– Что смотришь, барин? – угрюмо окликнул капрал. – Замаялись люди, лопнула жила!
Не глядя на капрала, Николай Никитич спросил:
– Куда столько народу собралось?
– Известно куда! – недовольно блеснув глазами, хмуро отозвался бородатый мужик. – На демидовскую каторгу. Приписные мы!
– А покойники почему? – в расстройстве спросил Николай Никитич.
– Проедешь тыщу верстов да вместо хлеба кору с мучицей пожрешь, небось не выдержишь! А тела влекем для показа барину, что не убегли. Да и без пристава мертвое тело хоронить не дозволено. – Крестьянин исподлобья хмуро посмотрел на молодого Демидова. А тот, растерявшись, совсем некстати спросил:
– А зачем тогда идете в такую даль?
– Вот дурак, прости господи! Да нешто сами пошли, силой нас повели! – обидчиво ответил мужичонка.
– Ну-ну, пошли-поехали! – закричал капрал. – Не видишь, что ли, вечер наползает, под крышу поспеть надо.
Скрипя колесами, обоз покатился дальше. Тощие лошаденки с хрипом, надрываясь, тащили жалкие телеги. Покачивая заостренными носами, покойники поплыли дальше, оставив среди дороги ошарашенного молодого Демидова.
– Э, батюшка, хватит вам о сем думать! – потащил его в экипаж Филатка. – Всех, родимый мой, не пережалеешь, на каждый чих не наздравствуешься!
Глава третья
1
Стояла глубокая осень, когда Николай Демидов прибыл в Санкт-Петербург. По небу плыли низкие набухшие тучи, изредка моросил мелкий дождик. Из гавани доносились одиночные орудийные выстрелы: жители островов оповещались о грозившем наводнении. Но никто не обращал внимания на сеющий дождик, который покрывал одежду прохожих серебристой пылью. Никого не интересовали орудийные выстрелы. По широкой Невской першпективе лился оживленный людской поток, то и дело проносились блестящие кареты с гайдуками на запятках. Нередко впереди позолоченной кареты бежали скороходы, предупреждая народ:
– Пади! Пади!
Среди пестрого людского потока выделялись высокие кивера рослых гвардейцев, одетых в цветные мундиры, украшенные позолотой и серебром. На всю першпективу раздавался звон шпор, бряцание волочившихся по панели сабель. Семенили отставные чиновники, совершая утренний моцион, прогуливались дамы в бархатных нарядах. У Гостиного двора толпы бородатых людей в синих кафтанах и в меховых шапках осаждали прохожих, предлагая товар, голосисто расхваливая его и чуть ли не силком зазывая покупателей. «Купчишки!» – презрительно подумал молодой Демидов и брезгливо отвернулся. На площадке перед Гостиным двором раздавались крики сбитенщиков…[3 - Сбитенщик – продавец сбитня (горячего напитка из меда с пряностями).]
Сквозь разорвавшиеся тучи нежданно блеснул узкий солнечный луч и засверкал на адмиралтейской игле. И это минутное золотое сияние по-иному представило город. Среди оголенных рощ и туманной сырости он вставал прекрасным и неповторимым видением. Окрашенные в разнообразные колера красок стены домов, омытые дождиком, радовали глаз своей свежестью. Строгие, гармоничные линии зданий – творений великих зодчих – вставали во всем своем величии и красоте. Полуциркульные арки над каналами, одетыми в гранит, стройные колоннады, чугунные садовые решетки подле особняков – все казалось чудом, от которого нельзя было оторвать восторженных глаз. Вот налево мимо коляски проплыл дворец Строгановых, строенный славным зодчим Растрелли. Возвели его руки уральских крепостных, среди которых были отменные мастера по каменной части. Напротив – трактир Демутова. Простое, строгое здание, а влечет.
Николай Никитич вздохнул. Луч солнца угас, и снова все ушло и укрылось в серый сумрак промозглого осеннего дня. На набережной Мойки возок Демидова свернул к старым отцовским хоромам. При виде их сердце потомка болезненно сжалось. Тут когда-то пребывали отец и дед, и на эту землю ступил первый из Демидовых – тульский кузнец Никита.
Двухэтажный родовой особняк сейчас выглядел мрачно. Сложенный из серого камня, он сливался с хмурым петербургским небом. Огромные зеркальные окна его отсвечивали холодным блеском. Тяжелые черные двери из мореного дуба медленно и плавно распахнулись. Из них выбежали слуги в потертых ливреях и засуетились вокруг экипажа. На пороге появился невысокого роста, толстенький человек с обнаженной лысой головой. Несмотря на темный бархатный камзол и башмаки с пряжками, он скорее походил на купчика средней руки. Разгладив курчавую рыжеватую бороду, он подобострастно склонился перед Николаем Никитичем в глубоком поклоне.
– Заждались, сударь! Дом без хозяина сирота! Сколь годков пустуют покои, пора их по-настоящему обжить!
«Управляющий санкт-петербургской конторы Данилов», – догадался Демидов и, сделав надменное лицо, пошел прямо на него. Управителя нисколько не смутило высокомерие молодого хозяина. Поддерживая Николая вежливо под локоток, он повел его по широкой мраморной лестнице, покрытой ковром, во второй этаж.
