От рассвета до рассвета. Повести и рассказы

Чего только можно было не услышать со всех сторон:

– Что же будет теперь в Расее?

– Расее без царя нельзя, что будет с нами?

– Кто же теперь будет править всеми?

И тут же почти одновременно кто-то кричал в ответ:

– Править кому найдется, только подставляй шею.

– Дума, Дума будет управлять, – кричал писклявый голос из толпы.

– Советы надо выбирать, – гудел чей-то спокойный и внятный голос, – только они могут быть властью всего народа.

Это предложение нашло живой отклик собравшихся. Посыпались новые вопросы, слышались ответы. Толпа, слушая разъяснения о сложивсейся ситуации, произвольно стала делиться на кучки.

Активное обсуждение продолжалось до вечера, и с наступлением темноты народ стал расходиться.

К середине апреля появились проталины, снег посинел и стал рыхлым. А это первый признак скорой воды. Весной в этих краях хозяин редко когда погонит лошадь за какой-либо надобностью в поле, дорога рыхлая, коня оставишь без ног, поэтому во время распутицы связи между населенными пунктами прекращались. В эту весну было также. Почти до самого мая новости не доходили до сельчан. Варились, как говорится, в собственном соку.

После февральских событий на селе мало кое-что изменилось. Не стало старшины, попритихли богачи, многие из них укатили в город. Народ себя чувствовал свободным, не стесняясь, говорили на любые темы, особенно уверенно во всем вели себя вернувшиеся домой фронтовики. Избранный Совет вел себя тише воды, ниже травы, власть на селе не осуществлял или не знал, что ему делать, или боялся чего.

Основная масса взрослого населения были старики и бабы. С выводами о происходящем они не спешили, памятуя принцип: «семь раз отмерь, один раз отрежь». Выжидали, «как оно будет», ко всему присматривались.

После свершения Октябрьской революции в селе все с нетерпением ждали замирения и возвращения домой мужиков, ведь пять и более лет прошло, как забрали из села самых крепких и работящих.

До июня вокруг Романовки, как и в самом селе, было относительно спокойно. Где-то за Оренбургом, в Башкирии и под Верхнеуральском шла настоящая война, но здесь пока еще не прозвучало ни одного выстрела.

В июле части атамана Дутова заняли Оренбург и уже к осени из сёл и деревень белые «подчистили» всех мужиков и парней призывного возраста. На очереди остались такие подростки, как Митя.

– Что делать будем, ребята? – рыжий парень обратился к друзьям, сидящим на берегу речки под густой ивой.

– Чего, чего, сидеть тихо и наблюдать.

– Эк, наблюдатель! Белые придут и забреют на войну.

– Я ждать не буду, – твёрдо заявил Митя, ребята дружно посмотрели на него. – Надо к красным пробираться.

– Отец тебе даст к красным, штаны потом не сможешь надеть.

Митю такая перспектива не испугала и он поделился своими мыслями с отцом.

– Слушай, сын, – внимательно выслушав, начал разговор Сергей Яковлевич. – Ты уже вырос, раз такое решение принял, но по годам ты ещё млад. Белые не заберут, а красные домой отправят. Стоит оно того? Мотаться туда-сюда. Время сейчас лихое, не приведи господь случится что в дороге.

Митя слушая, смотрел отцу в глаза.

– Повремени с уходом, подрасти, война от тебя никуда не денется. Думаю я, что это надолго.

Сергей Яковлевич ничего не сказал о том, что если Митя уйдёт, то он останется с тремя женщинами и восемью внуками. А это было первое, о чём подумал сын после слов отца. Митя в душе всё понимал, конечно же, отец был прав.

– Да, батя. Я понял. Я буду ждать.

Зима вновь заморозила человеческую активность в Романовке, хотя Оренбуржье гудело. Оренбург был в руках красных, а большая часть губернии была под белыми.

– Белые, красные, что нам-то до их войны, – говорили мужики, обсуждая длинными вечерами ситуацию в стране.

– Война не их, война наша. Вот, Семён, скажи мне, где твой брат Степан?

– Ну, так, белые забрали с собой, – отвечал Семён, явно не понимая вопроса.

– А мой сосед Никита Четвертак к красным подался.

– И что?

– А то. Сидят где-нибудь и друг в друга стреляют, а ведь друзьями были.

Все замолчали, наступила тишина, и только слышно было, как мужики сопели, выдыхая табачный дым.

В апреле через Романовку, отступая, проходило несколько групп красноармейцев. Выглядели они очень усталыми.

Сергей Яковлевич услышал скрип открывающейся двери, в дом вошли два солдата.

– Хозяева, день добрый вам, – сказал старший по возрасту. – Не дадите ли чего поесть, вторые сутки во рту ничего не было.

Акулина быстро собрала на стол, красноармейцы, не раздеваясь и не снимая амуниции, сели есть.

Наблюдая за тем, как гости поедали предложенную им еду, Сергей Яковлевич обратился к дочери:

– Акулина, собери ребятам что-нибудь в дорогу.

– Нам с собой, отец, ничего не надо, мы скоро вернемся, – сказал, невесело улыбаясь, усатый красноармеец.

– Дай-то бог, – негромко промолвила в ответ Акулина.

Сергей Яковлевич только подсел к красноармейцам за стол с намерением распросить, как где-то вдалеке раздалось несколько выстрелов. Солдаты, как по команде, встали из-за стола, поблагодарив хозяев, быстро покинули дом.

Проводив красноармейцев во двор и выпустив их через задние ворота, Сергей Яковлевич выглянул на улицу, но она была пуста, не было видно ни красных, ни белых.

На следующий день после ухода красных, в село торжественно вошли колчаковцы. Заняв Романовку, колчаковцы начали прочесывать дворы, вылавливая раненых и обессиливших красноармейцев. Кого находили, убивали на месте. Плачущие женщины просили о пощаде, но их мольбы услышаны не были.

Несмотря на политические события, весна уверенной поступью вступала в свои права. В конце апреля тихая речка Турганика превратилась в мощный поток, который нёс свои полые воды через село в степь. В это время, отступая на Север от наседавших частей Красной Армии, через Романовку проходили отряды колчаковцев. Натиск наступающих был такой стремительный, что не дал возможность белым закрепиться по берегам реки. Те из отступающих, кто не успевал добежать до моста, пускались в плавь, но до противоположного берега добирались не все.

Село красными было занято быстро и практически без потерь. Только какой-то фанатик-колчаковец, засев на крыше большого сарая отстреливался до последнего патрона, ранив нескольких красноармейцев. Обозленные солдаты стащили его с сарая и изрубили саблями.

Выбив белогвардейцев из Романовки, красные сделали остановку, чтобы подтянуть свои тылы, отставшие из-за весенней распутицы. Всю весеннюю темную ночь за селом рыскали разъезды красных и белых, прощупывая расположение противника. Наткнувшись на передовые посты, вступали в перестрелку и уносились прочь.

Утром следующего дня белые перешли в решительное контрнаступление, стремясь вернуть стратегически важные позиции, оставленные накануне. Введя в бой резерв и, перегруппировав свои силы белые стали теснить красноармейцев.