Оскар

Оскар задрал голову и посмотрел ввысь, где в чудесной бледно-сизой бездне, отражаясь в стеклах его очков, дугообразно текли звезды.

Голос профессора Капицы из передачи «Очевидное – Невероятное» напомнил: Вселенная бесконечна.

Оскар, почесывая уколы комаров, задумался о тайнах мироздания.

Между тем, самые нетерпеливые прикончили по третьей папиросе и, исчерпав запасы анекдотов про Брежнева, уже вглядывались в дорогу, прикладывали козырьком ладонь, стараясь разглядеть в юной ночи смутное приближение.

Оскар теперь тоже мысленно следил: вот «Миклован» возвращается, ровно и сильно крутя педали, упругая темнота мягко давит в его грудь, километры остаются позади, лес мелькает в обратной последовательности; вот машинист въезжает на поросший ольхой и черемухой берег, вот Иван трясется по деревянному мосту, поднимается по мокрым от клеверной росы склонам… Но воображение обгоняло, все было тихо, и приходилось начинать сначала.

Спустя тысячу лет, где-то в глубине лесных декораций, то появляясь, то исчезая, зародился таинственный свет, тем самым, как бы подготавливая зрителей к главному действию.

И, вот, ослепив фонарем «динамы» спящую у дороги березу, преодолев все буераки, косогоры и мосты из тени, отдуваясь, триумфально выступил на авансцену «Миклован».

Усталый, с каплями пота на лице, он подвел к завалинке клуба, держа за рога покорный велосипед, и не спехом принялся развязывать узлы, освобождать из веревочного плена вторую серию.

Оскар возвращался за полночь.

Распаленный бразильскими страстями, не замечая ночной свежести, он мчался, еле касаясь пятками отзывчивого деревянного тротуара. Обогнал парочку, обсуждающую фильм, кого-то, кто в темноте закуривал, держа в горстях у освещенного лица вспыхнувший огонек, перемахнул через лужу грязи, мерцавшую в лунном свете, как антрацит.

После душегубки кинозала – он с наслаждением вдыхал ночные запахи густые и сочные, глотал прохладный воздух, словно воду из колодца.

Оскар отворил запевшую калитку, проскользнул вдоль хлева, откуда пахнуло теплом, встрепенувшимся кудахтаньем петуха, стуком копыта, пробрался сквозь заросли мокрой от росы крапивы и по шаткой лестнице вскарабкался на его чердак.

Со странным ощущением кружения и легкости, Оскар улегся на сеновале, накрылся овечьей шкурой.

Но еще долго лежал без сна, слишком возбужденный кинокартиной, а в особенности – прекрасной Дорой, слушая краем уха, как едва заметным узором по тишине, а не ее нарушением, в душистом сене копошились мыши и где-то под самым коньком крыши попискивали их летучие сестрицы. Постепенно он погрузился в теплую дремоту, в которой мешались чувства счастья – сегодняшнего и какого-то предстоящего.

На рассвете, сквозь сон Оскара пробились изумительные звуки: чистый звон ведра, куда рикошетом ударяли струи парного молока (бабушка доила «Зорьку»); далекий лай и далекое же кукареканье, пробные ноты птичек, возившихся в листве бузины. Разлепив один глаз, он с удовольствием отметил, что утро белое, нежное, туманное – верный признак ясного и жаркого дня.

Оскар лежал, наслаждаясь утробным теплом своего гнезда, и был исполнен блаженного чувства: лучше таких мгновений ничего не могло быть на свете. Под эту внятную утреннюю мелодию счастья, Оскар перевалился на другой бок и опять заснул.

* * *

Рабочий день подошел к концу.

По тротуару, под аккомпанемент отбойных молотков и шум машин двигались люди.

Одни выныривали через равные промежутки времени из теплой подземки, кутались

в пальто, на ходу ставили воротники, стараясь защититься от ветра, другие, с крейсерской скоростью забегали в каменные недра. Все спешили к месту своего назначения. Тысячи лиц в минуту. Огромный человеческий муравейник пульсировал круглосуточно, не останавливаясь ни на секунду.

