Авторское собрание сочинений

Более того, ее голова совсем пустая. Серьезно. Никаких раздумий, даже нет намека на глупые девчачьи интересы. Ее тело – просто пустая оболочка. Данный факт, конечно, интригует меня, но это не та интрига, которую ты хочешь, нет. Эта интрига может означать, что я ничего не понимаю в мыслях чужих людей. И как мне теперь управлять ими? Продолжать рыть носом землю для достижения недостижимого? Звучит слишком просто, чтобы быть удовлетворяющим.

Я думаю о входе в клуб, чтобы узнать его название. «Розовый единорог». Эмблема бара – розовый – кто бы мог подумать? – единорог, и рог его переливается цветами радуги. По-крайней мере я знаю, кем работает женщина в латексе. Она подчиненная Ривьеры, то есть Ривьере принадлежит «Розовый единорог». Но все это я мог бы узнать, просто покопавшись в голове Ривьеры.

Или не мог? Вдруг Ривьера так же, как и женщина в латексе, превратился в овоща? Я перемещаюсь в его голову – нет, с мозгами Ривьеры все в порядке – в порядке, в сравнении с мозгами женщины в латексе, разумеется. Он присматривает робот-пылесос, его глаза останавливаются на той же модели, что находится в нашем с Сэнди домике на Пасифик Хайтс. Через привычки Ривьеры я хочу пропустить дорожку кокса, она, по мнению Ривьеры, лишней не бывает, а также хочу трахнуть Сэнди, хочу отыметь ее жестко, как животное, и, может, заставить ее плакать, умолять, избить ее, ногами по животу… Я вынужден пропускать через себя чужие эмоции, которые мне отвратительны. Думаю, что первым делом, когда научусь управлять телами, заставлю Ривьеру спрыгнуть с моста с пистолетом в руке на железнодорожное полотно, чтобы в случае выживания он смог угодить под поезд (прямо как я), а если поезда окажется недостаточно, он сможет банально пустить себе пулю в лоб. И… начать креативить я могу прямо сейчас, я уже в его голове, но сосредоточиться мне мешает очередной телефонный звонок.

Ривьера поднимает трубку. Его глазами я вижу номер Клэр. И через его мысли я понимаю, что именно Клэр звонила в прошлый раз.

– Может, все-таки пошлешь ее? – спрашивает Ривьера у Сэнди.

Она качает головой, качает сразу, не раздумывает, как в прошлый раз, и я внезапно понимаю, что вряд ли Клэр по своей инициативе позвонила кокаиновому садисту Ривьере. Значит, ее голова занята неизвестным вторженцем. Стало быть, голова моей Сэнди свободна.

Я сразу же переношусь в голову своей девочки, чувствую теплый храм, настороженность, готовность любить нелюбимого, в равной пропорции смешанную с готовностью ударить первой. Я радуюсь столь дивным мыслям Сэнди, я их обожаю, но все же, буду рад, если мне удастся кое-что в них подправить.

Я решаю разорваться на тридцать сознаний, разрываюсь, и пытаюсь сквозь симфонию перемноженных друг с другом ощущений моей девочки приручить свои сознания действовать как единое целое. Я не знаю, да и не могу сейчас знать, получается у меня или нет, но всеми фибрами своей лишенной физической оболочки души я заставляю, нет, я молю свою Сэнди держаться от Ривьеры как можно дальше. Я жду, что меня выкинет из тела, я готов вращаться как опавший лист, я давно привык к горечи поражения, так что горечь эта стала для меня безвкусной. Теплый храм моей Сэнди остается нетронутым, он греет несколько моих сознаний, и это знак – раз я знаю, что чувствуют мои части, значит, я этими частями управляю.

Я чуть было не вылетаю из Сэнди, но последней волею мысли заставляю себя держаться. И у меня получается. Похоже, закон загробного мира прост – ты можешь все, абсолютно все, главное вовремя об этом подумать. Я чувствую то, что чувствует Сэнди раз в тридцать сильнее, чем чувствует она, и понимаю – мои недельные мучения были не напрасны, я действительно управляю своими сознаниями.

И получаю тому доказательство. Та часть мозга, где находится толерантность к прикосновениям Ривьеры, заполняется отторжением к ним же. Я думаю о Ривьере как о грязном туалете и знаю, что Сэнди начинает думать также. Едва его потная от кокаинового возбуждения ладонь смыкается на тонком запястье под рваной накидкой, как отвращение отзывается комком в ее пересохшем горле. Следует короткое удивление на столь неожиданную реакцию собственного тела, затем идет ее полное принятие. Ривьера будто бы чувствует перемены в организме Сэнди, он спрашивает, и спрашивает с недовольством:

– Что-то не так?

Я хочу взглянуть в его физиономию. Сэнди, моя обновленная девочка, поворачивается к Ривьере и сверлит его упоротое лицо глазами с подаренной мною лютой ненавистью. Я ощущаю Сэнди как ощущал себя, когда был живым, я ликую, что у меня все получается, но в данный момент на моем (не на моем, но теперь разницы нет) лице должна быть эмоция, противоположная ликованию.

