Третья книга. Из опубликованного в разное время

Особенно важно – в лицей поступает примерно половина сельских детей, среди них – много талантливых, и мы их не теряем. Они живут в интернате, а городские – дома. Сами знаете, в каких условиях сельские школы: там нет возможности для роста тех, кому обязательно надо расти.

Сейчас у нам многопрофильное обучение. Даже если в учебной группе четыре человека, урок проводится. В составлении программ (и во многом другом) нам помогает Смоленский педагогический университет, и помощь эта неоценима. Впрочем, не «бесплатно» – многие выпускники поступают туда, так что они загодя готовят своих же студентов»

Еще о лицее. Обучение в нем бесплатное. При поступлении в восьмой класс – экзамен, отбор, примерно 10 человек на одно место. Непоступление в лицей в 8 класс еще ничего не значит, можно еще поступать и пробовать себя в других местах. В этом суть:: лицей в принципе ориентирован на вузы, определенные вузы, не обязательно на один. И приемные экзамены для его выпускников перестают быть проблемой.

Галилеева труба

Владимир Новиков – не просто идеолог лицейской формы образования, он из тех, кто доводит дело до результатов, и они – замечательные. Можно много говорить и рассуждать о педагогике и образовании. Особо популярно ругать все и вся. Распространено также мнение, что поскольку у нас нет денег на образование, то с реформами нужно подождать, пока они появятся. Очень удобная позиция. Новиков же всем доказал на практике, что спасти наше образование можно и ждать ничего не нужно. Ведь финансирование лицея сейчас, как у обычной школы, не больше. Впрочем, в идеале подобные учебные заведения должны финансироваться особо, ведь лицеи могли бы быть кузницей нашей интеллектуальной элиты.

Смоленский опыт (как и другой ему подобный) для органов управления образованием – стимул к действию, потому что уже невозможно оправдаться трудными финансовыми условиями. Невозможно утверждать: нет выхода, если воочию показано – выход есть. Не уподобимся же мы монахам, которые отказывались глядеть в галилееву оптическую трубу, чтобы остаться при своих взглядах: «Это невозможно».

Школа, какой ее хочется видеть

Это не сон Веры Павловны. Совсем наоборот. Совершенно очевидно: школа в наше сложное время будет находиться в условиях жесточайшего дефицита. Не до мечтаний. План дальнейшего развития российской школы должен строиться, безусловно, с учетом этого неизбежного условия. К тому же планы, как писал поэт, бывают разные. То, о чем пойдет речь – мои собственные пожелания. Разумеется весьма спорные, а иначе ведь и быть не может истина в спорах и рождается.

При существующем дефиците средств школа должна делать упор на самостоятельную работу учащихся. На внеклассную работу. Прежде всего – в школьной библиотеке. Соответственно, уменьшается количество преподавателей при той же нагрузке и том общем фонде зарплаты можно увеличить зарплату и, соответственно, компетентность учителей.

Увеличивается нагрузка на дом и семью. Необходимо работать с родителями, которые просто обязаны помогать организовывать домашнюю работу, которой будет больше. Также – нагрузка на библиотеки, в основном – школьные, где интернет, без игр, без свободных поисковиков, ориентированный исключительно на самостоятельную учебу. Учеба во многом сдвигается в сторону методов руководимого самообразования. Нужно, чтобы возникли родительские объединения, где сами родители организовывали бы оргдиалоги, конференции и т.п., «разгружая» школу. Родителям предлагаются специально организованные структуры по семейной форме обучения (родительские университеты) и это должно всячески поощряться.

Иными словами: 1) «разгрузка» школы, 2) повышение ее качества за счет этой «разгрузки» и перераспределения средств. Но при этом государство должно понять и то, что если «освободившиеся» средства перетекут в чей-то карман или в другие статьи расходов, то школу можно будет вообще похоронить вместе со страной. Зарплата предметников (лучших из лучших) должна вырасти существенно

Усиление дисциплины. Начиная, скажем, с восьмого класса, отчислять тех, кто учиться не хочет. Пусть Домоклов меч висит. Моральный фактор должен действовать, не только интерес, и слово учителя при этом – главное. Отчислять двоечников и нарушителей дисциплины абсолютно безжалостно. Потому что невозможно тратить государственные деньги, коих очень мало, на обучение обормотов, которые учиться не хотят и не будут, ничему не научатся, но уничтожат в школе рабочую обстановку. Потом – возвращай упущенное в училище или вечерней рабочей школе.

