наткнется, как на медальон, на пулю,
давно уже сидящую во мне.
И радость, залетев на огонек,
в отчаянье сбивая с крыльев блестки,
о душу, как о лампу мотылек,
броней прозрачной замкнутую, бьется.
Попробуй сам себя восстанови!
Переболела плоть, перелюбила,
и жуть берет от холода в крови,
от ощущенья – это было, было.
Вот я иду сквозь тот же самый век,
ступая по тому же силуэту,
и снег летит, шипя, на сигарету,
на ту же сигарету тот же снег.
Повторы – за познание расплата.
И женщины как будто города,
в которых я уже бывал когда-то,
хотя не помню в точности, когда.
Я еще жив, я чувствовать хочу
все, как впервые, – в счастье и на казни,
но повторяюсь, если ввысь лечу,
и повторяюсь – мордой – в кровь —
о камни.
Неужто же единственный ответ,
что в жизни, где лишь видимость
просторов,
граница есть, когда познанья нет,
а только вариации повторов?
Неужто не взорвусь, как аммонал,
а восприму, неслышно растворяясь,
что я уже однажды умирал
и умираю – то есть повторяюсь?
1968
Нежность
Разве же можно,
чтоб все это длилось?
Это какая-то несправедливость…
Где и когда это сделалось модным:
«Живым – равнодушье,
внимание – мертвым?»
Люди сутулятся,
выпивают.
Люди один за другим
выбывают,
и произносятся
для истории
нежные речи о них —
в крематории…
Что Маяковского жизни лишило?
Что револьвер ему в руки вложило?