Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Евфимий Чудовский был крупнейшим экспертом в области православного богословия своего времени. Он всю жизнь посвятил изучению и переводу на церковнославянский язык канонических и святоотеческих текстов, из которых не мог не усвоить, что многие святые отцы настаивали на невидимости и безобразности Бога Отца. Приведем лишь один пример из многих. Евфимий, конечно, очень хорошо знал Беседы Василия Великого на Шестоднев, что были переведены его учителем Епифанием Славинецким и напечатаны на Московском печатном дворе в 1665 г. Нет никаких сомнений в том, что Евфимий Чудовский не только очень хорошо знал текст Бесед, но он даже относил их к числу наиболее для себя важных: перевод этой книги был обнаружен среди прочих в сундуке в его келье в Чудовом монастыре после отхода инока в мир иной в апреле 1705 г.[5 - См.: Опись библиотеки иеромонаха Евфимия / Сообщ. А. Е. Викторовым // Летописи русской литературы и древности, издаваемые Николаем Тихонравовым. Т. 5. III. Смесь. М., 1863. С. 55.], а это означает, что Евфимий не расставался с книгой до самой своей смерти. В 10?й беседе содержится обстоятельный комментарий на слова Писания о создании человека по Образу и подобию Божию. Из этого текста Василия Великого, одного из самых авторитетных учителей Церкви, следует, что слова Писания о сотворении человека Богом по Своему Образу и подобию нельзя применять к телесному облику мужчины (и, следовательно, делать вывод о человекообразии Бога)[6 - «По Образу Божию быхом. Како убо по Образу Божию? <…> Аще по Образу Божию быхом, глаголет, сообразен ли нам есть Бог? Очеса ли у Бога? И ушеса? Глава? Руки? Член, на немже седит (глаголется бо в Писании – „Бог седети“)? Нозе ли, имиже ходит? Убо ли таков Бог? Отрини сердечная мечтания нелепая, отвержи от тебе помысл неключаемый величеству Божию! Безобразный Бог: Прост, Невеличествен, Неколичествен. Да не возмечтаеши Образа о Нем, ни умалиши иудейски Великаго, ни объимеши Бога телесными помыслы, ни опишеши того твоим умом. <…> Како убо Писание рече вы по Образу Божию быти? Сущым о Бозе научимся, сущая о нас самых сразумеим, яко не имамы, еже по Образу, во образе тела: тлеющуся бо телу, Образ погубляется. Не в тленном же нетленное образуется, ни тленнаго есть нетленное образ. Тело растится, малится, стареется, иначествуется; инако есть в юности, инако – егда благоимствует, и инако – егда в страстех есть, инако – боящееся, и инако – веселящееся; инако – в скудости, инако – в полности <…>. Како убо может иначествуемое Неиначественну уподобитися? <…> „Сотворим человека по Образу Нашему“ – внутренего человека глаголет: „сотворим человека“ <…> Слыши апостола, глаголюща: „Аще и внешный наш человек тлеется, но внутр[е]ный возновляется день и день“. Како два знаю человеки? Единаго – являемаго, и единого – подкровеннаго являемому, невидимаго, внутр[е]него человека. Внутрь убо имам человека. <…> Аз бо – по внутренему человеку. Внешная – не аз, но моя. Не бо рука аз, но аз – словесное души, рука же – часть человека. Тем же тело убо – орудие человека, души орудие. Человек же господственне по самой души. <…> И жена имать, еже по Образу Божию быти, яко и муж, подобне единочестна естества. Равныя добродетели, тризны равныя, осуждение подобное. Да не глаголет: „немощна есмь“. Немощь плоти, в душе – мощное есть. Понеже убо единочестен по Богу образ, единочестна да будет добродетель, благих дел показание» (Сборник переводов Епифания Славинецкого: Григорий Богослов, Василий Великий, Афанасий Александрийский, Иоанн Дамаскин. М., 1665. Л. 35 – 35 об., 38 [третий счет]).].

В таком случае чем же объяснить использование этого аргумента в тексте, который был составлен (или, во всяком случае, отредактирован) Евфимием Чудовским?

Разумеется, Евфимий был далеко не первым, кто при обосновании греховности брадобрития обратился к аргументу о том, что человек сотворен по Образу и подобию Божию. Как установил еще А. Н. Попов, где-то с середины XIII столетия в бытовавшие на Руси Кормчие книги включались антилатинские статьи, в том числе сочинение, приписываемое Никите Стифату (XI в.)[7 - Правда, по словам А. Н. Попова, «из ближайшего сравнения [оригинала и славянского перевода] открывается столь значительная разность между ними, что их следует признать за два разные сочинения» (Попов А. Н. Историко-литературный обзор древне-русских полемических сочинений против латинян (XI–XV в.). М., 1875. С. 126). Но для нас важно то, что авторство этого текста на Руси неизменно приписывалось Никите Стифату.], которое включало статью «О стрижении брад»[8 - См.: Там же. С. 122–126.]. В ней содержались такие слова, обращенные к брадобрийцам: «Вы же, се творяще человеческаго ради угодыа, противящеся закону, ненавидими будете от Бога, создавшаго вас по Образу Своему»[9 - Текст цитируется по Рязанской Кормчей 1284 г. См.: РНБ. F.п.II.1. Л. 269 об. Этот фрагмент текста аналогичен и в «Софийском списке» 1280?х гг. См.: Попов А. Н. Историко-литературный обзор… С. 131–132.]. По верному замечанию А. Н. Попова, «одно уже помещение их (статей. – Е. А.) в этом краеугольном памятнике канонического права придавало им силу непреложного церковного закона»[10 - Попов А. Н. Историко-литературный обзор… С. 122.]. Важно отметить, что сами современники чаще называли Кормчую «Книгой правил святых апостол…» или «Правилами святых отец»[11 - См.: Белякова Е. В., Турилов А. А. Кормчая книга // Православная энциклопедия. Т. XXXVIII: Коринф – Крискентия. М., 2015. С. 52–58.]. В 1653 г. антилатинские статьи вместе с приписываемой Никите Стифату статьей «О стрижении брад» были изданы в составе печатной Кормчей книги в количестве 1200 экземпляров[12 - В основу издания была положена Кормчая Даниловской редакции из собрания Воскресенского Иверского монастыря – ОР ГИМ. Воскр. 28. См.: Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга. С. 187.]. В том же году Кормчая книга поступила в продажу, после чего распространилась по библиотекам архиепископов, монастырей, по церковным приходам и частным библиотекам[13 - См.: Там же. С. 172–173, 256–258.]. Многие исследователи указывают на связь между публикацией Соборного уложения в 1649 г. и Кормчей книги в 1653 г.[14 - См.: Там же. С. 17, 24, 169, 407–409.]

