Внутри

Клэр молчит. Сэнди смотрит на нас взглядом человека, ожидающего розыгрыш, и розыгрыш приятный, без стрессов. Ноготь большого пальца впивается в мое плечо. Это не ноготь моей Сэнди, поэтому я с раздражением поднимаю голову и вновь спрашиваю:

– Что тебе нужно?

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивает Клэр.

– Вечером у меня рабочая встреча.

– А она точно состоится?

Я смотрю на Сэнди. Сэнди смотрит в меню. Она чувствует мой взгляд и смотрит на меня взглядом человека, которому не хочется никого отвлекать от суперважных дел.

– А почему она не должна состояться? – спрашиваю я у Клэр.

– Тебе виднее, почему, – пожимает плечами Клэр. – Вдруг у тебя появятся более важные планы…

Сэнди подзывает официантку и заказывает дим сам с побегами бамбука. Я заказываю то же самое, и когда официантка уходит, спрашиваю у Клэр:

– Какие, например?

Клэр смеется – и смеется нервно.

– Посмотреть картотеки со всеми проданными в рабство людьми за последние пять лет.

В поиске объяснений я смотрю на Сэнди. У моей Сэнди взгляд человека, ожидающего розыгрыш, но розыгрыш мощный, пусть даже и со стрессами. В это время Клэр невозмутимо добавляет:

– Там указаны только те люди, факт продажи которых официально установлен. То есть те, кого удалось от рабства освободить. И только те, у кого американское гражданство. Картотека не такая уж и большая, поскольку она не отражает реального положения вещей.

– Интересно, – говорю я и показываю лицом отсутствие хотя бы малейшего намека на интерес.

– К чему ты все это говоришь, Клэр? – спрашивает Сэнди.

– Каждый год более четырех миллионов человек становятся жертвами работорговцев, – говорит Клэр.

– Ну, работорговля, думаю, процветает в Африке или в Азии, в Америке с этим не так…

– Так, сестричка. Так.

Сэнди выпрямляется на стуле. Официантка подносит два блюда с дим сам. После того, как официантка уходит, Сэнди спрашивает у Клэр:

– И давно тебя стали волновать жертвы работорговли?

Я решаю взглянуть на Клэр и вижу, что в ее глазах стоят слезы.

– Всегда, – отвечает она.

Сэнди спокойно смотрит то на меня, то на сестру. Ее теперешнее спокойствие уместно сравнивать не со спокойствием среднестатистического американца, а, например, с грустью Клэр, моей грустью или грустью среднестатистического американца.

– А я могу посмотреть картотеку? Мы с Олегом?

Я отрицательно качаю головою – и мне плевать, видит это Клэр или нет. Сэнди пожимает плечами и говорит:

– Я могу пойти с тобой, Клэр, если тебе это так важно.

– Мне важно, чтобы со мной пошел Олег.

Клэр гладит меня по плечу и добавляет:

– Он же мужчина.

Сэнди улыбается:

– Неужели ты думаешь, что картотека с рабами повредит мою женскую психику?

Клэр смотрит на Сэнди так, будто бы Сэнди бросает ей спасательный круг.

– Да, сестричка. Да.

Я решаю прекратить этот фарс. Говорю:

– Я посмотрю с тобой картотеку, чтобы это не значило.

Искусственный загар на лице Клэр сияет.

– Спасибо! Сестричка, ты не в обиде?

– Нисколечки, – отвечает Сэнди. – Мне всегда рады мой мольберт и кисти.

– Замечательно. Тогда кушайте, и… – Клэр смотрит на меня, – жду тебя у входа.

Я киваю головой, ковыряю палочками дим сам, и мы с Сэнди беседуем на отвлеченные темы. Клэр с ее рабами и проблемы с искусствоведом пусть подождут.

Я целую Сэнди в щеку и иду к выходу. Сэнди остается в ресторане доедать мой дим сам – Миссис-Страсть-Которая-Никогда-Не-Толстеет может себе это позволить.

Я убеждаю себя, что не буду смотреть на лист с перечнем чьих-то страданий, превращенных в сухую статистику. Я говорю то, что хочет услышать Клэр, чтобы Клэр от меня отвязалась. С тем же цинизмом, с которым я расставался с Клэр еще до знакомства с Сэнди, я расстанусь с Клэр и в этот раз, а после поеду в Кастро, посмотрю, как там Пауэрс.

Клэр улыбается как-то вымученно и хочет, чтобы я взял ее за руку. Я отказываюсь.

Мы идем к моей машине. Кабриолет Форд Фокус черного цвета. Подарок Клэр, купленный ею на Папочкины деньги и, насколько я знаю, без ведома Папочки.

Обычно я слышу от Клэр меркантильные колкости по поводу машины. Но в этот раз Клэр обходится без них. Это меня напрягает – веры в то, что люди меняются, у меня нет. Я думаю, что Клэр заболела чем-то серьезным. Возможно, редким психическим заболеванием. И если да, то это бред отрицательного двойника. Я говорю ей об этом вслух. Клэр на это не оскорбляется, что только подтверждает мои догадки.

Мы садимся в машину. Желание курить переносится, наверное, на пол часа вперед. Клэр с ее заскоками и ранее заставляла меня забывать о привычках, забывать о которых я бы не хотел даже под дулом пистолета.

Я завожу мотор и спрашиваю:

– Куда мы едем?

– Прямо – я скажу, когда повернуть.