12 месяцев стихов

как климат искажает широту,
в такой зиме теперь сильнее вдвое,
вкус плова ощущается во рту.

Зима капризней престарелой дамы,
для всех её желания – закон,
но нет грустней в природе мелодрамы,
когда в морозе сник тестостерон.

Зима должна быть всё-таки зимою,
а дождь со снегом – это не зима,
ведь невозможно жизнью жить двойною,
сводя народ причудами с ума.

Пускай мороз ударит настоящий,
узорами рисуя на окне
и хлопком с неба снег пойдёт хрустящий,
который и не снился Фергане…

Февраль

Февраль лукавый

Февраль лукавый… Солнце, как из меди,
блестит монетой брошенною вверх,
сугробы, словно белые медведи,
линяют, вяло сбрасывая мех.

Бранит ворона дворничиху смачно,
с нагретых солнцем крыш всё потекло,
и небо бесконечностью прозрачно,
как вымытое начисто стекло.

И стынут облака в бездонной сини,
как воробьев драчливых лёгкий пух,
и хочется лететь по небу с ними,
чтоб с высоты захватывало дух.

Струится тёплый воздух от проталин,
дрожит, пугая самого себя,
но сел февраль ещё в чужие сани,
весну ночным морозом теребя.

А всё равно пора уже поверить
в то, что весна с надеждой заодно
и хочется любви себя доверить,
и нараспашку отворить окно…

Сугроб

Расщедрился к исходу дней февраль,
теплом внезапным ублажил природу
и, как искусный прирождённый враль,
поверил сам в весеннюю погоду.

Сугроб осел, уменьшился на треть,
как будто воздух выдохнул из лёгких,
водою талой собираясь петь,
что для осипших дело не из лёгких.

Нет, не набрать ему былую стать,
не сохранить в себе мороза силу,
увы, старик юнцом не может стать,
как бы об этом тело ни просило.

Ведь чья-то радость может быть бедой,
для тех, кто предан был суровой стуже:
тот может стать лишь талою водой,
а для другого он теперь не нужен.

Жизнь не вернуть, в нём нет нужды весне,
зря клялся он зиме в любви до гроба,
но стал в итоге, как в кошмарном сне,
скупой слезой февральского сугроба…

Облака

Облака, как хлопковые кипы,
ветер не спеша уносит вдаль…
и летят они, наверно, к Кипру,
где лазурь морская, как эмаль,
на упавшем с неба медальоне,
там, где волны лижут языком
от безделья гладкие ладони
и мурлычут ласковым котом.
Парус яхты, словно оригами,
солнцем сквозь материю слепит,
а песок горячий под ногами
золотом расплавленным кипит.
Здесь покой не повод для каприза,
а ценить всё то, что есть пока,
без любви несчастной и без кризов,
душу выводить из тупика.
Жизнь порой похожа на бульдога
или ствол холодный у виска…
Здесь, в покое, путь короче к Богу
для святого и еретика.
А в Москве бормочет слякоть всхлипом,
непонятно: март или февраль…
Облака, как хлопковые кипы,