Статья против брадобрития, оказавшаяся в составе антилатинских статей Никиты Стифата в распространившихся по Руси Кормчих книгах, в действительности происходит из так называемых «Апостольских постановлений» (о которых выше уже говорилось), возводимых к ученику апостола Петра Клименту Римскому. Как мы помним, этот памятник целиком не был известен на Руси до перевода, выполненного Евфимием Чудовским в 1692–1694 гг. Обнаружив этот текст в «Апостольских постановлениях», Евфимий не мог не испытать радостных чувств, узнав хорошо знакомый и любимый на Руси текст:

Статья «О стриженьи брады» в составе Рязанской Кормчей книги (1284 г.)

Что же о постриженьи брады, не писано ли есть в законе: «не постригайте брад ваших?» Се бо женам лепо, мужем же не подобно создавый Бог судил есть. Вы же, се творяще человеческаго ради угодыя, противящеся закону, ненавидими будете от Бога, создавшаго нас по Образу Своему. Аще убо хощете Богови угодити, отступите от всего, егоже Тот ненавидит, и ничтоже [не]угоднаго Ему не творите.

    РНБ. F.п.II.1. Л. 269 об. Опубл.: Попов А. Н. Историко-литературный обзор… С. 131–132.

Статья «О пострижении брады» в составе печатной Кормчей книги (1653 г.)

Что же о пострижении брады, не писано ли есть в законе: «не постригайте брад ваших?» Се бо женам лепо, мужем же не подобно создавый Бог судил есть <…>. Вы же, се творяще человеческаго ради угодия, противящеся закону, ненавидими будете от Бога, создавшаго вас по Образу Своему. Аще убо хощете Богу угодити, от всего того отступити, егоже Той ненавидит, и ничтоже неугоднаго Ему не творите.

    Кормчая. М., 1653. Л. 388 об. – 389.

«Апостольские постановления» в переводе Евфимия Чудовского (1692–1694 гг.)

Не оголяйте бо, глаголет закон, брад ваших. Сие бо женам благолепосоздавый сотвори Бог, мужем же нелепотно усуди. Ты же, сия творя, за угождение, противяся закону, гнусен будеши пред Богом, создавшим тя по Образу Своему. Аще убо хощеши Богу угождати, воздержися от всех, яже ненавидит Той, и ничто же дей Тому неугодных[15 - Перевод 1864 г.: «Не должно также и на бороде портить волосы и изменять образ человека вопреки природе. „Не обнажайте, – говорит закон, – бород ваших“. Ибо сие (быть без бороды) Создатель Бог сделал пригожим для женщин, а мужчинам признал Он непристойным. Ты же, обнажающий бороду свою, чтобы нравиться, как сопротивляющийся закону, мерзок будешь у Бога, создавшего тебя по Образу Своему» (Постановления апостольские [в русском переводе]. Казань, 1864. С. 6–7).].

    ОР ГИМ. Син. 474. Л. 25 об.

Получается, что образованные люди московского культурного ареала были хорошо знакомы с этим пунктом «Апостольских постановлений», так как он с середины XIII в. был включен в состав русских Кормчих (правда, по ошибке его авторство приписывалось Никите Стифату), а в 1653 г. был издан в печатной Кормчей, по статусу и значению сопоставимой с Соборным уложением.

Выраженная в этом тексте идея, несомненно, оказалась частью фонда важнейших конституирующих идей московского общества XV–XVII вв., что уже неоднократно отмечалось исследователями[16 - К этому тексту следует отнести в первую очередь слова А. Н. Попова: «Многое из того, что было высказано в полемических памятниках древнейшего периода, повторялось в течение целых веков в многочисленных рукописных сочинениях, перешло в старопечатные книги (между прочим, и в Кормчую книгу) и таким образом становилось общим убеждением, достоянием» (Попов А. Н. Историко-литературный обзор… С. V).]. В этом можно легко убедиться, обратившись к конкретным примерам.