С наступлением ночи, когда работяги валились в кровати как срубленные деревья, панки начинали гонять по торговым пассажам на скейтах, молодняк закидывался в туалетах дискотек «эксом», братва чинила разборки на опустевших стройплощадках, а Ленинградка устраивала в машинах турнир по отсосам.

Обычные столичные дела.

Подземка продолжала рожать людей.

Оскар лицезрел девушек, слетевшихся в Москву в поисках лучшей жизни со всех уголков России и СНГ. Мужчины – банкоматы, где вы? Горящие глаза плотоядной самки, стремительная походка, в руках неотъемлемый фетиш – кофе из «Старбакс», Айфон и сигарета.

Говорят, что женщина курит от неуверенности в себе.

Если честно, в столице, неуверенных женщин Оскар еще не встречал.

Потому что рациональная, помешанная на гешефтах Москва слезам не верит, а верит деньгам. Потому что все, о чем здесь мечтают люди, к чему стремятся делами и помыслами, выражаемо и достижимо с помощью денег. Это обмен веществ и нервная система общества. Сияющий мост из темного прошлого в светлое будущее.

Когда-то, давным-давно, люди строили Москву. Но с тех пор что-то изменилось, что-то пошло не так и теперь Москва строит людей.

Деньги, деньги, деньги.

Все продается и покупается. У каждого своя цена, невзирая на пол и социальное положение. У арабов есть пословица: «Возьми что хочешь, – говорит Аллах, – но заплати за это». Жизнь – как поездка на такси. Даже если вы никуда не едете, счетчик все равно щелкает. Каждому приходится платить, платить даже за то, чего не совершал.

Что бы сказали наши деды и прадеды, воевавшие с фашистами о сегодняшней России? Стоило ли за нее умирать? Может, они сказали бы, что Россия, за которую они сложили голову, так и не родилась?

– Ладно, – сказал себе Оскар. – Кончай ныть. Соберись! Понимаю, в данной ситуации напрасно взывать к здоровому оптимизму, но хотя бы продемонстрируй спортивную злость. В ближайшие часы она не помешает.

Оскар потянул ручку, открыл дверь, поставил ногу на асфальт.

– О, черт! – Белый «Reebok» был заляпан кровью.

Он выбрался из машины.

Тотчас ветер грубо его обыскал, отняв уют и тепло автомобильного салона. Оскар поежился, достал носовой платок, присел и стал вытирать кроссовок.

Закончив, Оскар скептически посмотрел на дело своих рук. Следов крови не осталось, но товарный вид безнадежно испортился. Это не прибавило ему оптимизма.

Оскар вновь распахнул дверь.

Очередной порыв ветра тут же вырвал ее из руки и с треском ударил о крыло.

Он крякнул, обозвал себя жопой, наклонился и вытащил резиновый напольный коврик. В нем плескалась насыщенная железом лужица, похожая на вишневый сироп.

Единственный свидетель – отошедшая от дел собака без всякой породы. Сучка подошла к Оскару и восторженно дыша, обнюхала в знак приветствия. У нее добрые человеческие глаза, наполненные какой-то тайной мудростью.

Он рассеянно следил за листьями, кружившимися вперемежку с клочьями бумаги и пакетами из полиэтилена, раздумывая как убить время.

На экране воображения возникла чашка обжигающего кофе.

И подкрепиться не помешает.

Закинуться «медленными» углеводами. Они будут снабжать энергией как минимум 2—3 часа. Теплыми, здоровыми калориями.

Солдат в боевом походе должен быть хорошо накормлен. Верно, боец?

Оскар встал по стойке смирно, отдал честь и пролаял, как делал в учебке, отвечая сержанту: – Так точно. Накормлен и напоен. Разрешите выполнять?

Он развернулся, как по команде «кругом» и зацепился взглядом за идущую парочку. Парня и девушку.

По смиренному виду, одежде и стопке брошюр в руках парня, Оскар понял, что это очередные «евангелисты – методисты „седьмой воды на киселе“» или как их там еще, вышедшие на охотничью тропу окучивать клиентуру, втюхивая идеи бессмертия.