Добрые демоны Криса Кельми

Фото: В. Скоков

Ливерпульское

– Сорок лет. И чувства самые противоречивые – вроде остановиться пора, достроить то, что начал, довысказать все, что не успел. И все же снижать скорость не хочется. Кажется, что только сейчас жить начинаешь – когда есть опыт, возможности, приемлемый комфорт.

– Комфорт – это зеркала на потолке, будуар с велюровыми портьерами, ванна с гидромассажем… Все было ради этого?

– Конечно же, нет. Когда все только начиналось – концерты, гастроли, ночи напролет под перезвон гитар – никто не думал о комфорте, славе или деньгах. Для нас существовала только музыка и тот кайф, который ловишь, играя вместе на сцене. Об этом времени здорово написал в своей книге Макаревич. Мы были в общем-то счастливыми людьми. На нас упал этот лучик света из Ливерпуля, от «Битлов», который помог сохранить чистоту и какую-то одержимость… Нам хотелось известности, но ровно столько, чтобы эти концерты были, чтобы нас ждали.

Где-то только после 35-ти я стал подумывать о завтрашнем дне, о том, что нужен достаток, комфорт. А в 70-х все, что мы получали, вкладывали в гитары, струны, выпивку. Это была отличная рок-н-ролльная атмосфера, которой сейчас нет.

– Да ты и сам изменился.

– Но ведь прошло почти 25 лет. Эволюционирую… По правде, все, что я сейчас делаю, – это настоящая попса. Я изменил рок-н-ролльному стилю. Другие манеры, одежда. К сорока годам наконец-то купил себе «Форд Таурус», который имеет выраженный «буржуазный» оттенок.

Макаревич увидел:«О, это тебе подойдет! Ты теперь в костюмах буржуа…»

Макаревич увидел: «О, это тебе подойдет! Ты теперь в костюмах буржуа…» Конечно, это совсем не «рок-н-ролльная» машина. Но я ответил: «Ты знаешь, мне она нравится».

Я чувствую какой-то перелом – мне по душе музыка 50-х, респектабельная, спокойная – джаз или Синатра. Люблю, когда в ресторане тихо, на столиках горят свечи…

– Сменил, так сказать, тертые джинсы на фрак.

– И, признаться, вошел во вкус.

Об имидже

– О тебе теперь говорят «тусовщик» и «бабник» чаще, чем вспоминают профессиональные заслуги. А ведь ты композитор и, как ни крути, посильнее многих нынешних.

– Говорить о музыке – риск оказаться скучным. Говорить о части, соседствующей со спиной, – значит, быть экстравагантным и увлекательным рассказчиком… Король слалома Альберто Томба для репортеров гораздо более интересен в душевой или спальне, чем на виражах. Не помню, чтобы меня спрашивали о том, чье влияние доминирует в моем творчестве – Джона Леннона или Джорджа Харрисона. Зато публикуется точное число блондинок, побывавших в моей ванной.

Ты хочешь разговор о музыке. И это уже оригинально… Когда-то у меня было одно патриотическое желание – чтобы в этой стране звучала нормальная фирменная музыка. Чтобы наша национальная музыкальная культура была на равных с американской, европейской, африканской в конце концов.

Зато публикуется точное число блондинок, побывавших в моей ванной

Русская женщина, балет и русское метро – лучшее в мире. А русская музыка – это «Калинка» да «Подмосковные вечера», которые существуют как некий сувенирчик, не переплетаясь с общемировой культурой. Почему-то африканские ритмы, английский рок-н-ролл, американское кантри и даже регги с Ямайки – это направление, а все «рашн» – это эрзац.

Когда в 70-х «Верасы» (мы называли их «Вирусы») поехали по Америке, мы предвкушали триумф – Это наше, русское, Мы им докажем!.. Не доказали. До сих пор.

– Твоя цель сейчас?

– Она раздвоилась. Хочется написать побольше красивых песен и создать фундамент своей собственной жизни. Это логично – начался капитализм. Меняется все – от отношений между людьми до привычек.

– Ты теряешь друзей?

– Я теряю душевный покой. Жизнь заставляет быть динамичным. Есть такой термин – быть на «Stand by».

– Как у телевизора – «режим ожидания».

– Звонок – и ты включился, есть энергетика, идеи. Необходимо постоянно поддерживать тонус. Последнее время резко изменил образ жизни – больше спорта, меньше ресторанов, они мешают держать себя в форме. Восстанавливаю технику игры в большой теннис, как в молодости. Похудел на 15 кило, чувствую себя отлично.

– В достаточной форме, чтобы поддерживать имидж эротомана и тусовщика. Жизнь заставляет тебя играть эту роль?

После работы в опере «Юнона и Авось» понял, что «что-то есть»

– Это составляющая моей жизни. Мне это нравится. Это отзвук 70-х, когда всем было весело, здорово. Возможно, я за это цепляюсь как человек, которому 40 лет, и он не хочет это терять.

И грешен был…

– Чему научила тебя жизнь в отношениях с женщинами – им нужен обман или все-таки правда?

– По-разному. Кому-то нужна иллюзия. Даже если она понимает, что это самообман.

Знаешь, снимали «Кафе Обломов» на базе таких вопросов. В конце пустили религиозный клип, и Артем Троицкий спросил: «Ну как, тебя не мучает совесть? Ты, мол, столько душ загубил…» И я ответил: никто не знает женской логики и что важнее для нее – встретиться один раз и помнить этот день всю жизнь или прожить всю жизнь вместе, теряя взаимопонимание и притяжение. Да, женщины любят, чтобы «это было навсегда». Но навсегда ничего не бывает.