В «Слове избрано от Святых Писаний, еже на латыню» 1461–1462 гг. обычай католических священников брить бороду квалифицируется как поругание «Образа Господня», совершаемое во угождение «женскому зрению»[17 - «Сиже к тому еще, яко наругахуся Образу Господню, учители их церковнии служители постризают брады и усы своя, ревнующе женскому зрению» (Там же. С. 374).]. Сходная идея выражена в послании, составленном, скорее всего, Ростовским и Ярославским архиепископом Феодосием Бывальцевым в середине XV столетия, в котором владыка обличал некоего князя, свое духовное чадо (им являлся «один из ростовских, ярославских или белозерских княжат»[18 - Русский феодальный архив / Сост. А. И. Плигузов, коммент. А. И. Плигузов, Г. В. Семенченко. М., 1992. С. 992.]), в греховности брадобрития такими словами:

Но вем, сыну, откуду пострамися мудрование разума твоего: поползнулся еси, яко человек, мню, яко воздремал еси, безместнаго ради пременения или непоминания ради горних, или запомышляеши долних, забвениа ради страха смертнаго и исхода душа своея, иже православную верю держа, и побежаеши ю зловерием, латынскыа мудроствуя. Сотворил тя Господь по Образу Своему и по подобию. Ты же о сем не благодарен явися, но по плоти ходиши, а не по духу. Плотская же мудрость – вражда на Бога и закону Божию не повинуется. Но повеждь ми, сыну, чего ради закону Божию не повинуешися и супротивная твориши: проклятую бритву накладаеши на браду свою, женам угодие творящи, понеже сие дело блудолюбие есть, верному бо ти суще рабу Божию, не подобает ти сих творити. Ты же, сия творя, поругаешись Образу Божию, создавшему тя по Образу Своему. Се же дело есть чюже християнскаго обычая, но латынское любомудрие есть. Аз же, смереный архиепископ или епископ имярек, молю твое благородие: престани от таковаго нечестия, егоже ненавидит Бог.

Далее архиепископ внушал князю, что тот несет ответственность за тех, кем обладает по воле Божией, которых он обязан «научить <…> всякому благочестию», а он вместо этого вводит их в соблазн. Владыка напоминал евангельские слова о страшном наказании для тех, кто служит соблазном для других («горе человеку тому, о нем же соблажняется мир»; ср.: Мф 18: 7), и призывал князя применить эти слова к себе: «Ты же и сам истязан будеши за мирское соблажнение и мучен имаеши быти без милости в преидущий век». В заключение архиепископ умолял князя покаяться, перестать грешить, то есть прекратить брить бороду, и стараться излечить («пользовать») от этого греха людей из своего окружения[19 - См.: ОР ГИМ. Син. 562. Л. 124 – 126 об. Опубл.: Русский феодальный архив. С. 186–188.]. Примечательно, что текст грамоты был превращен в формуляр (то есть имена автора послания и его адресата превращены в шаблонные «имярек») и включен в сборник митрополичьих грамот начала XVI в., что может свидетельствовать об использовании этого поучения и другими епископами.

В одном рукописном сборнике из собрания Иосифо-Волоцкого монастыря, составленном, по мнению А. И. Плигузова, в московском Симоновом монастыре в 1520?х гг.[20 - См.: Плигузов А. И. Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия. М., 2017. С. 103–104. Сноска 7.], содержится список «неисправлений» церковной жизни. К числу непорядков относится и брадобритие: «11?е: бороды бреют и усы рвут, то Образу Божию поругаются и вере супротивляется, в женскый образ превращаются»[21 - ОР РГБ. Ф. 113 (Собрание рукописных книг Иосифо-Волоцкого монастыря). № 566. Л. 218 об. Опубл.: Тихонравов Н. С. Заметка для истории Стоглава // Летописи русской литературы и древности, издаваемые Николаем Тихонравовым. Т. 5. III. Смесь. М., 1863. С. 138.]. Кажется, подобная же идея отражена в анонимном послании царю Ивану Васильевичу, авторство которого, вероятнее всего, принадлежит царскому духовнику Сильвестру: «…возненавидехом по созданию Божию свой образ и строимся женскою подобою на прелесть блудником: главу, и браду, и усе бреем, ни по чему не обрящеся крестьяне – ни по образу, ни по одиянию, ни по делом»[22 - Цит. по: Голохвастов Д. П., Леонид (Кавелин), архимандрит Троице-Сергиевой лавры. Благовещенский иерей Сильвестр и его писания // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн. 1. I. Исследования. М., 1874. С. 86. Подробнее об этом послании, списках, а также его атрибуции см.: Курукин И. В. Жизнь и труды Сильвестра, наставника царя Ивана Грозного. М., 2015. С. 35–44.].

Возможно, именно под влиянием этого писания Сильвестра вопрос о брадобритии был поставлен царем на знаменитом Стоглавом соборе 1551 г., возглавляемом митрополитом Макарием: «Нарицаемся христьяне, а в тритцать лет и старые главы бреют, и брады, и ус, и платье, и одежи иноверных земель носят – то по чему познати христьянин?»[23 - О влиянии послания Сильвестра на царские вопросы см.: Жданов И. Н. Материалы для истории Стоглавого собора // Сочинения. Т. 1. СПб., 1904. С. 199–203; Стефанович Д. Ф. О Стоглаве. Его происхождение, редакция и состав. СПб., 1909. С. 50–51; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 378–379.] Ответ на этот вопрос построен на основе процитированной выше статьи из Кормчей книги с апелляцией к истине о создании Богом человека по Образу Своему (этой теме посвящена специальная глава 40 «От священных правил о стрижении брад»)[24 - Стоглав: Текст. Словоуказатель / Подг. текста Е. Б. Емченко. М.; СПб., 2015. С. 64, 111–112, 246. Д. Ф. Стефанович предположил, что в данном случае была использована Кормчая Новгородско-Софийского вида по рукописи конца XV в. См.: РНБ. Соф. 1173; Стефанович Д. Ф. О Стоглаве. С. 292–293.]. Это постановление Стоглавого собора было напечатано в Требнике мирском 1639 г. в составе дополнительного раздела «О святительских судах»[25 - См.: Требник мирской. М., 1639. Л. 103–104 (третий счет). Этот раздел, напечатанный позже, отсутствует в ряде экземпляров (см.: Зернова А. С. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI–XVII веках: Сводный каталог. М., 1958. С. 53; Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга. С. 156). Я пользовался полным экземпляром из коллекции старопечатных книг РГАДА.].