Школа ориентируется на ЕГЭ, который, я считаю, есть пока единственный объективный показатель работы системы образования. Но и ЕГЭ не идеальный, и будет совершенствоваться. Учительские конкурсы могли бы отобрать немногих лучших учителей (учителей высшей квалификации), и те школы, где они преподают, имели бы преференции, в том числе материальные. Наример, на какой-то процент увеличивалась бы зарплата во всем учительском коллективе школы. И даже у «менеджеров по клирингу», как теперь называют уборщиц. Это был бы мощный способ поднять авторитет высококвалифицированного учителя.

Кроме всего этого, я считаю, необходимо просто абсолютно – сконцентрировать средства на государственную систему лицеев для талантливых детей. Своего рода – пирамида. И называется такой «стиль» системы образования меритократия (власть знаний и талантов). Но другого в условиях нынешнего положения государство обществу предложить не может: либо дорого, а денег нет, либо не эффективно.

Лицеи принимали бы детей после начальной школы, тестируя по двум параметрам: 1) работоспособность, 2) перспектива развития востребованных способностей. А вовсе не по достигнутым успехам – последнее будет задачей ЕГЭ. Тестироваться могли бы все желающие принять на себя ношу повышенного уровня образования. Оно же и наиболее качественное. Лицей имел бы интернат для сельских талантливых детей и свою собственную программу и особое образование, ориентированное на повышенные способности. Опыт таких лицеев имеется, можно взять, например, Смоленский лицей.

Также я предлагаю синхронизировать все школьные дисциплины по исторической шкале, чтобы учителя могли взаимодействовать между собой, изучая знания и культуру той ил иной эпохи. Первые три класса – начальная школа должна дать только основы грамотности, научить читать, писать, считать. Дать некоторые знания в области культуры поведения, ОБЖ, используя сказки и мифы. А также начальные обобщенные сведения об окружающем мире и истории. С 4 по 6 класс – история Древнего мира (которая сейчас проходится за один 5-й класс, что абсурдно). В математике – это геометрия «Начал» и числовые системы. Я перечисляю не все, а лишь доминанты. В физике – статика, механика и механизмы. Дальше 7-й класс – Средние века до Возрождения, с чего начнется и чем закончится восьмой класс. Это XV—XVI. В 9 классе – XVII—XVIII вв. 10-й класс – XIX в. 11 класс – XX- начало XXI в.

И вот такая система, которая выгонит из школы некомпетентных учителей и полностью незамотивированных учащихся, сделает упор на самостоятельную работу детей в школьных и детских библиотеках, привлечет родителей к образованию детей, – и только такая, на мой взгляд, и сможет создать России квалифицированных инженеров, военных, программистов, грамотных ученых, умных и высоко образованных гуманитариев. То, без чего не может существовать ни одна страна… И потом уже общество должно правильно распорядится результатами этой системы. Есть три вида капитала: рабочие руки, создающие «концентрированное рабочее время» – деньги, квалифицированные «головы»и информация, и природа. Для нормального существования все три должны оставаться в стране, служить населению России.

Думаю, вряд ли я сказал, что-то особенно новое… Но сказанное – попытка привести в систему результат долгих размышлений и наблюдений. Уверен, именно такая система обеспечит прорыв и через 14—15 лет Россия начнет изменятся к лучшему: ведь главное во всех изменениях всех государств в истории – человеческий фактор.

