Царица

– Эксперимент вроде как секретный? – пробормотала я, выходя из комнаты. Полковник и прочие последовали за мной. Вызванная шефом бригада стала опечатывать окно и дверь инкубатора. Полицейские минут пять как уехали.

– Сташек в курсе всего, – проронил Березин. – И с его медицинским образованием он сейчас полезнее, чем эта физик-экспериментатор.

Физик-экспериментатор. В последних словах полковника мне почудилось пренебрежение, если не сказать брезгливость, и я впервые задумалась, а каково, собственно, отношение самого шефа к происходящему? Я бросила на него быстрый взгляд, но промолчала. Полковник подозвал Перси и о чем-то с ней заговорил. Мы дружною толпой стали передвигаться в сторону главного входа. Сияние фонарей на террасе постепенно меркло: так они реагировали на появление солнечного света. Это было очень красиво: бледнеющие огни ламп в розоватых рассветных лучах. На всякий случай я обшарила терраску внимательным взглядом, но не обнаружила никаких следов борьбы: ни тебе поваленных столбиков-фонарей, ни там пятен крови или валяющихся как попало голов… Господи, эти головы теперь будут преследовать меня всю жизнь! Что ж, славно, нет ничего, что вступило бы в противоречие с заготовленной мною версией минувших событий.

По пропуску Березина мы вошли в здание – мощное, солидное, в шесть этажей (в нашей местности был запрет на многоэтажки) плюс нулевой и три подземных этажа, последний из которых – гараж. Охранник поднялся навстречу шефу, обменялись приветствием.

Сара сказала молчать. Я согласна. Слабо представляю себе, как признаюсь, что мимолетным движением руки отсекла головы трем – пусть не людям, но все-таки в своем роде живым существам. А еще сложнее представить, как это захотят использовать. И что меня в этом случае ждет. Честно говоря, соглашаясь участвовать в эксперименте, я не подумала о возможных последствиях. Не хочу становиться лабораторной мышью или палачом на службе у закона. Буду молчать. Но только теперь, когда я смотрела на усталые, осунувшиеся лица своих компаньонок, новая мысль пришла мне в голову: я-то знаю, о чем собираюсь молчать, а вот о чем хотят промолчать они? Есть ли им тоже, что скрывать? Я покачала головой. Н-да, вряд ли мы будем теперь друг с другом откровенны.

Полковник убрал от уха телефон и вызвал лифт.

– Сташек на месте, – сказал он. – Едем сразу в лабораторию, на минус первый.

Я едва заметно скривилась: никогда не была в подземной части здания и не очень-то и хотелось там побывать. Не то чтобы у меня была клаустрофобия, скорее мнение, вынесенное еще из детства, в частности, из фильмов ужасов: в подземелье хороших мест не существовало по определению, в основном это были пыточные или морг (склеп). Располагалось ли и у нас там что-то подобное? Хороший вопрос. Впрочем, мое мнение, как я сказала, было предвзятым, да и его все равно никто не спрашивал. Поэтому я молча зашла в лифт вместе с остальными.

– Что за Сташек такой? – недовольно спросила Катрина. – Никогда раньше о нем не слышала.

Ее недовольство, скорее всего, не относилось лично к новому персонажу, а было продиктовано общей усталостью. Тем не менее Перси встрепенулась.

– Чего ворчишь? – сказала она. – Можно подумать, ты со всеми здесь знакома.

Я поморщилась: последние сутки всем нам подпортили нервы, но Катрина и Перси еще и вступили друг с другом в какое-то непонятное соперничество.

– Согласна с Катриной, – как можно спокойнее произнесла я. – Мне тоже интересно узнать о нем побольше. Почему он допущен к эксперименту? Каковы его функции? Как плотно нам придется вместе работать?

– Полковник? – Сара вопросительно посмотрела на Березина.

– Анджей Сташек, – ответил шеф под нашими настойчивыми взглядами. – Работает в нашем филиале чуть больше месяца. Будет проще, если я дам вам доступ к его личному делу. К общей части, – уточнил он.