Данилов провел Демидова по анфиладе парадных залов – обширных, холодных. Ощущение холода усиливали зеркальные окна, отливавшие синевой льдин. В одном из пышных залов висели портреты предков. Из старинных золоченых рам величественно и строго взирали на юнца основатели уральских заводов – прадед Никита Демидов и дед Акинфий Никитич. Находился тут и портрет батюшки Никиты Акинфиевича и матери Александры Евтихиевны. Из потускневших рам все они зорко следили за молодым Демидовым. Ему стало не по себе, и он ускорил шаг. Управитель провел Николая Никитича в отведенные покои. Они не отличались обширностью, но были опрятны, чисты: Директор конторы, как бы оправдываясь, сказал:
– Сами изволите видеть – безлюден наш дворец, а на содержание многие тысячи требует: отопление, освещение, ремонты, челядь… А нельзя! – огорченно развел он руками. – Прилику ради и славы благодетелей наших содержится сей дворец!
Данилов взглянул на Филатку, который прошел следом за Демидовым в отведенные покои, и строго сказал:
– Ты дядькой приставлен к господину и блюди его, ибо он еще млад и неопытен!
Филатка покорно поклонился управителю конторы:
– Будь покоен, Павел Данилович, перед Богом поклялся беречь нашего господина!
Николай Никитич от досады прикусил губу, налился румянцем. Его злило, что его все еще считают мальчишкой, и он успокоился только тогда, когда Данилов покинул комнату.
В доме застыла тишина. Казалось, весь мир был погружен в глубокое безмолвие.
– Ты займись хозяйством! – приказал он дядьке, а сам обошел весь дом.
Залы и небольшие комнаты были обиты штофом различных расцветок, уставлены хрупкой витой мебелью и дорогими вазами. За окнами наплывали сумерки, когда Николай Никитич покинул опустевшие покои, возвратился к себе и там снова застал Данилова. На этот раз на управителе был красный бархатный камзол, белоснежное кружевное жабо. Он выглядел важно и надуто.
– Ты выйди, не мешай нам! – приказал он дядьке.
Когда Филатка покорно вышел, управляющий санкт-петербургской демидовской конторы без приглашения уселся в кресло и положил на стол книгу в толстом переплете. С минуту он многозначительно молчал, барабаня пальцами по переплету, от чего на безымянном пальце нежными искорками засверкал перстень.
– В сей книжице записаны все доходы и расходы на содержание по дому, сударь! – строго начал он. – Волею господина нашего Никиты Акинфиевича указано нам, сколько будет вам отпускаться на приличествующее содержание. – Данилов говорил медленно, сильно окая, отчего слова его казались округленными и весомыми.
Некоторая вольность обращения и наставнический тон не понравились Демидову. Однако Николай Никитич сдержался и промолчал. Между тем управитель продолжал свою назидательную речь:
– Знайте, сударь, что Санкт-Петербург город великий и много в нем прощелыг, которые алчны и ненасытны. Никакими доходами не ублаготворишь всех. Много прогоревших господ шатается по столице и рыскает, как бы за чужой счет поживиться. К тому же, сударь, прелестницы-метрески и прочие соблазны тут в изобилии! Наказано нам господином нашим крепко блюсти интересы ваши, сударь…
– Я не сударь вам, а господин! – вдруг резко прервал управителя Николай Никитич и поднялся из-за стола. – Вот что, холоп, я тут наследник всему. Слышал это?
Молодой хозяин насупился и пронзительно посмотрел на Данилова. По лицу управителя прошла тень недовольства. Делая вид, что не замечает вспыльчивости молодого хозяина, он продолжал спокойно:
– То верно, что вы наследник, всему! Но пока батюшка ваш установили расходы, преходить их нельзя! Ведомо вам, господин мой, что доходы сии от заводов притекают. Оно верно, хвала богу, выплавка железа в Нижнетагильском заводе велика, и в Англию ходко оно идет, потому что нет во всем свете славнее нашего уральского металла. А с той поры, как англичанин Томас Фауль вошел в торговую сделку с вашим батюшкой, железо наше поплыло за океан, в Америку. Вот куда метнуло, господин мой… А все же надо беречь копейку, сударь… господин, – поправился Данилов, – ибо с копеечки Москва построилась, с невеликих денег и праотец ваш, покойной памяти Никита Антуфьевич, начал свое дело. Большим потом и превеликим трудом каждая копеечка добывается на заводах. Вот оно как!
– Я один у батюшки, и мне на мой век хватит! – сердито отрезал Николай Никитич. – А потом – знай наперед порядок: когда разговариваешь с господином своим, чинно стоять полагается. Ишь расселся, борода, словно купец из Гостиного! – Глаза Демидова вспыхнули гневом. – Встать изволь, Данилов!
Управитель растерялся. «Откуда что и взялось», – удивленно подумал он, живо поднялся, и лицо его приняло строгое выражение. Он чинно поклонился молодому Демидову:
– Слушаю вас, господин!
– Я вызван ко двору государыни… Чтобы в короткий срок сделали экипировку. Гвардии сержанту надлежит явиться по форме. Не копейки считать я сюда прибыл, а воевать за свою жизнь и фортуну. Надо сие разуметь, Данилов!
– Разумею, господин, – подавленным тоном отозвался управитель. – Все будет сделано…
– А теперь иди! Устал я с дороги, и словеса твои ни к чему. Иди! – Он властно указал Данилову на дверь.
Присмиревший и покоренный, управитель тихонько вышел из комнаты и за дверью столкнулся с Филаткой. Дядька с блудливым видом отскочил от замочной скважины.
– Ты у меня смотри, ершиная борода! – пригрозил управитель и сокрушенно вытер выступивший на лбу пот. Уходя в контору, он растерянно подумал:
«Вон куда метнуло! Демидовский корень!..»
Данилов с горестью понял, что кончилась его размеренная, чинная жизнь. Молодой хозяин принес с собой большие заботы и треволнения…
2