Объяснение греховности брадобрития тем, что человек создан по Образу Божию, в наиболее развернутом виде оказалось сформулировано в анафематизмах – проклятиях еретических заблуждений западных христиан. Эти анафематизмы являлись частью так называемой Свободной редакции чина принятия в православие католиков, составленной, по наблюдениям Т. А. Опариной, при Иване Грозном «не позднее середины XVI в., периода Ливонских войн». Анафематизмы распространялись в списках и эпизодически использовались на практике при перекрещивании выходцев из Западной Европы (в том числе и пленных), но до определенного времени не были приняты всеми епископами[26 - Т. А. Опарина выявила 11 списков «анафематизмов» еретических заблуждений западных христиан, из которых самый ранний датируется 1560?ми годами, а самые поздние – 1630–1640?ми. См.: Опарина Т. А. Изменение чинов принятия западных христиан в русской церковной традиции (до конца XVII в.) // Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга. С. 340–342.]. Однако на Поместном соборе 1620 г. чин крещения «латинян» в православие был утвержден «в качестве обязательной канонической нормы», после чего он был напечатан на Московском печатном дворе вместе с постановлениями Церковного собора 1620 г. в Требниках 1624, 1639 и 1651 гг.[27 - См.: Опарина Т. А. Изменение чинов принятия западных христиан… С. 365–370. См. также: Булычев А. А. О публикации постановлений Церковного собора 1620 г. в мирском и иноческом «Требниках» (М., 1639) // Герменевтика древнерусской литературы: XVI – начало XVIII веков. М., 1989. С. 35–62; Чумичева О. В. Издание чинов отречения от иных вер в Москве и Киеве в первой половине XVII в. // Книжная старина. Вып. 3. СПб., 2015. С. 138–158.] В соответствии с этим чинопоследованием обращаемые в православие католики должны были между прочим произносить такое отречение:

Проклинаю богоненавидимую блудолюбнаго образа прелесть, душегубителныя помраченныя ереси, еже остригати браду, ей же бысть началник беззаконный Петр Гугнивый, римский папа, во царех же тоя ереси началник Константин Кавалин иконоборец, и в той ереси и прочии римстии папы погрязоша, и вси латыньстии епископы, и попове, мнози же и мирстии человецы, ум погубивше, низпадоша в таковое прокажение лица своего, губяще доброту Богом созданнаго Им образа, еюже добротою украси Бог человека по Своему Образу и по подобию. Окаяннии же латыни в ереси многия впадоша и на святых иконах писаным Божию Образу и святых Его угодник не поклоняются, ни почитают, к сим же и своего благообразия ненавидят, и ругаются ему, и проказят лице подобия своего, иже Божиима рукама сотвореннаго[28 - Требник иноческий. М., 1639. Л. 258 об. – 259 об.; Требник мирской. М., 1639. Л. 443 об. – 444 об. Текст этого анафематизма идентичен и в рукописной традиции. См., например: ОР РГБ. Ф. 205 (Собрание рукописных книг ОИДР). № 190. Л. 34 об. – 36. В 1620–1640?е гг. текст проклятия брадобрития стал включаться в некоторые кормчие книги. См.: Корогодина М. В. Кормчие книги XIV – первой половины XVII века: В 2 т. Т. 1: Исследование. СПб., 2017. С. 466.].

Обратим внимание на то, что в этом тексте подчеркивается логическая взаимосвязь двух «латинских ересей»:

– брадобрития, квалифицируемого как поругание Образа Божия в человеке;

– иконоборчества, то есть отказа почитать «на святых иконах» писанного Образа Божия.

Созданный по Образу и подобию Божию человек как будто представлялся «сотворенной Богом, но нерукотворной, живой иконой Божества»[29 - Булгаков С. Икона и иконопочитание. Догматический очерк // Булгаков С. Первообраз и образ: сочинения в двух томах. Т. 2. Философия имени. Икона и иконопочитание. Приложения / Сост., подг. текста, ввод. заметка И. Б. Роднянской, коммент. Н. К. Бонецкой и И. Б. Роднянской. СПб.; М., 1999. С. 276.]. Поэтому брадобритие является поруганием этого Образа и по своей сути сопоставимо с непочитанием святых икон. Не случайно «начальниками той ереси» (то есть ереси брадобрития) объявляется, с одной стороны, император-иконоборец Константин V Копроним (†775), а с другой – мифический римский папа Петр Гугнивый – родоначальник всех «латинских ересей»[30 - О мифическом римском папе Петре Гугнивом см.: Ведюшкина И. В. Петр Гугнивый и Петр Монг // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып. 12. М., 2004. С. 309–312; Андрейчева М. Ю. Новое о Петре Гугнивом // Комплексный подход в изучении Древней Руси. М., 2019. С. 20–21.], к числу которых относилось и непочитание икон.

