Харбин

– Опять чё? Ничё! Не знаешь, што ли, што этой ночью беляки мимо нас на Байкал убежали?

– А мне зачем?

– Как – зачем? Ты с нами или с ними?

– С медведями я да с омулем! Ладно молоть, давай-ка – завёртка твоя, а табак мой! Пойдёт така контрибуция?

– Анекция, ещё скажи, грамотей… пойдёт!

Мишка достал кисет, Четвертаков вынул из кармана две листовки и подал одну Мишке.

– И давно вы тут?

– С ночи.

– И не помёрзли?

– Не помёрзли… Ночью-то какая метель была… Толька вот улегается! Мы в дровянике, а там и печка есть.

– Ну? Так, можа, и кипяток найдётся?

– Найдётся! – сказал Кешка, повернулся к дровянику и, зовя за собой, махнул Мишке рукой. – А тебя какие черти пригнали?

– Черти не черти, а патронишками бы разжился, – хохотнул Мишка.

– Патронишками? А на што тебе патронишки, к твоей берданке?

Мишка, довольный тем, что так неожиданно встретился с давним знакомым, достал из саней из-под поклажи карабин:

– Вона, как твой, кавале?рский!

Кешка и его спутник рассмеялись.

– Кавалерийский, Мишка, это карабин кавалерийский! Ну пойдём, ежли не шутишь, сколька тебе патронов?

От неожиданности Мишка остановился: «Эка удача, а ща глянем, хто из нас шутит!» – и с ходу выпалил:

– А мешок! Я т-те мешок рыбы, а ты мне мешок патронов!

Иннокентий хмыкнул:

– Прогадал ты, брат! У нас этих патронов – столька в тайге медведя не ходит!

Мишка не поверил, отвернулся к кошеве и стал укладывать карабин: «Нешто и вправду, а?»

Зайдя в дровяник, он огляделся: склад стоял пустой, от конторки, которая занимала правый угол, саженей на пятнадцать влево уходили сложенные из ошкуренной лиственницы стены под низким потолком. На реку выходило двое широких ворот, запертых на засовы из толстого бруса. На стенах серебрился иней и свисал с потолка, как старая паутина. Внутри небольшой конторки учётчика стояла железная бочка с выведенной в маленькое оконце под самым потолком трубой; на печке парил полувёдерный медный чайник. Рядом с буржуйкой, на лавке, спиной к стене спал такой же длинный, как сама лавка, укрытый тулупом мужик в чёрной казачьей папахе, напяленной ниже глаз. На рукаве его тулупа тоже была красная повязка.

– Это наш главный, Петрович! – показал в сторону мужика Иннокентий. – Только вот пустой кипяток пить придётся, чаю нет!

Мишка, чтобы скрыть нетерпение, подтрунил:

– Эх, Кешка, ничего-то у тебя нет, а ишо поёшь мне про патроны… Кружка-т хоть найдётся? – спросил он со вздохом, полез в карман и вытащил мешочек, похожий на кисет.

Кешка достал из-за печки большую фарфоровую кружку с отбитой ручкой:

– Кружка? Найдётся! На вот! Такая сойдёт?

Мишка взял кружку, бросил в неё из мешочка щепоть сухих трав и ягод и налил кипятку.

– А прикрышка кака?

– Тоже есть! – Кешка снова пошарил рукой где-то внизу и подал Мишке фарфоровую крышку.

Мишка повертел в руках:

– Ни дать ни взять от энтой кружки и есть. – Он посмотрел на Кешку. – Чей барский дом-то ограбили?

– Да уж какой барский! И не грабили мы ничево. Это учётчика кружка и крышка. Кагда нам дровяник под сторожевой пост сдавал, сказал, мол, пользуйтесь…

– «Сторожевой пост»!!! – ухмыльнулся Мишка. – Чё сторожите, реку, чё ли, али лёд на реке?.. Чем так сидеть, майну бы проколупали да хоть бы рыбы себе наловили!

Четвертаков никак не среагировал на Мишкины подначки:

– Майну продолбили вчера, вон под берегом, два ста саженей не будет, дак только кто в ней нынче ловить будет, да и чем? Снасть-то дома осталась.

Мишка накрыл кружку крышкой:

– А чё долбили? Под Колчака, што ль?

– Нет! Колчака на Ушако?вке хлопнули… не мы, другие, – сказал Иннокентий и махнул рукой на север. – Под другого кого… ночью тут ЧК распоряжалось. Нам приказали, мы и продолбили.

Мишка открыл крышку, и из чашки пошёл мятный, с запахом земляники и смородины дух.

– Дядь Кеш, ты погляди, какой чай получился!

Кешка оглянулся на своего напарника, который на протяжении всего разговора стоял молча и слушал.

– Ну ты, Серёга… – удивился он, – ни разу в тайге, что ль, не бывал? Не знаешь, какие там заварки сушат?

– Был с батей, мало?й ищо?. А когда его ремнями задавило на фабрике, больше и не был. С пацанами только, по ближним кедрача?м…

Серёга, молодой парень лет пятнадцати, заросший светлой, ни разу не бритой курчавостью, горящими глазами смотрел на кружку и тянул в себя поднимающийся от неё сладковатый, ароматный дух.

– Здорово-то как!

– Мишк, ты бы дал ему хлебнуть, что ли, сироте, и давай сюда свою рыбу, а то у нас уже животы подвело! – Кешка потопал ногами и вышел из конторки за перегородку.

Паренёк, которого Кешка назвал Серёгой, увидел, что Мишка стал развязывать верёвки принесённого с собой мешка, метнулся в угол и расстелил кусок серого брезента; Мишка вывалил на брезент с тридцать или сорок омулей, и в загородке запахло копчёным. Он возился с рыбой, не поднимая глаз, стараясь скрыть радость и ещё не веря в такую удачу, завязал пустой мешок и посмотрел на Серёгу: