Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Психология надежды. Оптимизм и пессимизм

Год написания книги
2015
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
4 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

    Саторин И. [http://progressman.ru/2011/10/hope]

1.2. Научные воззрения на сущность надежды

Среди ученых нет согласия как в самом понимании надежды, так и в понимании ее роли. В зарубежной психологии «надежда» понимается по-разному в зависимости от теоретической перспективы. Для поведенческих психологов надежда – это способность действовать ради достижения блага (Kwon, 2002; Stotland, 1969); для экзистенциалистов надежда – это элемент жизни, зависимость выраженности надежды от определенных жизненных событий (Averill, 1990; Chau-Kiu Cheung, 1996; Kapci, 1998; Lester, 2001; Nurmi Jari-Erik, 1989; Staats, 1991); для когнитивистов – это позитивное осознанное ожидание наступления желаемых событий (Averill, 1990). Так, Р. Снайдер (Snyder, 1994) определяет надежду как способность формулировать цели, развивать стратегии их достижения, а также инициировать и поддерживать мотивацию для использования этих стратегий.

Отечественные философы, психологи и психотерапевты тоже интерпретируют надежду по-разному: то как ценностную ориентацию (Г. В. Дьяконов, 2004), то как состояние (А. А. Горбатков, 1999). По мнению Е. С. Кононовой (2010), универсальный смысл понятия надежды заложен в ожидании, которое раскрывается через человеческие потребности «я хочу» и «я могу».

Известный исследователь Брен Браун <…> перефразировал подход Снайдера, определяя надежду как способ мышления, или когнитивный процесс. Человек, по словам Брауна, имеет надежду, когда: у него есть способность ставить перед собой реальные цели (я точно знаю, чего хочу); он может выяснить, что нужно делать для достижения своей цели, какие он должен предпринимать шаги навстречу ей, включая способность оставаться гибким и не исключать альтернативных возможностей (я знаю, как мне добиться этого; я буду настойчив; я могу преодолеть неудачу и попытаться снова); человек верит в себя и свои силы (я смогу справиться с этим!).

«Мне импонирует определение Снайдера касательно надежды в качестве способа мышления, нежели эмоции, – пишет Элана. – Это означает, что надежда – это нечто, что люди могут развивать и совершенствовать, а не просто настраивать свой мозг быть позитивным. Такой подход кажется для меня очень важным, когда я работаю над способами предотвращения случаев суицида. Так как безнадежность – это одна из основных причин суицида, путь к развитию надежды у человека может быть важным шагом в том, чтобы избежать негативных последствий. Подход Снайдера дает возможность изменить свое мировоззрение людям, которые склонны к суицидальным мыслям и негативным прогнозам на будущее.

Давайте посмотрим на несколько упрощенных способов направить свое мышление в более оптимистическое русло.

«У меня ничего не выходит» – способ черно-белого мышления: «У меня не получается быть на высоте в карьере, но я очень хороший и надежный друг. Я собираюсь сконцентрироваться на взаимоотношениях с другими людьми и на том, чтобы быть самым лучшим другом» (я точно знаю, чего хочу).

«У меня нет никакого контроля над собственной жизнью» – внешний локус контроля: «Я собираюсь посоветоваться со своими друзьями и попытаться выяснить с их помощью, чего я могу добиться в своей карьере и какие задачи будут мне под силу. Я также подумаю, как я могу использовать свои навыки построения взаимоотношений в своей работе и в карьере» (я знаю, как мне добиться этого; я буду настойчив; я могу преодолеть неудачу и попытаться снова).

«Все кажется таким безнадежным и напрасным» – безнадежность: «Я знаю, что потребуется время, но я верю, что буду успешен, если справлюсь с этими трудностями» (я смогу справиться с этим!).

Таким образом, мы видим, что надежда – это не просто чувство, неподвластное нам, а прежде всего наше умение позитивно мыслить в критических, и, казалось бы, безнадежных ситуациях. Это дает нам возможность взглянуть на реальные вещи по-иному, с оптимистической точки зрения. На самом деле, это достаточно тяжело и требует определенных усилий от человека, прежде всего, взять себя в руки и собраться с мыслями, ведь куда проще разочароваться и опустить руки.

