрос было жизненно важно.
И девушка как-то вся подобралась, положила локти на стол и подалась телом вперёд, уставившись на Зайгу с нетерпеливым предвкушением.
– Айварс. Айварс Лайгуис… Теперь я могу идти?
– Да. Спасибо, – искренне поблагодарил он.
И не желая быть застигнутой врасплох очередным вопросом, она поспешила выйти из ресторана. Впервые её грудь не сдавило от глухой ненависти при встрече с вампиром.
Горячая вкусная кровь наполняла его рот. Он сглотнул, провёл языком по ранкам и открыл глаза. Отстранившись от тонкой девичьей шеи, коснулся пальцами бьющийся жилки, с другой стороны от той, что залило до ученического воротника кровью. Пульс под подушечками постукивал, стало быть, выживет, счастливица.
Скатав в трубочку договор, Иезавель засунул его в нагрудный карман её рубашки и отпустил узкую талию, позволив девушке сползти по стенке и осесть на пол тамбура. Развернулся и отправился обратно в вагон первого класса.
При его появлении в купе Мелания подскочила с места, сложила руки на животе и растянула пухлые губы в заискивающей улыбке.
– Вы вернулись, отец, – покорно прошелестела она. – Как прошла ваша трапеза?
– Я не настроен сейчас разговаривать, – он сел на диванчик и жестом позволил ей опуститься рядом.
За окном проносились чёрные силуэты деревьев, подсвечиваемые сверху бледным светом полной луны. Иезавель смотрел на лес и думал о родовом поместье. Его нога не ступала на землю Флемоа больше пятидесяти лет, десять из которых пришлось потратить на поиски молодых магически одарённых людей, жаждущих обрести вечную жизнь. И по закону подлости, из нескольких десятков магов выжила самая никчёмная.
Единственное, что утешало Иезавеля – её длинные, чёрные как смоль волосы, так сильно напоминающие волосы его любимой младшей сестры. Но почти сразу после перерождения Мелании, а вернее, на этапе выбора имени стало понятно, что на этом их сходства и закончатся.
Он страшно скучал по сестрёнке. По её холодному, расчётливому взгляду, по сути являющемуся бронёй. Пытливому и острому уму, быстросхватывающему правила новой игры. Она так старательно притворялась равнодушной, что в своём желании спрятать истинные чувства даже от себя самой, выглядела по-настоящему прелестно.
Вот только Иезавель знал, как заставить её глазки сиять ярче. И с нетерпением ждал их встречи. Больше, чем с кем-либо другим. Сейчас она уже, должно быть, работала законницей. Вкушала иллюзорный вкус свободы и рассматривала кандидатов в мужья.
– Отец, я могу у вас… – вторглась в его мысли Мелания. Но удар наотмашь по лицу тут же заставил её умолкнуть.
– Милая, я разве давал тебе разрешение говорить? – спросил он и заботливо стёр большим пальцем кровь с разбитой губы. – Ещё раз откроешь рот без разрешения – вырежу язык. Будет очень неловко знакомиться с дорогими родственниками без него. Они подумают, что я плохо тебя воспитываю. Но это же не так?