Составленный в середине XVI в. текст отречения от «ереси» брадобрития служит замечательным дополнением к 40?й главе Стоглава и позволяет лучше понять, что имел в виду Иван Грозный, когда 21 февраля 1582 г. начал публичный диспут о вере с папским легатом Антонио Поссевино с таких слов: «Мы болших дел говорити с тобою о вере не хотим, чтоб тебе не в досаду было, а вовсе малое дело, что мы видим у тебя бороду подсечену, а бороды подсекать и побривать не велено и не попу и мирским людем, а ты в римской вере поп, а бороду сечешь, и ты нам скажи, от кого ты то взял и от которого ученья»[31 - Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. 10: Памятники дипломатических сношений с Папским двором и с итальянскими государствами с 1580 по 1699 год. СПб., 1871. Стб. 302.]. Нет никаких сомнений в том, что царь держался того радикального взгляда на брадобритие как на поругание Образа Божия, который был сформулирован в Кормчих, Стоглаве и анафематизме. Интересно отметить, что в данном случае между царем Иваном и папским легатом случилось недопонимание. Судя по всему, Поссевино был удивлен тем, что царь заговорил в первую очередь о столь малозначительном, с его точки зрения, вопросе, и просто не нашелся что ответить. В русских дипломатических документах зафиксирован его краткий и как будто растерянный ответ: «Он бороды не сечет, не бреет». Но сам Поссевино постфактум передал свой ответ в более развернутом виде: «Что же касается бороды, то, конечно, он не заставляет ее себе сбривать, и она у него довольно длинная. Но если бы он и приказал ее сбрить, то в этом не было бы ничего дурного»[32 - Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. / Пер. с лат. Л. Н. Годовиковой. М., 1983. С. 82–83.].

Несмотря на то что свободная редакция чиноприемов была признана неканоничной и отменена Московским поместным собором 1656 г.[33 - См.: Опарина Т. А. Изменение чинов принятия западных христиан. С. 393–399.], анафематизмы, напечатанные в Требниках в тысячах экземпляров, оказали огромное влияние на воззрения «московитов». Именно на него ссылались ярославцы в спорах с Димитрием Ростовским. Последний подверг текст анафематизма (известный ему по печатному Требнику 1624 г.) суровой критике, обвинив его авторов в ереси: «Зде всяк внемли и виждь, не яве ли сама обличается ересь анфропоморфитов (человекообразников), глаголющих Бога человекообразна, и по Своему Образу акибы создавша лице человеческо, в теле, а не в душе человеческой Образ Божий быти сказующе». На этом примере Димитрий Ростовский указывал на необходимость критически относиться ко всем российским старым богослужебным книгам: «Тая убо, яже в наших руских книгах о небрадобритии законоположения, не суть законоположения, понеже с истиною не сходятся, анфропоморфитом же последствуют, и всуе наши рускии христиане утверждают небрадобритие, и всуе кто сумнится о спасении своем, лишивыйся брады по указу»[34 - РГАДА. Ф. 381. Оп. 1. Д. 352. Л. 219 – 219 об. Опубл.: [Димитрий (Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский.] Разсуждение о Образе Божии и подобии в человеце. Л. 33 об. – 34.].

Но критика анафематизма против брадобрития и содержащихся в нем идей вряд ли не была сформулирована и раньше. У нас есть все основания полагать, что представления о бороде как части Образа Божия, данного человеку при создании, не были распространены повсеместно и/или вызывали сомнения и возражения со стороны «московитов» XVI–XVII вв. Об этом мы узнаём, например, из анонимного «Слова к верным, иже христианя словом нарицаются, Богове же супротивляющеся коварствы» 1540?х гг., которое было составлено, по всей видимости, известным книжником Ермолаем-Еразмом[35 - Об основаниях для такой атрибуции см.: Клибанов А. И. Сборник сочинений Ермолая-Еразма // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 16. Л., 1960. С. 180–182.]. Автор этой проповеди размышлял так: Бог не случайно «положил» человеку, сподобившемуся прийти в совершенство лет и разума, в соответствующую «годину» «одетися устам его и лицу его власы»: таким образом Творец показывает, что человек теперь стал иным, он перестал быть юношей, «младым разумом», но превратился в мужа «свершена», «в меру исполнена саном возраста». Но некоторые люди, «груб смысл имуще», полагают, что волосы на лице – это вещь тленная, которая нарушает красоту мужского лица. Они отрицают Богосозданность растительности на своем лице. «Нелепно есть се [бороды и усы] и непремудрено», – утверждают они. Руководствуясь таким заблуждением, но особенно своими похотливыми стремлениями, эти люди «режут и терзают, потребляюще власы одеяния личнаго, иже суть на устех и на браде, мняще младостию краситися некоего ради сквернаго дела». Но в действительности они ничего не смыслят в красоте. Истинная красота заключается в том, чтобы каждому человеку смиренно пребывать в том обличье, которым Бог его украсил, сообразуясь с его возрастом: «Не младость бо есть красото, но се красота, ею же Бог человека украсил есть, в ня же лета достоит ему тако быти». Противящиеся этому установлению противятся Самому Богу. Действительно, мы же не можем взять и украсить ребенка саном возраста взрослого мужчины, рассуждает автор. В таком случае как же мы дерзаем делать обратное, то есть совершенного летами и разумом мужа наделять внешними чертами юноши? Ермолай-Еразм напоминает и о том, что человеческая плоть создана руками Божиими, а потому она ценнее золота, серебра, драгоценных камней и бисера, которые рождаются от земли и воды, в то время как волосы на лице рождаются от «Богосозданныя человеческия плоти во время, повеленное Богом», а значит, они честнее всяких драгоценностей на земле[36 - «Бог бо есть всякому человеку предел положи летом, совершение возрасту и разуму. Егда убо человеку не совершенному меры возраста и разума, тогда Бог учреди и лицу его быти нагу; егда же сподобится лет совершеннаго возраста, положи убо в ту годину одетися устам его и лицу его власы, показуя его инем человеком, яко да видят и? свершена, и не ктому уже яко юношу, младаго разума, вменяют и?, но в меру исполнена саном возраста. Неции же от нас, груб смысл имуще и Божия премудрости исполнение мняще, яко тленную вещь преобидети, режут и терзают, потребляюще власы одеяния личнаго, иже суть на устех и на браде, мняще младостию краситися некоего ради сквернаго дела. Не младость бо есть красото, но се красота, ею же Бог человека украсил есть, в ня же лета достоит ему тако быти. Како же смеем сие изрезати, еже не от наших рук сотворено есть? Аще же рчеши: „Нелепно есть се и непремудрено“, – прими же ты младенца пятилетна и сотвори ему таковой сан. Аще же сего не можеши, какоже смееши во уреченная ти лета, Богом исполньшееся, преобидети и сим противитися Богу? Аще бы кто и от другов твоих насади виноград и, нань взирая, веселяся, ты же изстерзаеши и?, он же, и паки хотя зрети нань, и ничтоже ту обретая, какоже ти мстити имать о своем сотворении? Кольми паче Бог? Что бо веде, безумне! Како дерзаеши? Сего бо не веси ли, яко ни злато, ни сребро, ни многоценное камение, ни бисер потреби?, но богоданную красоту, честнейши злата, и сребра, и камения драгаго, и бисера, понеже бо Бог сотвори всего честнейши на земли – человеческу плоть, созеда бо ея Своима руками, злато же, и сребро, и камение многоценное повеле земли и воде ражати. Како же сия власы не честнейши ли сего всего суть, яко ражаются от Богосозданныя человеческия плоти, и во время повеленное Богом?» Цит. по: Жмакин В. И. Митрополит Даниил и его сочинения. Отдел приложений. С. 62–63.].