    Э. П. Сандлер (Elana Premack Sandler, L. C. S.W., M. P.H in Promoting Hope, Preventing Suicide, 2012)

Согласно мнению Э. Фромма (1993), надежда – это состояние бытия, внутренняя готовность к напряженной активности. Она отличается от пассивных ожиданий, а также от форсирования событий, которые невозможны. Надежда тесно связана с верой, понимаемой как убеждение, что существует много реальных возможностей, которые необходимо вовремя обнаружить. Стойкость является необходимым атрибутом надежды. Крах надежды может приводить к деструктивному поведению.

При сильно выраженной потребности надежда может сохраняться и при отсутствии обосновывающих ее условий (в расчете на случай, везение, удачу).

Что не является надеждой

Надежда является решающим элементом любой попытки внести в социальную жизнь изменения, оживить ее, осознавать и объяснять ее. Однако природа надежды нередко понимается превратно, и вследствие этого за надежду принимают установки, ничего общего с ней не имеющие и даже противоположные.

Что означает «надеяться»? Означает ли это, как многие полагают, иметь желания и мечты? Будь это так, то тех, кто стремится иметь больше дорогих машин, домов и электробытовых приборов, можно было бы назвать людьми надежды. Но это неверно, эти люди стремятся больше потреблять, их устремления нельзя назвать надеждой.

Можно ли назвать надеждой то положение вещей, когда целью является не вещь, но большая полнота жизни, освобождение от вечной тоски; или, говоря языком теологии, спасение; или, говоря языком политики, революция? В самом деле, этот вид ожидания может быть надеждой; но может и не быть, если он сопровождается пассивностью «ожидания» – тогда надежда превращается по сути в предлог для покорности, в чистую идеологию.

Кафка превосходно описал этот вид подчиненного и пассивного ожидания в романе «Процесс». Человек подходит к ведущим на небеса вратам (права) и просит у привратника разрешения ему войти. Привратник отвечает, что в данный момент не может этого сделать. И хотя дверь, ведущая к правам, открыта, человек решает подождать разрешения. Он садится и ждет – днями, годами. Время от времени он спрашивает, можно ли ему войти, но ему неизменно отвечают, что пока нельзя. Все эти долгие годы человек почти непрерывно изучает привратника и узнает даже блох на его меховом воротнике. В конце концов, состарившись, он чувствует приближение смерти. Впервые он задает вопрос: «Как получилось, что за все эти годы никто, кроме меня, не пришел за разрешением войти?» Привратник отвечает: «Разрешение войти в эту дверь мог получить только ты, поскольку эта дверь предназначалась для тебя. А теперь я собираюсь ее закрыть».

Старик слишком стар, чтобы понять смысл этих слов, а возможно, он не понял бы его и в молодости. Последнее слово всегда остается за бюрократами; если они говорят «нет», войти нельзя. Если бы его надежда не была пассивным ожиданием, он вошел бы в эту дверь, и его решимость пренебречь запретом бюрократов стала бы актом освобождения, который привел бы его в сияющий дворец. Многие люди подобны старику Кафки. Они питают надежду, но им не дано действовать по велению сердца, и пока бюрократы не дадут им зеленый свет, они ждут и ждут.

Этот вид пассивного ожидания тесно связан с распространенной формой надежды, которую можно определить как надежду на время. Время и будущее становятся центральными категориями этого вида надежды. То, что ожидается, должно случиться не теперь, а только в следующий момент, на следующий день, в следующем году или в ином мире, если не верить, что надежда может реализоваться в этом мире. За этой верой стоит преклонение перед «будущим», «историей» и «будущими поколениями», начало которому было положено во время Французской революции такими людьми, как Робеспьер, который поклонялся будущему как божеству: я бездействую, я остаюсь пассивным, потому что я бессильное ничто; но будущее, проекция во времени, осуществит то, что я не в силах осуществить. Это преклонение перед будущим, являющееся одним из аспектов преклонения современного буржуазного мышления перед «прогрессом», на самом деле является отчуждением надежды. Вместо моего действия или становления нечто осуществляется без моего участия идолами, будущим и будущими поколениями.

