Предсуществование

– Покажи мне, что произошло дальше.

5

Только на картинках в Интернете и фильмах ужасов всё выглядит не страшно. Реально, это – кошмар. Раздавленные головы, кишки, намотанные на гусеницы танка, оторванные руки и ноги, об которые приходится спотыкаться в бою. Чтобы успокоить нервы, я представляла себе, что оказалась просто в ужастике и всё вокруг ненастоящее: бутафорские реки крови, внутренности, размазанные колёсами, и прочее и прочее, чего я не хочу упоминать на страницах этой книги. В какой-то степени всё это и являлось ненастоящим, ведь своё прошлое Слава уже пережил.

Погоня за Змеем продолжалась.

Мой друг говорил, что помнил всё очень смутно, будто на всех воспоминаниях лежала пелена. Он и своё-то имя с трудом вспомнил, что уж говорить о последних травмирующих событиях его жизни. Он еле вспомнил название города, который следовал дальше. Над его освобождением и зачисткой пришлось знатно потрудиться.

Нацисты отступали, и по их позициям был нанесён авиаудар, унёсший жизни приблизительно 1500 солдат. Однако в городе оставалось ещё около полутысячи противников, которых требовалось как можно скорее ликвидировать.

Штурмовые отряды заходили в город, чтобы выдавить оттуда врага. Но это оказалось не так просто сделать. Там засели ублюдки из 150-го нацбатальона, который, наряду со многими, подобными ему, славился своей жестокостью.

Ещё один город-призрак с полуистлевшими скелетами многоэтажек, навевал уныние. Там уже почти никто не жил, и, тем не менее, за него шли кровопролитные бои. На миг я словно воспарила ввысь и увидела его с высоты птичьего полёта. Передо мной простёрлась красно-бурая безжизненная земля и застывший труп города на ней. То, что сделали с некогда цветущим краем нацистские ублюдки, не подлежало прощению.

За несколько лет противником была создана сеть подземных коммуникаций и складов, хорошо защищённых от авиаударов. Нацисты, будто крысы, ползали в подземельях, встретиться со своим врагом лицом к лицу у них не хватало духу. Они горазды были только предавать, бить исподтишка, в спину, и позорно бежать с поля боя. Работало много снайперов, что усложняло зачистку.

Внезапно я оказалась в самом эпицентре сражения. Наша артиллерия накрыла позицию врага, но огонь продолжался. Среди дыма, огня и хаоса невозможно было понять, откуда стреляют.

Истребители с сумасшедшим воем, нагнетающим леденящий кровь ужас, промчались над головами. Послышалось два взрыва, после которых наконец-то наступила тишина.

Слава с несколькими сослуживцами шагнул вперёд, в клубы едкого тумана, состоящего из пыли и микрочастиц человеческой крови. Крупная группа нацистов продолжала скрываться в подземных помещениях завода, куда не могла достать ни артиллерия, ни авиабомбы, лишь человеческое существо, охваченное справедливой местью и чувством долга.

Я слышала будто сквозь вату, звуки выстрелов и крики. Я затыкала уши, но звуки всё равно проникали в мою голову сквозь кости черепа. Я упала на истерзанную землю и видела вход в преисподнюю сквозь кровавую пелену. Возможно, у меня была лёгкая контузия, хотя я не понимала, как её мог ощущать бесплотный дух, которым я на время стала.

Контузия, наверное, была самым страшным ранением, которое можно получить на войне. Ведь после её самых тяжёлых форм человек превращался в овощ и терял рассудок. Можно было потерять руку, ногу, зрение, слух, но при этом остаться здравомыслящим человеком, способным и дальше работать, чего-то достигать, двигаться к своей цели, пусть и с некоторыми ограничениями. Потеря же рассудка означала конец всему. Умственно неполноценный человек становился непригоден для социальной жизни. Мне рассказывали о случаях тяжёлой контузии, после которой люди больше не могли собрать свои мысли, попросту не могли думать, сосредотачивать внимание, общаться. Я вздрогнула, представив себе эти ужасы.

Входом в преисподнюю являлась тяжёлая двухстворчатая железная дверь, ведущая в складские помещения завода, находящиеся на минусовых этажах. Наши бойцы вырезали из неё кусок, чтобы можно было проникнуть внутрь. Их встретил огонь, но к счастью, никто не пострадал: сказывался высокий профессионализм и значительный боевой опыт Славиных сослуживцев.

Время для меня растянулось на вечность. Я ждала, когда вернётся мой друг, и, не дождавшись, шагнула за ним следом. В ту же минуту выключилось красноватое аварийное освещение. Меня окутала липкая, пропахшая кровью, мгла. Несколько мгновений я шарила руками по стенам, абсолютно ослепнув в темноте, а затем, когда силуэты коридора начали проступать передо мною, медленно пошла вперёд. Я двигалась к средоточию какого-то ада, который пугал меня, хотя, что ещё, после соприкосновения с миром Посмертия, могло испугать? Всё будто происходило наяву. Я не знала, что ждало меня впереди. Слышала лишь отдалённые отголоски перестрелки, чьи-то вопли, грохот, стуки и… скрежет. Невыносимый, выворачивающий душу наизнанку скрежет, будто кто-то пытался ободрать краску с труб. Я представила себе невидимого врага либо, наоборот, союзника, который в приступе бессильного отчаяния, находясь на грани смерти, царапал на металле одному ему известные слова. Может, это были последние слова любви самым близким людям, либо проклятья тому, от руки кого он пал, или просто предостережение… предостережение от подобной участи.