– Ты меня достал, Ривьера, – скрежещу я зубами Сэнди. – Ты очень скучный и унылый торчок.

Телефон Ривьеры продолжает звонить. И пока его владелец находится в ступоре от сказанных мною слов, я Сэндиными руками вырываю телефон из его рук и жму на зеленую трубку на сенсоре.

Подношу телефон к уху Сэнди и слышу голос Клэр.

– Наконец-то. Что, уже перестал пердолить мою сестру?

И следом:

– Мой отец готовит на тебя облаву. Еще не готов отдать мою сестренку по-хорошему?

Момент истины. Я могу говорить с неизвестным вторженцем. Я оставляю Ривьеру стоять истуканом посреди торгового центра и направляюсь к выходу.

– Чего молчишь, сучара?! – орет Клэр. – Ты на крючке, заявление на тебя я уже написала, подонок! Ты, барыга несчастный, хотел меня убить, но это, ха, никому с рук не сходит, нет, нет… Ты по уши в дерьме, и любое твое неверное слово опустит тебя еще на дюйм глубже.

– Я не Ривьера, Клэр, – говорю я голосом Сэнди.

Я чувствую, как Клэр на том конце провода давится воздухом. Радость наполняет мою сущность и сущность Сэнди, и я говорю ее сладкими губами:

– Ривьера меня не отдаст, я сама от него уйду.

– Уйдешь? – Клэр рычит. – Ты хоть понимаешь, что ты несешь, сука?!

Да, буквально рычит – ярость неизвестного вторженца возносит меня к небесам и обратно, в тело Сэнди.

– Не обижай меня, сестренка! – говорю я и слышу в голосе Сэнди игривые нотки, которые, как мне казалось, я уже никогда не услышу.

Позади я слышу ругательства Ривьеры. Это не беда, думаю я, один прыжок в его тело – и все. Клэр, Генри и прочие просто подумают, что Ривьера застрелился, потому что сошел с ума на кокаиновой трубе.

– Шлюха! – слышу я крик Клэр. – Ты воспользовалась Ривьерой как тампоном… Бездарная псевдохудожница! Жадная шлю…

– Мои картины нравились Олегу, Клэр, – говорю я и кручу серую прядь волос вокруг пальцев Сэнди. – Большего мне и не надо.

Молчание.

Затем:

– Сэнди не стала бы упоминать имя Олега вслух. Я уже успел поработать над ней… Олег.

О нет…

– Поздравляю, у тебя получилось. Ты очень быстро учишься. Но, Олежек, опыт в этом деле куда полезнее, чем выучка, а его у тебя так мало.

Олежек?!

Даже я успел забыть, что родители называли меня Олежеком, когда я был маленьким.

– Ты куда собралась, сука?! – орет Ривьера. Он меня догоняет. Он орет, и орет непрестанно, ему плевать на цивильных покупателей.

Я ускоряю шаг. Договорю с вторженцем, затем избавлюсь от Ривьеры, решаю я.

– Если надумаешь срывать мои планы, Олежек, то я просто-напросто придумаю новый план, в котором твоя драгоценная миссис Страсть уже в качестве трупа попадет к какому-нибудь некрофилу.

– Стоять!! – Ривьера хватает меня за накидку. – Что ты задумала, дрянь?

Надо вселяться в тело Ривьеры, думаю я в панике. Интересно, у Сэнди исчезнут воспоминания об этом разговоре или придется их как-то корректировать?

– Отдай мой телефон, тварь! – орет Ривьера. Я не отдаю, потому что Клэр продолжает говорить.

– Советую тебе держаться как можно дальше от шести особых тел, иначе ты постоянно будешь чувствовать то, что почувствуешь прямо сейчас…

Связь прерывается. И тут же Ривьера вырывает телефон из моих рук. И тут же я вылетаю из тела Сэнди. Моей сущности невыносимо больно, словно тысячи раскаленных добела ножей пронзают каждую клеточку тела. Скрючившись в мерзкое облако, я вынужден смотреть, как Ривьера орет на мою беззащитную Сэнди.

– Что ты творишь, скотина? Ты работаешь на Торментуса, да, тварь?

Руки неизвестного вторженца гладят Ривьеру по спине, а его губы произносят:

– Нет. Я все еще не знаю, кто такой Торментус. Я просто слишком долго посылала ее нахуй!

Мне так не было больно даже при жизни. Невидимые ножи стали горячее.

Она… нет… он, вторженец, целует Ривьеру, и Ривьера успокаивается.

Страшное дело. Эта боль не прекращается. Я пытаюсь избавиться от нее, думаю, что ее у меня нет, но бесполезно. Когда бесполезность моих мыслей окончательно расстраивает меня, я пробую мириться с этой болью, но против моей воли, мое сознание наполняется борьбой, желанием покончить с этой болью раз и навсегда, и именно это желание усиливает боль и не дает мне уйти. Все это воспринимается так, словно другой «я» сильнее меня, и он хочет мне зла – потому что в мире нелюдей можно управлять только собственными желаниями, и никак иначе.