Путь стрельбы

Поднесла телефон ко рту, сказала медленно:

– Я тебя слышу хорошо. Говори, что хотел.

Староста, помедлив:

– Даш, ну на фига так было делать-то?

Сбросила вызов. Полминутки полюбовалась пейзажем.

Приняла следующий вызов.

Староста, ровным сухим голосом:

– Дарья Александровна. Полагаю, вам интересно будет узнать, что девяносто процентов женской и двадцать процентов мужской части группы от игры уклонились. Василий Иванович вывихнул ногу и убыл на скорой. Мы приступаем к фуршету, и желаем вам всяческого здоровья. Засим прощаюсь.

Закончил вызов.

Лениво докурила, выкинула в окно. Зависла в каком-то пустом безмыслии, слушая гул воздуха в окна.

Вытряхнул водитель, спросив осторожно:

– Дальше едем?

Кивнула, закрыла окно.

Поехали дальше.

Бабуля была какой-то задумчивой и молчаливой.

Ну, мы сели пить чай. Бабуля разлила, села. Взяла кружку и шумно засосала с поверхности.

Этот звук и жест – знакомый по сну с прабабушкой, – мена разбудил.

Я потянулась за своей кружкой, спросила вкрадчиво:

– Бабуль, а скажи, как прабабушку звали?

Бабуля, ворчливо:

– Надей.

Я помолчала, ожидая продолжения. Не дождалась, и подбросила наводящий вопрос:

– Это потому что Надежда? А на что?

Бабуля подняла от кружки удивлённо-раздражённый взгляд и тихо рявкнула:

– А я знаю, ять?!

Опустила взгляд к кружке, всосала. Буркнула тихо:

– Я вообще её имя в документах только прочитала… в похоронке. Бабка моя ни разу по имени её не назвала… всё «твоя мать», да «твою мать».

Я растерялась, и, не подумав от растерянности, вывалила заготовленный на поездку вопрос:

– А… никто не рассказывал, как она погибла?

Бабуля вскинула очень злобный взгляд, и заорала:

– Слыш! Тебя, ять, не учили беречь нервы пожилым людям, а?! Припёрлась внезапно, вся взъерошенная, да ещё мне тут в душу лезет!

Я напугалась. И залепетала:

– Ой! Прости, бабуль. Просто…

Бабуля злобно, но уже без крика:

– Херов сто! Что в жопу не влезло – в рот запихали, а полсотни в пёс те пропали!

Меня криво, сквозь страх, улыбнуло. Бабуля глянула на мою улыбку, буркнула:

– Чай пей.

И – всё.

Потом мы сидели, молчали вместе, хлебая чай и глядя в одну точку над столом.

Наверное, думали тоже вместе – про пробабушку.

И меня настолько расслабило, что я перестала ковырять память, где я могла слышать, что прабабушку зовут Надей. Просто приняла – и всё.

А ночью мне поменяли кошмар:

Коридор ВУЗа. Иду на пару. У дверей аудитории стоит кружок студентов в разном камуфляже с автоматами.

Дебил в чёрном поворачивает голову, смотрит прямо в глаза. Во взгляде у него – холодная расчётливость.

Он восклицает:

– О! Дарья!

Тянет руку за спину, говорит:

– Это же не больно! – выхватывает пистолет.

Бахает выстрел. В живот бьёт пуля.

Так что проснулась я… с воплем паники и ярости, и привычно сведёнными органами выдыхания. Правда, в лайт-версии. И всё-таки скорей в ярости, чем в панике и душевной боли от взгляда сына.