Это «Слово» любопытно в нескольких отношениях: прежде всего, как свидетельство о том, что далеко не все люди 1530–1540?х гг. из окружения Ермолая-Еразма разделяли представления о сакральности растительности на лице. Для некоторых из них борода – это всего лишь «тленная вещь», с которой при желании можно расстаться, чтобы придать лицу более красивый и благообразный вид. Возможно, такой взгляд на брадобритие усвоил и великий князь Василий III. Женившись второй раз в начале 1526 г. на Елене Глинской при поддержке митрополита Даниила, Василий III сбрил себе бороду[37 - См.: Бегунов Ю. К. Повесть о втором браке Василия III // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 25. Л., 1970. С. 118.]. Безусловно, нельзя недооценивать стремление сорокасемилетнего государя понравиться своей юной жене, однако вряд ли Василий III пошел бы на такой поступок, если бы был абсолютно убежден в том, что, расставшись с бородой, он лишается Образа Божия и будущего Царствия Небесного[38 - «Видимо, государь сильно переживал происходящее. Во всяком случае, видно, что он не относился к Елене как к машине для детопроизводства, а пытался понравиться ей как мужчина. Молодясь и стремясь выглядеть на литовский манер, он впервые в жизни сбрил бороду и ходил только „в усах“. Это вызвало при дворе настоящий шок, бояре при виде бритого государя только что в обморок не падали. По канонам того времени, нарушать образ и подобие Господа нельзя: бритый человек не может войти в Царствие Небесное» (Филюшкин А. И. Василий III. М., 2010. С. 285).]. Анонимный автор апологетической «Повести о втором браке Василия III», написанной каким-то духовным лицом из ближайшего окружения великого князя или митрополита Даниила[39 - Ю. К. Бегунов полагает, что «Повесть» написана кем-то из ближайшего окружения великого князя или митрополита, так как он «сообщает немало подробностей о том, что сделал и как выглядел Василий Иванович в то время» (Бегунов Ю. К. Повесть о втором браке Василия III. С. 112).] вскоре после женитьбы московского государя на Елене Глинской, оправдывает этот поступок, ссылаясь на какой-то текст Божественного Писания, согласно которому «царем подобает обновлятися и украшатися всячески». Автор прославляет новый облик государя, который сравнивается им со «Стратигом Силы Небесныя» (Архистратигом Михаилом), явившимся Иисусу Навину во время осады Иерихона: «Такоже царь и государь всеа Русии страшен явися иноплеменником взора ради стратижскаго, любим же всем православным благочестиа ради»[40 - Там же. С. 118.]. Аргументация этого автора (которым мог быть Досифей Забела, епископ Сарский и Подонский, архимандрит Чудова монастыря Иона Собина или епископ Коломенский Вассиан Топорков[41 - См.: Там же. С. 113.]), допускавшего возможность стричь волосы на лице и голове ради придания внешности более благообразного вида[42 - Любопытно, что автор «Повести о втором браке Василия III» ссылается при этом на включенную в Кормчие книги статью «О растящих власы и красящихся ими», следующую из тех же «Апостольских постановлений» (см.: Там же. С. 118): «О власах же не сице ли заповеда Бог пророком: „влас главы твоей не питай <…> не обрасти, паче же устризай их и очищай“» (Цит. по: Попов А. Н. Историко-литературный обзор… С. 132). Видимо, книжник предлагал из этой извлеченной из Кормчей цитаты сделать вывод, что христианам следует стричь волосы, в том числе и бороду, дабы иметь опрятный вид. Но непонятно, как можно было при этом игнорировать соседнюю статью («О пострижении брады»), которая предписывала прямо противоположное (см.: Там же. С. 131).], очень походит на ту, с которой спорил Ермолай-Еразм (не этот ли текст имел в виду книжник?). Возможно, их аргументация была в чем-то сходной с той, что использовал Димитрий Ростовский в начале XVIII в., также считавший, что растительность на лице и голове – «тленная вещь», относящаяся к сфере профанного, не имеющая к духовной жизни решительно никакого отношения:

Что есть брада? Брада есть влас нечувствен, излишие человеческаго тела, вещество видимое, осязателное, жизни человеческой ненужное – ниже бо живит человека, ни умерщвляет; вещество временное, с телом в персть гробную вселяющоеся и разсыпающоеся, прежде смерти мертвое, недейственное, ниже что ползующое, ни вредящое, растущое при влажных тела частех, якоже бо на земли, идеже блатное, мокрое место, тамо растет излишняя трава, осока и тростие, сице и на теле человеческом при местех влажных растут власы[43 - РГАДА. Ф. 381. Оп. 1. Д. 352. Л. 228 – 228 об. Опубл.: [Димитрий (Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский.] Разсуждение о Образе Божии и подобии в человеце. Л. 45 об.].