Мы вышли из лифта и двинулись по коридору – впереди полковник, за ним мы с Сарой, последними – Перси и Катрина. Я искоса взглянула на Сару и по ее сжатым челюстям и нахмуренным бровям поняла, что она психует перед грядущей проверкой не меньше, чем я. Пройдя контрольный сканер, остановились у дверей в лабораторию. Березин достал ключ-карту, вошел внутрь. У дверей я споткнулась, преграждая всем дорогу. Прошло пропускное время, дверь закрылась.

– На будущее, – быстро и отчетливо проговорила я. – Мы были в инкубаторе. Перси почуяла вампиров. Я вышла посмотреть, так ли это, и узнать, зачем они пришли, если так. Меня не было несколько минут, вы забеспокоились. Сара выбила окно и пошла за мной, вспугнула вампиров, с которыми я вела разговор. Трое. Они убежали.

– О’кей, – негромко откликнулись компаньонки.

– И всем резко взять себя в руки, – приказала я. – Аппаратура не бог весть какая чувствительная, чем меньше нервничаем, тем меньше она покажет.

Девчонки взглянули на меня с надеждой. Верила ли я сама в то, что говорила? Хм. В то, что переживания нам не помогут, – точно верила.

Дверь открылась.

– Что случилось? – строго спросил Березин.

– Ногу подвернула, – ответила я. – Всех задержала. Простите, – и прошла внутрь.

Помещение лаборатории было огромным, разделенным прозрачными перегородками на несколько блоков. Из дальней комнаты к нам вышел худощавый молодой человек среднего роста. Я скользнула по нему равнодушным взглядом – мужчины ниже ста восьмидесяти сантиметров меня не интересовали. Все мое внимание досталось многочисленным приборам, которые я даже не взялась бы описать: я не только не понимала их назначения, но и с трудом подыскивала слова для обозначения их отдельных частей. Экраны, провода, датчики… Вот те немногие детали, что я узнавала. Явно слишком мало, чтобы описать всю картину. Я никогда здесь раньше не бывала и теперь вертелась как волчок, стараясь хоть как-то сориентироваться в этом накоплении аппаратуры. Вот, например, что это за фигня в углу, так подозрительно напоминающая душевую кабину? Я обернулась с вопросом к компаньонкам и замерла от удивления. Судя по всему, на них появление Сташека произвело гораздо большее впечатление, чем на меня. Перси широко распахнула свои и без того немаленькие глаза, Катрина мялась, краснела и бормотала что-то невнятное, и даже Сара, самая старшая и опытная из нас, смотрела на него так, как если бы узрела нечто чудесное. Вот что значит бессонная ночь, с печалью подумала я и удостоила Сташека более внимательным взглядом: светлые, вьющиеся на концах волосы, тонкие черты лица – что ж, готова признать, он довольно смазлив. Но ведь не настолько, чтобы ввергнуть в транс моих подруг! Я тронула за руку Сару – та перевела взгляд на меня, и в ее глазах прояснилось. Ну, слава богу, а то застыли как бандерлоги перед Каа. Березин заговорил, а я задумалась под мирное течение его голоса. Анджей Сташек. Имя польское, а вот фамилия чешская, если я не ошибаюсь. Странное сочетание. Хотя чему удивляться? В нашем департаменте столько всего понамешано, тем и знамениты. Взять вот хотя бы шефа, полковника Романа Березина – стопроцентный русский. Или Сару – стопроцентная еврейка. Правда, русских и евреев теперь везде полно, не только у нас. Но и появление польского чеха (или чешского поляка) в нашем многонациональном департаменте – дело обычное. Какие только сочетания мне не попадались! Вот, например, Катрина… Возникшая тишина вывела меня из задумчивости. Я торопливо вернулась к действительности. Оказалось, что все с блондином уже перезнакомились и теперь выжидающе смотрели на меня.

– Регина, – представилась я и сделала шаг вперед. – Регина Дарт.

* * *

Внешне все выглядело безобидно: небольшая панель, к которой следовало на минуту приложить ладонь, и пара экранов, на которых высвечивались показатели. Ну и сам прибор, убранный в металлический корпус. В чем подвох?