В то время как пассивное ожидание является завуалированной формой безнадежности и бессилия, существует иная форма безнадежности и отчаяния, которая принимает прямо противоположную форму, – фальшивого фразерства и авантюризма, пренебрегающего реальностью и форсирующего то, чего нельзя форсировать. Такова позиция лжемессий и лидеров путчей, презирающих тех, кто при иных обстоятельствах выбирает поражение, а не смерть. В наши дни безнадежность и нигилизм под маской псевдорадикализма нередко встречаются среди самых убежденных представителей молодого поколения. Их смелость и преданность идее могут привлекать, но отсутствие реализма, правильного выбора стратегии, а иногда и недостаток любви к жизни лишают их взгляды убедительности.

Парадокс и природа надежды

Надежда парадоксальна. Это не пассивное ожидание и не форсирование событий, которые не могут произойти в реальности. Она подобна затаившемуся тигру, который прыгает лишь тогда, когда для этого настал момент. Это не усталый реформизм и не псевдорадикальный авантюризм. Надеяться – значит в каждый момент быть готовым к тому, что еще не родилось, и при этом не отчаиваться, если этого не произойдет при нашей жизни. Нет смысла возлагать надежду на то, что уже существует, или на то, чего не может быть. Люди, утратившие надежду, успокаиваются, пребывая либо в комфорте, либо в отчаянии, те же, у кого надежда сильна, видят и заботливо взращивают все признаки новой жизни, они готовы в любой момент помочь рождению того, что готово появиться на свет.

Одним из главных заблуждений по поводу надежды является нежелание проводить различие между сознательной и бессознательной надеждой. Разумеется, эта ошибка свойственна многим проявлениям нашего эмоционального опыта – таким, как счастье, страх, подавленность, тоска и ненависть. <…>

Многие люди полны сознанием надежды, а подсознательно испытывают безнадежность, и лишь немногие могут похвастаться обратным. При исследовании надежды и безнадежности важно не то, что люди думают о своих чувствах, а то, что они в действительности чувствуют. Это можно узнать не столько по их словам и речи, сколько по выражению лица, походке, способности реагировать с интересом на что-либо находящееся перед их глазами, по отсутствию фанатизма, которое проявляется в способности выслушивать разумные аргументы. <…>

Можно сказать еще больше о том, чем надежда не является, но будем двигаться вперед и постараемся ответить на вопрос, что такое надежда. Можно ли описать ее словами или же обрисовать ее можно только с помощью стихов, песен, жестов, выражения лица или в поступке?

Как и в случае с другими человеческими переживаниями, слова бессильны описать это переживание. В действительности, слова, как правило, делают противоположное: они затемняют, расчленяют, убивают. Слишком часто в процессе разговора о любви, ненависти или надежде человек теряет связь с тем, о чем предполагалось говорить. Поэзия, музыка и другие формы искусства гораздо лучше приспособлены для описания человеческих переживаний, потому что они точнее передают их, избегая обобщений и неопределенности избитых штампов, которыми пользуются для адекватной репрезентации человеческих переживаний. <…>

Я должен попросить читателя потрудиться вместе со мной и не ждать, что я дам ему ответ на вопрос о том, что такое надежда. Я должен попросить его мобилизовать свой собственный опыт, чтобы сделать наш диалог возможным.