Пушкин – всё

Вариант 2001 года. «Блеснет любовь улыбкою прощальной…»

Когда я был маленьким и учился в школе, я очень любил писать сочинения по литературе. В своих сочинениях я никогда не следовал никаким чужим мнениям и писал только то, что я думал. Например, одно сочинение по «Герою нашего времени» я начал так: «Я ненавижу Печорина». Наша учительница литературы часто не знала, как реагировать на мои писания. К счастью, она не страдала злонамеренностью (а только отсутствием чувства юмора). С тех пор прошло уже много-много лет, и я соскучился по той бесшабашной раскрепощённости, с которой писал когда-то школьные сочинения. И решил: а почему бы мне не взять и не написать сочинение по литературе так, как мне на самом деле хочется, ни на кого не оглядываясь? Результат перед вами.

Почему Татьяна Ларина отказала Евгению Онегину?

Мнения разделились.

Вот – Белинский: «Последние стихи («Но я другому отдана/Я буду век ему верна». Примечания в скобках мои, Е.Б.) удивительны – подлинно конец венчает дело! Этот ответ мог бы идти в пример классического «высокого» (sublime) наравне с ответом Медеи: moi! (Я!) И старого Горация: qu’il mourut! (Да умрёт он!) Вот истинная гордость женской добродетели! Но я другому отдана, – именно отдана, а не отдалась! Вечная верность – кому и в чём? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящённые любовию, в высшей степени безнравственны…» Так написал Белинский («Сочинения Александра Пушкина», статья 9). И дальше – объясняет: «Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить – значит для неё жить, а жертвовать – значит любить. Для этой роли создала природа Татьяну, но общество пересоздало её…”. (Подчеркнул я).

Откроем теперь томик Писарева: «…Полное разоблачение ничтожной личности (Онегина) было бы неизбежно, если бы на месте Татьяны стояла энергическая женщина, любящая Онегина действительной, а не придуманной любовью. Если бы эта женщина бросилась на шею к Онегину и сказала ему: я твоя на всю жизнь, но во что бы то ни стало, увези меня прочь от мужа, потому что я не хочу и не могу играть с ним подлую комедию, – тогда восторги Онегина в одну минуту охладели бы очень сильно… Дело кончилось бы тем, что она убежала бы от него, выучившись презирать его до глубины души; и, разумеется, бедной, опозоренной женщине пришлось бы или умереть в самой ужасной нищете, или втянуться поневоле в самый жалкий разврат».

Достоевский. «Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина… Да, верна этому генералу, её мужу, честному человеку, её любящему и ею гордящемуся… Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он её муж, измена её покроет его позором, стыдом и убьёт его. А разве может человек основывать своё счастье на несчастье другого?» («Пушкин. Очерк»). Да, а Белинский, чуть ли не обвиняющий Татьяну в безнравственности, напрочь забыл о старом генерале.

Приведу ещё выдержку из комментариев Набокова, который не поверил Татьяне: «Не может возникнуть сомнения в том, что Пушкин стремился представить решение княгини N. как окончательное, но удалось ли ему это?… Я нахожу нужным заявить, что её ответ Онегину отнюдь не содержит тех примет торжественного последнего слова, которые в нём стараются обнаружить толкователи. Заметьте, какая интонация преобладает в XLVII, как вздымается грудь, как сбивчива речь, сколько здесь переносов – тревожных, пронзительных, трепещущих, чарующих, почти страстных, почти обещающих (строки 1—2, 2—3, 3—4, 5—6, 6—7, 8—9, 10—11): настоящий пир переносов, увенчиваемый признанием в любви, от которого должно было радостно забиться сердце искушённого Евгения. И после этих захлёбывающихся двадцати строк – что в конце? Пустое, формальное завершение, вариация избитого „отдана-верна“: неотступная добродетель с её вечными прописями!» («Комментарии к Евгению Онегину»)

Не могу отказаться привести ещё фразу из моего собственного школьного сочинения (вовсе не пытаясь поставить себя, тем более в 15 лет, в ряд великих критиков, – но эта фраза типична для реакции подростка): «Пройдёт время, умрёт старый генерал, и тогда…».

Удивительное разнообразие мнений!