В другом месте Димитрий Ростовский также доказывал, что борода не может иметь ничего общего с духовной жизнью и, следовательно, играть какую-то роль в деле спасения души:

Кое же в небрадобритии спасение? Сице разсуждаем. Идеже не ощущается греховное сладострастие, тамо не может быть искушение на грех, ни подвиг борющся и противящся греху. А идеже несть искушения, ни подвига, тамо не могут быти венцы, ниже кое спасение. А понеже в власах никая же чувствуется сласть, аще они суть, аще не суть, убо якоже несть в бриении их греха, сице в небриении тех несть спасениа[44 - РГАДА. Ф. 381. Оп. 1. Д. 352. Л. 233. Опубл.: [Димитрий (Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский.] Разсуждение о Образе Божии и подобии в человеце. Л. 52 – 52 об.].

Впрочем, нельзя не обратить внимания на то, что Ермолай-Еразм, горячо отстаивавший совершенную красоту зрелого мужчины, выраженную в растительности на лице, и настаивавший на греховности брадобрития, не использовал аргумент о создании человека Богом по Образу Своему, вряд ли ему неизвестный (хотя бы по причине его вхождения в Кормчие книги).

Симптоматично, что к этому аргументу не обращаются и другие известные богословы XVI в. Митрополит Даниил, довольно резко выступавший против брадобрития, видел грех «обнажения лица» вовсе не в поругании Образа Божия в человеке, хотя он не мог не знать антилатинские статьи Никиты Стифата, в том числе процитированную выше статью «О пострижении брады»[45 - Митрополит Даниил руководил созданием новой, Сводной редакции Кормчей книги, которая легла в основу печатной Кормчей книги. См.: Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга. С. 68, 105–106, 187.]. Отсутствие отсылки к ней в его рассуждении о брадобритии, конечно, не может быть простой случайностью. На этот факт с удивлением обратил внимание еще В. И. Жмакин, отметивший, что у митрополита Даниила

нет никаких данных, на основании которых ему можно было бы усвоять взгляд на бороду как на внешнее выражение Образа Божия в человеке, как то утверждают некоторые из церковных писателей XVI в. Он вооружается против брадобрития, исключительно руководствуясь нравственными соображениями. Брадобритие рассматривается им как нравственно предосудительное явление, за которым скрывались очень позорные, противные целомудрию цели[46 - Жмакин В. И. Митрополит Даниил и его сочинения. С. 577.].

Из аргументации митрополита Даниила следует, что греховным является не столько само брадобритие, сколько те блудные намерения, ради которых оно совершается. Но ведь из этого должно следовать, что брадобритие, не имеющее в виду предосудительные намерения, не является греховным. Следовательно, великий князь Василий III, «вынужденный» по благословению Даниила развестись со своей бездетной женой Соломонией Сабуровой (якобы добровольно пожелавшей уйти в монастырь) и повторно вступить в законный с официальной точки зрения брак, вряд ли может быть осужден за желание выглядеть моложе, так как это желание вовсе не было обусловлено блудными намерениями.

Максим Грек, скорее всего не благословивший великого князя Василия III на развод с супругой[47 - Об отношении Максима Грека к Василию III см.: Синицына Н. В. Максим Грек. М., 2008. С. 166–173.], наверняка не одобрил и «обнажение» его лица. Однако в его «Слове», адресованном к уже повзрослевшему сыну Василия Ивану IV, также не используется аргумент сотворенности человека по Образу Божию (центральный для других авторов). Максим Грек начинал свое «Слово» с такого размышления: «Ни едино дело премудрости Божия суетно есть»; не об этом ли говорил и царь Давид, восклицая: «Коль возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудростию сотворил еси» (Пс. 103: 24)? Тем более «Премудрый Содетель» не случайно сотворил и все части нашего тела: ноги – «ко еже движатися нам, идеже аще потреба будет»; руки же – «во еже делати потребная»; очи – «ко еже глядати и раззнати сретающая и лучающая нам»; нос – «к разсуждению различным воням и вдышению и издышению животнаго воздуха»; брови и ресницы не только защищают очи «от натекающих сланых потов» и «от всякого тончайшего праха и пуха, якова ж многа воздухом обносима», но также служат «во украшение и благолепие» нашему лицу. Точно так же и растительность на мужском лице сотворена «Премудрейшим Хитрецом Богом» отнюдь не случайно: она имеет, так же как брови и ресницы, двойное предназначение – утилитарное и эстетическое. Первое, утилитарное, заключается в том, чтобы служить «разнанию женскаго полу и мужскаго». Но, помимо этого, борода и усы сотворены Богом еще и «к честновидному благолепию лиц наших». Итак, борода мужчине дана не случайно: она является частью замысла Творца, вмешиваться в который человеку не следует. Однако в рассуждениях Максима Грека также нет и намека на то, что волосяной покров на лице можно рассматривать как часть Образа Божия[48 - См.: ОР ГИМ. Син. 596. Л. 56 – 56 об.]