Первыми пошли Перси и Катрина. Я внимательно наблюдала: на одном из экранов заметались разноцветные вспышки, на другом стали вырастать диаграммы и графики. В целом было похоже на то, как ауру фотографируют. Пробовали когда-нибудь?

Сидя в отдалении, я буравила напряженным взглядом спину специалиста Сташека, пытаясь определить его реакцию на полученные результаты. Но то ли его спина не обладала достаточной выразительностью, то ли результаты были весьма посредственными, то ли машина не слишком чуткой, но я ничего из своего занятия не вынесла. Хотела уже успокоиться, но вспомнила, что Перси и Катрина никаких новых талантов при мне не демонстрировали, а то, что Перси получила дар ясновидения, было известно еще утром. А это значит, что машина могла и не показать ничего нового для Катрины и Перси. А вот со мной… А вот я-то… Мне очень четко представилось, как я кладу ладонь на панель, и тут же вспыхивают все лампы, а по лаборатории разносится протяжный тревожный вой сирены. Или даже прибор эффектно взрывается. Тьфу! Я тряхнула головой, пресекая панику. Так увлеклась своими мандражными видениями, что пропустила, как Сташек работал с Сарой. А ведь Сара интересовала меня больше всего. Если бы я внимательно следила за экранами, глядишь, может, что и поняла бы. Ладно, хватит дергаться.

Я потерла лицо руками. Полседьмого, а мы сегодня еще не ложились.

– Регина, – позвал Сташек, и я обреченно поплелась к нему. Как нельзя кстати с удвоенной силой заныло плечо – на нервной почве, конечно.

– Какую руку положить? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

Сташек взглянул на меня.

– Любую, – сказал он. – Не имеет значения.

Угадайте, какую ладонь я прижала к панели? Правильно, правую. Сташек сказал: не имеет значения, – но я так не думала. В общем, решила по возможности не нарываться. Определенные усилия ушли на то, чтобы сделать это спокойно и не зажмуриться. Никакой завывающей сирены. Уже хорошо. Цвета заметались на экране, расходясь полусферами. А это что значит? Заткнув испуганно вопящий внутренний голос, я сосредоточилась на том, чтобы внимательно наблюдать за целителем, фиксируя малейшие изменения в выражении его лица. Вроде ничего настораживающего: он не уставился на меня безумным взором, не воскликнул «вау!», не позвал охрану или эвакуационную бригаду, не сделал никакого знака Березину, даже не поморщился. Неожиданно я на него разозлилась: мог бы и не быть таким профессиональным, а проявить хоть какие-то эмоции вместо этой вежливой бесстрастной маски! Или, может?.. Надежда робко подняла во мне голову. Может, прибор ничего и не показал? Что он вообще показывает, этот прибор? Что он в принципе может показать?

Я усмехнулась. И словно в ответ на мою усмешку Сташек повернул ко мне лицо.

– Спасибо, Регина, – сказал он спокойно, и я убрала руку, а Сташек обратился к Березину: – Мне нужно время, чтобы обработать данные.

Тот кивнул.

– Я буду у себя, – сказал полковник. – Пойдемте, девушки, как только составим отчет, вы сможете отправиться по домам, так что не будем тянуть.

Мы потрусили к выходу, стараясь не слишком выказывать охватившее нас облегчение.

– Пусть Регина задержится ненадолго, полковник, – негромко сказал Сташек. – Я с ней еще не закончил.

– Конечно, – легко согласился Березин. – Регина, потом сразу ко мне!

И они все ушли. Последней мелькнула Сара, бросив на меня встревоженный взгляд. Дверь лаборатории закрылась плавно и совершенно бесшумно, но у меня в ушах стоял грохот, как если бы захлопнулась тяжелая дверь склепа, навсегда отрезав меня от всего мира.

– Регина, подойди, пожалуйста, – попросил Сташек очень вежливо.

Я стояла к нему спиной, и это дало мне возможность привести в порядок свою мимику.

– Что еще? – спросила я, оборачиваясь. Прозвучало не слишком мило, но спокойно.

Он прищурил глаза, раздумывая.

– Я понимаю, ты очень устала…

Создалось впечатление, что он тщательно подбирает слова.

– Покороче, – опять не очень мило потребовала я.