Эвклидис, Бог Смерти, однажды сказал мне, что если войну можно избежать, то нужно попытаться избежать её любым путём, ведь в ней нет ничего хорошего. Война калечит миллионы судеб. Но эту войну мы избежать не могли, ведь на кону оказалось существование и безопасность нашей Родины.

Звуки становились громче. Я будто против воли передвигала ногами, делая шаги, приближавшие меня к чему-то, чего я не хотела видеть.

В темноте все мои потаённые страхи стали так осязаемы. Я буквально могла к ним прикоснуться рукой. Стены стали больной изъязвлённой кожей какого-то чудовища или гигантского человека. Они отражали мой панический страх перед болезнями. А липкая чешуя омерзительного чёрного змея покрывала собою трубы в коридоре. Она символизировала мой страх перед врагом, самого врага, с которым я не могла справиться, с которым не смог справиться даже Слава, но его дело продолжили другие. Он сделал так много в отличие от меня.

Воздуха перестало хватать. Горло сдавило невидимыми тисками, будто на него кто-то наступил. Я пыталась вырваться из удушающей тьмы, проснуться от кошмара и вдруг почувствовала, как кто-то схватил меня за плечо. Я инстинктивно обернулась, уже готовясь нанести удар, но увидела лишь лицо своего друга, освещённое фонарём.

– Не ходи здесь одна, – просто сказал он. – Освещение скоро должны дать. Ребята уже занимаются этим. Но всё равно даже при свете не ходи.

– Где все? – испуганно спросила я. – Ты один?

– Ты отстала. Я отправился на твои поиски. Зачистка ещё идёт.

Слава повёл меня обратно к выходу, но каким-то другим путём. Мы прошли мимо большого технического зала, стены которого оказались забрызганы кровью. Два огромных прожектора били откуда-то сверху. Должно быть, они работали от генераторов. В центре зала валялись тела. Только тут я заметила едва ощутимый запах смерти. Сладковато-тошнотворный невидимый туман висел в воздухе, пропитав собою стены коридоров. Я вздрогнула от ужаса, замерев у входа.

– Дальше! – скомандовал Слава. – Не надо тут задерживаться. Это лишь воспоминания.

Тела, в беспорядке валявшиеся на полу, меня не шокировали и не испугали. Напугал меня запах, которого я никогда в своей жизни, слава Богу, не слышала и не представляла, каким он мог быть. Я не знала, что он настолько жуткий. Я, вообще, ничего не знала ни о жизни, ни о смерти. Нет, я, конечно, была прекрасно осведомлена, куда души попадают после неё, но вот сам механизм смерти был мне неведом. Может, оно и к лучшему? Живым не следовало его постигать.

Я послушно зашагала следом за другом, но ужасная картина продолжала стоять у меня перед глазами. Сзади до нас донеслись звуки выстрелов и голоса. Я остановилась и оглянулась назад, в темноту, где брезжил слабый свет.

– Тебе нужно на воздух. Идём!

Не дожидаясь моей реакции, Слава схватил меня за плечо и повёл дальше.

– Сейчас наружу выберемся, покажу тебе кое-что, – запыхавшись, сказал мой друг.

Вскоре спасительный свет забрезжил вдали. Сквозь вырезанную дыру в двери било яркое апрельское солнце, но мне в его лучах почему-то мерещился кровавый отсвет. Я не хотела идти вперёд, ведь прекрасно знала, что меня ждёт дальше и что предстоит мне увидеть. Надеясь непонятно на что, я попыталась образумить своего друга. Путешествия по воспоминаниям, причём ещё таким трагическим, явно не шли ему на пользу.

– Слав, постой! – внезапно воскликнула я.

Он обернулся, глядя на меня в упор.

– Послушай, хватит этих воспоминаний. Мне тяжело. Да и тебе, наверное, не легче. Отпустим прошлое.

– Ты ещё не увидела самого главного, – не очень-то приветливо отозвался мой друг и зашагал вперёд.

Я сразу же догадалась, о чём он говорил. По моему телу прошлась дрожь, но противиться я не стала и позволила ему вести себя. Мёртвым друзьям я полностью доверяла.

***

С утра нас ожидало радостное известие: нацисты по ошибке накрыли своих из гаубиц. Но я больше не разделяла энтузиазма Славиных сослуживцев, ведь вся окружающая обстановка являлась иллюзией.

Я подозвала друга к себе и попыталась снова с ним заговорить.

– Тебе не кажется, что пора бы наконец-то взять себя в руки и сосредоточиться на главной задаче?

– Моя главная задача сейчас – показать тебе как можно больше, чтобы у тебя был материал для написания книги…

– Я увидела достаточно. Спасибо. Но мы начали ходить кругами. Ты снова ведёшь меня к тому моменту… – Я тяжело сглотнула. – К тому страшному моменту, когда оборвалась твоя жизнь. Слав, ты теряешь силы из-за этих воспоминаний, а они тебе ещё понадобятся.

– Для чего же мне силы в мире мёртвых? – скептически спросил он. Его настроение в последнее время нравилось мне всё меньше и меньше.

– Для поиска своего близнецового пламени.

– Его невозможно найти! – отмахнулся мой друг.

– Я же нашла! Точнее, это Эвклидис меня нашёл.

– Ты – медиум. Ты – особенная. У тебя дар. А я…

– А ты – герой, Слава! Ты тоже – особенный, и ты достоин найти вторую половину своей души. Я готова помочь тебе в поисках…

– Не надо, Ананке. Ты и так уже сделала для меня слишком много. Я не могу тебя так утруждать.

– Но мне это в радость – помогать тебе.