Триада

– Нервишки… – пробормотал Колобов.

Павел встал с постели, подошел к перекрестившемуся и тихо спросил:

– Саша, а почему ты крестика не носишь?

– Павел, а я, может, и некрещеный. Не знаю даже, считается это или не считается… Ты сядь, пожалуйста, вот сюда, на стул, – я тебе расскажу. В общем, попов тогда было мало, да и крестить в церкви боялись, – короче, меня крестила бабка. Это считается?

– Считается, – с удовольствием объяснил Слегин. – Только в церкви сразу же за таинством крещения совершают таинство миропомазания. А бабка его, естественно, совершить не могла. Миропомазание – это великое таинство. Слышал, наверное, что царей называют помазанниками Божьими. Это из-за того, что при восшествии на престол их второй раз в жизни мажут миром. А первый раз – при крещении, так что сходи в церковь, купи крестик и дополни таинство. В воду тебя уже окунать не будут, а миром помажут.

– Вот как, оказывается, тебя разговорить можно, – усмехнулся Карпов. – А насчет таинства – не знаю, пока. Я ведь в Бога не очень верую. Вот баушка моя – та верует. А мы с ней всю жизнь душа в душу. Я не пью – она и не ругается. Вот я и думать стал: если там всё-таки есть что-то, то мне бы и дальше с ней хотелось, с баушкой. А то ВЧК да ВЧК – страшно.

– Саша, я дам тебе телефон отца Димитрия. Если надумаешь – позвони. Кстати, креститься или дополнить таинство можно и дома. Он придет и всё сделает.

– Спасибо, Павел. Я подумаю. Где-то тут у меня была ручка с бумажкой…

На обходе Мария Викторовна поздравила Карпова и выдала ему анамнез, а Колобову сообщила, что бронхоскопия переносится на понедельник, поскольку не удалось достать талончик. В ответ на эмоциональные возгласы Михаила врач попросила его прекратить истерику и быть мужчиной. На этом обходе был осмотрен еще один больной – новенький, расположившийся на свежезастеленной кровати Карпова, то есть на бывшей кровати Карпова, в то время как сам Саша скромненько сидел на легком деревянном стуле с сумкой на спинке, словно и не лежал здесь Саша сорок дней, а лишь заскочил на минутку проведать кое-кого, и уже пора восвояси, под ручку с «баушкой», ждущей за дверью. Перед уходом он услышал занимательное – такое, о чем можно рассказать супруге или приятелю:

– Ну, я и попал! – воскликнул новенький, парень лет двадцати.

– Все мы тут попали… – пробормотал Михаил.

– А у меня свадьба через неделю, – нервно пояснил парень.

– Н-да-а… – протянул Саша Карпов, попрощался со всеми за руку, пожелал скорейшего выздоровления и ушел.

Слегин взял телефонную карточку и тоже вышел. В коридоре он позвонил Марье Петровне и попросил принести крещенской воды и двенадцатый том Достоевского.

– После тихого часа? Хорошо, буду ждать… Там окончание «Братьев Карамазовых» и рассказы. Рассказы я не успел прочитать, так уж вышло… Не надо колбасы, не надо. Лучше уж сыра, если на то пошло… Ну, спаси Бог. До встречи.

Павел повесил трубку, повернулся, чтобы идти в палату, и застыл: в двух шагах от него стояла Елена и умоляюще смотрела снизу вверх. Она стояла на коленях.

– Прости меня, Павел, – сказал женщина.

– Бог простит, – ответил мужчина, опускаясь на колени, так что расстояние между собеседниками сократилось до одного шага. – И ты меня прости, Елена.

– За что?!

– До больницы я ни разу не молился о тебе. О бесе-искусителе молился, а о тебе – нет.

«Все женщины в больнице ходят в халатах: медсестры и посетительницы – в белых, а больные – в цветастых,  – подумал Павел, глядя на отворот женского халата, шею, новенькую тесемку на шее… – Вот оно! Раба Божия Елена… Вот зачем эта встреча!»

И Павел ясно вспомнил, что тогда креста на ней не было. Был только один крест – его собственный. И был момент, когда цепочка зацепилась за ее грудь, и Паша испугался… Но цепочка выдержала, и юноша закинул крест на спину.

Павел посмотрел в глаза Елены и улыбнулся.

– Ты изменился, – сказала она. – Не хромаешь, глазом не косишь, бороду отпустил.

– И в здравом уме к тому же, – улыбчиво добавил Павел. – Помнишь, Елена, когда Христос изгнал из бесноватого легион бесов, люди увидели того человека одетым и в здравом уме и ужаснулись. Ты не ужасаешься – ты плачешь. Это нормальная реакция.

Женщина плакала, а мужчина неторопливо говорил: он знал, что Господь не допустит, чтобы кто-нибудь помешал разговору.

– Когда ты окрестилась?

– В прошлом году, в сентябре.

– На Воздвижение Креста Господня?

– Да, как ты догадался?

– Царица Елена… – загадочно ответил Слегин.

– Ой, Павел! – воскликнула Елена и рассказала, что после того, как выскочила из троллейбуса, бегала по ночному городу и кричала, пока не охрипла, а потом была больница, пульмонология. Кондукторша вылечилась и почти забыла причину болезни, но на следующее Рождество опять попала в больницу с воспалением легких. С середины декабря женщина взяла отпуск и упорно сидела дома, но всё-таки заболела. Это было год назад.

– Когда я окрестилась, я думала, что в четвертый раз уже не заболею. Теперь я поняла.

– Я думаю, в следующем году всё будет в порядке, – сказал Павел.

Точнее, он знал, что в следующем году всё будет в порядке. Знал он также и содержание рассказа Елены: было достаточно тогдашнего бегства в морозную ночь и нынешней тесемочки от крестика, чтобы размотать трехлетний свиток. Павел не знал одного: есть ли у Елены муж. Рассеянно слушая ее рассказ, Слегин думал: «Может, мне жениться на ней? Если спасусь я, спасется и она. Если спасется она, спасусь и я».

– Ты замужем? –  спросил он.

– Да, – ответила она.

«Слава Тебе, Господи, – поблагодарил Павел. – Не дал мне, по грехам моим, тяжелого креста».

– Вы венчались?

– Нет. Но я уговорю его, обвенчаемся.

– Бог в помощь. Я помолюсь, чтобы уговорила.

– Спасибо.

– «Спаси Бог» говорить надо. Учишь вас, учишь…

– Спаси Бог.

– Ну, вот ты и улыбнулась.

– Ты правда простил меня?

– Простил. А ты простила, что я о тебе не молился?

– Простила. Но теперь-то не забывай.

– Не забуду. И ты не забывай обо мне молиться.

– Я – о тебе?