Благородный таксист. Сборник одесских (и не только) рассказов

Благородный таксист. Сборник одесских (и не только) рассказов
Евгений Анатольевич Маляр

Эти рассказы и повести писались много лет по мотивам реальных жизненных историй, услышанных автором или произошедших с ним. Их дюжина. Среди них есть и забавные, и грустные. В основном это одесские истории, хотя и не все. Очень хотелось передать атмосферу нашего города и других мест, где довелось побывать. Есть надежда. что читателям все это будет интересно. Содержит нецензурную брань.

Благородный таксист

«Волга ГАЗ-21» кофейного цвета с шашечками такси мчалась по дороге на Ильичевск. Было поздно, горели фары, в салоне из радиоприемника звучал голос Магомаева, янтарная подсветка приборной панели придавала обстановке своеобразный дорожный уют. Пассажиров было двое: девушка лет двадцати и мужчина лет сорока – сорока пяти. Девушка заметно нервничала, поглядывала на часы. Деревья за окном мелькали быстро, секундная стрелка часов наматывала оборот за оборотом, а девушка ерзала на переднем сиденье.

– Ще, девуля, к жениху сильно торопишься? – тряхнул чубом водитель, крепкий мужик лет сорока в клетчатой рубашке-безрукавке.

– Та не, я к мамане еду, в Александровку. Только боюсь, не успею на паром.

– Та успеешь, уже скоро. Смотри, вот уже поворот.

Подъехали к парому, он еще не отошел. Водитель выключил счетчик.

– Рупь-восемьдесят – прошу платить!

Мужчина дал рубчик и вышел. Девушка стала шарить с кошельке-гаманце, звеня мелочью.

– Ой, а мне не хватает! Вернее, почти хватает, а на паром двадцать копеек уже не будет! – запаниковала девчушка.

– А ты не шебуршись, давай так, оставь, чтобы тебе на все хватило, да и иди себе, – добродушно пробасил водитель.

Деваха высыпала ему в ладошку несколько монет, извинилась, и побежала к парому, на который незадолго до нее в числе немногих пассажиров взошел и ее попутчик по такси, мужик за сорок в сером костюме.

Водитель, а звали его Слава, разворачивая машину, вдруг вспомнил, как он стал таксистом, что именно его подвигло выбрать эту профессию. Несколько лет назад ехал он вечером к подружке, получившей комнату в общаге у черта на куличках – в Лузановке. Денег было в обрез, а времени – тоже мало. Славик все рассчитал – рупь семьдесят – такси, рупь – двадцать – бутылка «Алиготе», еще 10 копеек – утренний отъезд из Лузановки до площади Мартыновского на 155-м или 166-м автобусе – они носили гордое имя «экспресса». И еще рубль в резерве. А в понедельник – зарплата на «радиалке», где он работал по третьему разряду слесарем. А закусон – это уже Иркина забота. Так вот, Славик умышленно долго ждал у Моста мотор, в котором уже был пассажир. В этом случае можно было заплатить поменьше, тем более, что у одесситов всегда было принято округлять сумму при расчетах до рубля в пользу водителя. Излишняя педантичность считалась дурным тоном.

И вот удача – на переднем сиденье Волги сидел поддатый мужичок хлипкого телосложения, в шляпе и костюме с галстуком. «О! Студент!» – радостно воскликнул он, когда Славик скромно присел не задний диванчик Волги, и тут же уронил подбородок на свою петушиную грудь, пустив слюну на яркий галстук.

Когда доехали до Второго Заливного, пассажир приоткрыл глаз, достал пятирублевку, и со словами «а не обидно будет?..» – двумя пальцами сунул ее в нагрудный карман рубашки водителя. Возле ЗОРа оплата повторилась, только между пальцами уже был червонец с профилем Ленина. Вопрос о вероятной обидности такого жеста повторялся еще раз пять или шесть, пока, наконец, пассажир не сошел на Сортировочной. Судя по выражению лица водителя, доставившего онемевшего Славку в Лузановку, обидно ему не было ну нисколечки… Когда парень стал отсчитывать деньги, таксист вежливо отстранил его руки своей лапищей, достал из кармана рубашки пару смятых синих пятериков и протянул их опешившему пассажиру.

– На, погуляйте с подружкой. Этот деловой мне своими «не обидно» еще от Красного шелестел. Мне уже хочется поделиться с кем-то своим счастьем!

Славка радостно полетел в магазин товариться, и вечер его прошел значительно содержательнее, нежели он изначально предполагал.