Все приведенные выше данные и тексты указывают на то, что, вопреки распространенному в историографии убеждению, в вопросе о брадобритии в XVI–XVII вв. не было абсолютного единства даже в церковной среде, не говоря уже о светских интеллектуалах и простолюдинах. Существовало как минимум четыре подхода к определению степени греховности брадобрития, из которых обращение к аргументу о создании человека по Образу и подобию Божию представляется наиболее радикальным.

Мнения о степени греховности брадобритии в московской церковной среде XVI–XVII вв

Брадобритие не имеет к духовной жизни никакого отношения. Волосы на голове и лице – «тленная вещь», часть профанного мира, их при желании можно стричь или сбрить для придания внешности более благообразного вида.

    Анонимный автор «Повести о втором браке Василия III» (1526 г.), неизвестные собеседники Ермолая-Еразма (1540?е гг.), Димитрий Ростовский (1690?е гг.) и др.

Брадобритие греховно в той степени, в какой вызвано греховными намерениями (например, стремлением казаться моложе для соблазнения женщин или придать своему облику женообразный вид с намерением совершать «содомский грех»).

    Митрополит Даниил (1520–1530?е гг.), вероятно, Василий III и др.

Брадобритие греховно в любом случае, так как нарушает установленный Богом порядок вещей: установленные свыше внешние признаки различия между полами и признаки возраста жизни мужчины.

    Ермолай-Еразм (1540?е гг.), Максим Грек (1550?е гг.) и др.

Брадобритие больше, чем просто грех: это поругание Образа и подобия Божия в человеке, которое лишает человека Царствия Небесного. Более того, это еретическое заблуждение, которое тесно связано с непочитанием икон.

    Феодосий Бывальцев (сер. XV в.), анонимный автор «Слова избрано от святых писаний, еже на латыню» (1460?е гг.), неизвестный автор списка непорядков церковной жизни (1520?е гг.), митрополит Макарий (1551 г.), протопоп Сильвестр, неизвестный автор анафематизмов еретических заблуждений западных христиан (сер. XVI в.), Иван IV, патриарх Филарет (1620?е гг.), Евфимий Чудовский, патриарх Адриан (1690?е гг.).

Одновременное бытование различных мнений по столь животрепещущему вопросу в одной церковной среде неизбежно должно было порождать канонические споры: ведь от ответа на вопрос, греховно ли брадобритие, и если да, то в какой степени, зависела дисциплинарная церковная практика. Действительно, следует ли человеку каяться в брадобритии, и если да, то какое церковное наказание должно последовать – легкое, тяжелое или средней тяжести? Решение зависело от того, как понимать слова Писания о сотворении Богом человека по Своему Образу и подобию. Следует ли распространять эти слова на черты физического облика мужчины, в том числе бороду? От ответа на данный вопрос зависела и степень греховности брадобрития. Эти споры, которые, несомненно, велись, тесно переплетались с другой очень актуальной для Московской Руси XVI–XVII вв. проблемой – изобразимости Бога Отца.

Как известно, изображения Бога Отца в виде седовласого старца с большой окладистой бородой оказались широко распространены в русской иконописи, монументальной живописи и книжной миниатюре именно начиная с XVI в. Достаточно вспомнить, что изображения Бога Отца в виде седовласого старца в течение XVI в. появились в куполах важнейших соборных храмов: Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля, Смоленского собора Новодевичьего монастыря, Троицкой церкви Александровской слободы, Спасо-Преображенского собора Ярославля и др. Изображения Бога Отца были размещены в иконостасах (в праотеческом ряду) многих центральных соборов и храмов (например, в Успенском соборе Московского Кремля), а также включены в композиции многих икон («Отечество», «Благовещение», «Рождество Богородицы» и др.), украшавших такие храмы, как Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря и др.[49 - См.: Ретковская Л. С. О появлении и развитии композиции «Отечество» в русском искусстве // Древнерусское искусство XV – начала XVI в. М., 1963. С. 235–262; Квливидзе Н. В. Господь Саваоф: Иконография // Православная энциклопедия. Т. XII: Гомельская и Жлобинская епархия – Григорий Пакуриан. М., 2006. С. 182–183. См. ил. 10 в этой книге.]Разумеется, на этот факт нужно обратить особое внимание. Как отметил Б. А. Успенский, в условиях слабой разработанности православного богословия богословские идеи подчас усваивались не в систематической форме, а через обряд («литургическое богословие»), через церковное искусство и в особенности через иконы и фрески[50 - См.: Успенский Б. А. Русская духовность и иконопочитание // Факты и знаки: Исследования по семиотике истории. Вып. 3. СПб., 2014. С. 38. На это обращал внимание еще А. С. Лаппо-Данилевский: «Без привычки к отвлеченному мышлению и образования она [темная масса народа] не могла воспринять отвлеченные его [христианского вероучения] истины вне обряда и по необходимости сосредоточила свое внимание на наглядной обрядовой стороне христианства» (Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли… С. 206).]. Устойчивая традиция изображать Бога Отца в XVI столетии в виде длиннобородого седовласого старца не могла не быть связана с определенными идеями, которые пересекались и с догматическими спорами о трактовке слов Писания о сотворении Богом человека по Своему Образу и подобию. В этой связи для нас было бы крайне интересно узнать, на основании каких аргументов вопрос об «изобразимости Божества» в церковном искусстве XVI–XVII вв. мог решаться положительно в то время, когда многие святые отцы настаивали на безобразности Бога Отца (и эти тексты, как мы отметили выше, русским книжникам были хорошо известны). Находила ли традиция изображения Бога Отца какие-то богословские обоснования? Рассмотрим два случая, которые, на мой взгляд, позволяют отчасти пролить свет и на содержание дискуссий вокруг вопросов о брадобритии/брадоношении.