Между тем, так я утверждаю, в самом «Евгении Онегине», в «осьмой» главе, а также в обстоятельствах жизни А. С. Пушкина в тот год, когда заканчивал он свой труд, содержится (причём вовсе не таится!) как разгадка причин отказа Татьяны Онегину, так и то, чем на самом деле завершился роман. Мой вывод: Татьяна отказала своему воздыхателю вовсе не потому, что не хотела причинить боль старому мужу, на самом деле она уже не любила Онегина. Я утверждаю также, что Онегин после отказа Татьяны покончил жизнь самоубийством..

Одна из главных тем «Онегина» – в самых первых строчках: тема старости.

«Мой дядя самых честных правил, /Когда не в шутку занемог,/ Он уважать себя заставил/ И лучше выдумать не мог./ Его пример другим наука; /Но, Боже мой, какая скука/ С больным сидеть и день и ночь,…/Вздыхать и думать про себя:/ Когда же чёрт возьмёт тебя?»

Дядя хорош (самых честных правил): заставил себя уважать, лишь, когда не в шутку занемог. Лучше выдумать не мог. Его пример – другим наука. Но даже это, законное требование старого человека, чтобы о нём хоть в последний час вспомнили – ох, какая это скука! Какое счастье, что старик помер, когда племянник был ещё в пути! Так думал молодой повеса, говорит А.С.Пушкин, подчёркивая разность между ним и Онегиным. Такую же далёкую разность, как между Онегиным и… дядей. И потом, на протяжении всего романа периодически обращается Пушкин к теме дяди (одного из главных, но редко называемых героев).

Среди этих отступлений мы встретим и такое: «Позвольте: может быть, угодно/ Теперь узнать вам от меня,/ Что значит именно родные./ Родные люди вот какие: /Мы их обязаны ласкать/ Любить, душевно уважать…»

Эти слова (ироничность которых не мешает им быть тем, что они есть) принадлежат автору, то есть произносятся Пушкиным от своего имени. Поэтому не будет слишком смелым утверждение, что дядя и автор (Пушкин) – одно и то же лицо. И тогда получается, что весь роман в стихах «Евгений Онегин» – это одно-единственное, нескончаемое путешествие молодого повесы к дяде из Москвы в Петербург. И это надо понимать буквально: действие начинается в деревне неподалёку от Москвы, а кончается – в Петербурге. Онегина – к Пушкину (а так как Онегин – часть Пушкина, то – Пушкина к самому себе). С долгими остановками, дуэлью, признаниями в любви и пр. Такое же, как в известной книге Радищева – из Петербурга в Москву. Или (уж если искать изначальный сюжет – путешествие на Итаку… Меняются времена года… В конце концов племянник приезжает: «Но прилетев (Sic!) в деревню дяди,/ Его нашёл уж на столе/ Как дань готовую земле». Кто кого нашёл уж на столе? Повременим с ответом на этот вопрос.

В 1830-м году А. С. Пушкин очень много думал о смерти. Он сидел в поместье, окружённый холерными карантинами. Тогда-то и написал Пушкин свою «Элегию»:

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может быть – на мой закат печальный

Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

Пушкин считает, что молодость прошла, что наступает закат жизни. При том, что ему 30 лет (как и Онегину).

Что касается улыбки любви, то Пушкин собирается жениться на девушке, которой 16 лет. Разница в возрасте настолько велика, что приводит Пушкина в отчаяние. И это – тоже один из поводов подумать о смерти (конкретнее – о самоубийстве). «…Моя свадьба расстроилась. Не достаточно ли этого, чтобы повеситься?» «…Душа моя, Плетнёв, хоть я и не из иных прочих, так сказать, но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная…». А осень действительно была «чудная», с тех пор в истории русской культуры она так и называется: болдинская осень.

Здесь, в Болдино, Пушкин пишет последнюю главу «Онегина». Онегин на балу встречает Татьяну в малиновом берете. В этот миг Пушкин делает небольшую паузу и рассуждает о поздней любви. Здесь уже – не «блеснёт любовь улыбкою прощальной», а нечто совсем иное. Читаем:

Любви все возрасты покорны,
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,