Случай этот настолько запал ему в душу, что кроме как о том, чтобы стать таксистом, Слава ни о чем и думать не мог. Права водителя-профессионала он получил в армии, в войсках связи. Пришел в таксопарк на Среднюю, познакомился с кем надо, и через полгодика уже водил свою Волгу попеременно со сменщиком, Витькой. Только вот такого пассажира ему пока что не попадалось… А, впрочем, и откровенные «ангины» – явление тоже нечастое, и Славик быстро их научился отличать. По совету корешей-водителей, он старался не сажать в машину мужчин старше среднего возраста в шляпах и с портфелями.

Про случай с ильичевским паромом Слава забыл, и очень удивился, когда ему о нем напомнили на работе. Причем первым его чествовал председатель парткома, который, как Слава помнил очень хорошо, при этом случае не присутствовал. По профессиональной привычке на все явления смотреть под партийным углом, «политрук» кратко изложив фабулу происшествия, одобрительно похлопал водителя по плечу. Дескать, с такими, как ты, в коммунизм мы придем запросто, молодец.

Недоумевая, Слава подошел к группе водителей, шумно обсуждавших что-то и шелестящих газетой.

– А, благородный! – радостно заорал кореш Витька, напарник, собирающийся после смены накатить с ребятами по сотке-другой. В руках его была «Вечерка». На развороте – большая статья. Заголовок – «Благородный таксист». Пробежав глазами материал, Слава прочел о том, что именно такие, как он – соль земли и надежда человечества. Именно он – представитель того нового типа людей, о котором мечтали Маркс, Энгельс и Ленин, ставя грядущим поколениям неподъемную триединую задачу воспитания нового человека. Там еще много было всего.

Из текста статьи Слава понял, что его вторым пассажиром, кроме девушки, был журналист. Он с ней поговорил, и вот – разродился сенсационным материалом. Конечно, не вся статья посвящалась Славе. Там было и о всяких хапугах, дерущих с трудящихся на рынках, о спекулянтах, фарцовщиках, водителях такси, у которых вместо глаз – юбилейные рубли, и вот всему этому человеческому хламу противопоставлялся светлый образ Славика, имя и фамилию которого смог выяснить дотошный корреспондент, успев в последний, перед отходом парома, момент, срисовать номер его таксомотора. Славик как раз разворачивался.

Тут же ребята предложили отметить Славкино благородство. После работы, разумеется.

Вечерком присели на Средней, за пивной будкой на ящиках. Взяли из расчета, чтобы хватило, да где уж там, пришлось добирать у цыган. Сидели весело, Славку подъелдыкивали ежеминутно, называли его «вашим благородием», объясняли, насколько горды самой возможностью выпивать с новым человеком, и все такое прочее. Шутки были добродушными, и вся эта история воспринималась слегка уже расслабленным сознанием Славика, как простой повод для дружеской попойки.

Все было хорошо, пока лепший кореш Витька, друган закадычный, не спросил: «А ще ты ему заплатил, чтобы он такое про тебя понаписывал?»

Слава не поверил своим ушам. И такое спрашивает Витек, с которым они в огонь и в дым? С которым выручали друг друга, и вроде бы знали друг друга, как сами себя? Славик попросил повторить вопрос, совсем, как много лет спустя, игроки из передачи «Что? Где? Когда?». Витек повторил. Тогда Славик дал ему в глаз. Он бы дал еще, но ребята оттащили.

Никогда не думал Славик о людях плохо, и не подозревал их в подлости, пока они сами не доказывали ее неопровержимо и очевидно. Тем обиднее было, что его заподозрили в такой гнусной каверзе. И кто – лучший друг!

На следующий день пошел Славик в редакцию и долго ждал корреспондента. Ему говорили, чтобы пришел завтра. Завтра, точно, какое-то заседание, все соберутся к девяти. Но ждать до завтра Славик не мог. В душе накопились разные слова, а на языке вертелись выражения, которыми навряд ли стала бы оперировать уважаемая в городе газета.

Но вот мужчина сорока примерно лет в сером костюме и в очках зашагал по коридору, по направлению к старому столу, сидя на котором Славик коротал время в томительном ожидании. Увидев уверенный взгляд из-за стекол очков, доброжелательную улыбку и волевое лицо, водитель машинально пожал протянутую руку, и все заготовленные выразительные эпитеты и красочные сравнения куда-то делись сами собой. И тогда он просто, монотонным голосом и совсем без мата, рассказал корреспонденту, насколько губительной для него стала эта статья, Что он – совсем не такой, и никакой не созидатель, и не новый человек. Что потерял лучшего друга, а весь первый таксопарк, а скорее всего и второй, Лапчева, что на 25-й Чапаевской, теперь потешается над ним, считает «швыцаром», а может и того хуже. А потом спросил, что же ему теперь делать?

Корреспондент все внимательно выслушал. Вздохнул. И сказал:

– Если Вас действительно интересует мое мнение, то вот, что вам делать, Слава. Во-первых, с другом помиритесь. Он вас обидеть не хотел, это водка в нем говорила. А во-вторых – ничего не делайте больше. Я виноват перед вами, Слава, я хотел, как лучше, а оно вот как вышло… Но не публиковать же теперь опровержение. Писать для газеты – моя работа.

О статье через месяц-другой все забыли. Славик был прощен Витьком. Только про благородство при нем лучше было не говорить.

Викуся из техотдела

Потолок технического отдела был потрескавшимся, с желтыми пятнами. Особенно мрачно выглядел он в понедельник, зимним утром, при свете засиженного мухами за много лет круглого мутного светильника. Сеня перевел свой взгляд на открывшуюся дверь, и увидел Викусю, отряхивающую с себя мокрый снег. Лиза уже сидела за своим потрескавшимся желтым столом (в обед – сто лет), и наводила утренний марафет.

– Привет девчонки, мальчишки! – заголосила Викуся – у кого есть закурить?

Шел 1989 год. С «закурить» были проблемы. Знакомые приносили с табачки полуфабрикаты сигарет, длиннющие, как полярная ночь, нерезаные макаронины, набитые скверным, вонючим табаком. Сеня отхватил ножницами сантиметров восемь от этой сигаретины и протянул вошедшей.

– Так, я в доле! – выкрикнула Лиза.

– Еще неизвестно, что ты во рту вчера держала, – парировала Вика.

– От такой слышу – не осталась в долгу Лиза. Это были такие шутки.

Поднялись на четвертый этаж к Ване. Ваня по договоренности с директором фабрики производил в отведенном ему арендованном помещении иконы. Технология состояла в наклеивании репродукций Рублева на куски ДСП и последующем покрытии их лаком. Иконы эти жена его продавала в горсаду. Мастер всегда был рад гостям, он включал электрочайник, иногда доставал крепленое вино (если было), всегда в початых бутылках. Закурили. Викуся томно повела глазами и сказала: Вы счас умрете!

Такое начало предвещало незаурядную новость. Спрашивать о причине своей неминуемой и скорой погибели смысла не было. Викуся и так уже надулась новостью, стоило только подождать.

– Я замуж выхожу!

– Да ты что? – вяло отреагировала на это новость Лиза.

– Короче, в пятницу Серега пригласил к себе на хату, у него был сабантуй. Был там один, так, сначала я и внимания на него не обратила, чернявый такой, в джинсах и гандоне (как потом выяснилось, имелась в виду куртка из полимерной пленки с ярким рисунком, а вовсе не противозачаточное средство). Так вот, посидели, выпили кальвадоса, потом – пива, ну и пошло-поехало, танцы-шманцы. Потом пошли на кухню. Разговорились. Так вот, он говорит – жена, сука, пока он был в рейсе, в общем с лучшим другом… Ну вы всю эту фигню поняли. А я стала о себе говорить, и вдруг взяла и все-все про себя рассказала.

Следует тут заметить, что Викусиного рассказа всего-всего о себе никто из присутствующих никогда не удостаивался. Все довольствовались отрывочными сведениями биографии: плавала, работала на Севере и тому подобное. По некоторым особенностям поведения можно было понять, что прошлая жизнь Вики полна событий, и не всегда они были такими, о которых стоит много говорить. В душу никто не лез.

Вика была отличным товарищем, занимательным собеседником, и в свои 29 лет – бабой веселого нрава. Не соскучишься. Так вот, по ее словам, выслушав ее устную автобиографию, Валера (так звали ее нового приятеля), не отшатнулся в ужасе и осуждении, а напротив, проникся самой искренней симпатией. Стал он изъясняться в самых теплых чувствах, охвативших его огрубевшую просоленную душу. Сам родом из Евпатории, закончил ОВИМУ (вышку, по-одесски) и уже лет пять бороздит моря-океаны. Именно о такой, честной, понимающей и нежной, он мечтает уже три месяца после уже упомянутого казуса с бывшей женой.

Тут мы все, перебивая друг друга, стали выражать свою радость по поводу столь счастливого исхода такого заурядного мероприятия, как обычный Серегин сабантуй, а также надежду на еще более счастливое продолжение завязавшейся дружбы.

Всю ту и последующую неделю Викуся «строила отношения». В пятницу был назначен премьерный показ теперь уже жениха.

После работы в помещении техотдела был накрыт стол. Кроме вполне приличной выпивки (без спирта «Роял», но с водкой и вином), на столе присутствовали салаты (винегрет и оливье), рыбные консервы, а также гвоздь программы – две полукилограммовые жестяные банки с невиданным нами ранее деликатесом – консервированными языками. Консервы эти были внесены женихом, они входили в какой-то там его моряцкий паек, и было такого добра у него еще много.