Надежда – это состояние бытия. Это внутренняя готовность, готовность к напряженной, нерастраченной активности. <…>

Надежда – это психическое состояние, сопутствующее жизни и развитию. Если дерево, растущее в тени, тянется к солнцу, мы не говорим, что оно «надеется» в том же смысле, в котором надеется человек, поскольку надежда человека связана с чувствами и мыслями, которых нет у дерева. И все же не было бы неверным сказать, что дерево надеется на солнечный свет и выражает эту надежду тем, что тянется к солнцу. Не так ли происходит и с рождающимся ребенком? Хотя он этого, возможно, не осознает, в его активности выражается надежда на рождение и самостоятельное дыхание. Разве грудной ребенок не надеется на грудь матери? Разве младенец не надеется на то, что встанет на ноги и научится ходить? Разве больной не надеется выздороветь, заключенный – освободиться, а голодный – насытиться? Разве мы, засыпая, не надеемся проснуться завтра?

    Э. Фромм

Е. Н. Осин и Е. А. Орел (2012) показали, что надежда положительно коррелирует с жизнестойкостью (r – 0,61), позитивным прошлым (r – 0,27) и будущим (r – 0,27) и отрицательно с негативным прошлым (r —0,35) и фаталистическим настоящим (r —0,22).

Следует подчеркнуть, что для представителей экзистенциалистов надежда непременно связана с активностью личности. «Надежда лишь в действиях», – пишет Ж.-П. Сартр (1989). Надежда в представлениях философов этого направления выполняет функцию не просто морали веры, но морали решимости и действия, направленного на достижение важного и труднодоступного блага.

Понятие «надежды» определяется разными способами. Ряд исследователей трактует надежду как чувство возможного, другие – как ожидание успеха, позитивного результата. Для некоторых она предстает в качестве мотивационного состояния или когнитивного процесса. Исследователи, заинтересованные в изучении устойчивых черт или склонностей личности, считают, что надежда является личностной диспозицией, аттитюдом. Поведенчески ориентированные авторы сосредоточивают свои усилия на тех ее аспектах, которые выражают готовность индивида действовать. Для экзистенциалистского направления надежда представляет собой, прежде всего, элемент жизненной структуры или состояние бытия. Подобная суженная трактовка понятия вполне объяснима и даже оправданна. Ведь каждый автор изучает какой-то конкретный аспект надежды и вынужден решать ограниченный круг исследовательских задач. Однако узкая интерпретация явления, способствуя решению отдельной научной проблемы, зачастую вовсе не затрагивает иные его аспекты. Разные подходы сосуществуют, нисколько не соприкасаясь и не обогащаясь взаимно результатами поисков.

    Муздыбаев К. (1999, с. 18)

Надежда – это ежели кто-то верит,
Что земля это не сон, а живое тело,
И что зренье, прикосновенье и слух не лгут.
А вещи, все, которые знал я прежде,
Похожи на сад, когда ты стоишь в воротах.
Туда не войти. Но все это там – точно.
Если бы мы умнее и лучше смотрели,
Мы бы увидели в этом саду мировом
Новый цветок и множество новых звезд.
Кое-кто говорит, что это только обман
Зрения – нет ничего, все это нам только кажется.
Но именно эти люди живут без надежды,
Думая, что когда человек обернется,
Мир за его спиной быть перестанет,
как будто его украли.

    Чеслав Милош
В Словаре С. И. Ожегова надежда определяется как ожидание, уверенность в осуществлении чего-то радостного, благоприятного. По сути такое же определение дается и в «Словаре современного русского литературного языка»: надежда – это ожидание чего-нибудь благоприятного, в сочетании с уверенностью в его осуществлении (с. 142). К. Муздыбаев (1999а) выделяет в этом определении три признака надежды: «1) то, что она является состоянием ожидания; 2) объект надежды всегда некое благо или что-то позитивное; 3) в самой надежде заложена уверенность достижения или получения данного блага» (с. 19). То, что надежда является состоянием ожидания человеком какого-то блага для себя, чего-то позитивного, сомнений не вызывает. Сомнение возникает по поводу связи надежды с уверенностью. В Словаре русского языка С. И. Ожегова уверенность определяется как твердая вера в кого или во что-нибудь. Но разве в надежде это так? Почему надежда часто связана с напряженным ожиданием? Потому что мы сомневаемся в достижении желаемого; если сомнение в исходе ситуации устраняется, то надежда переходит в уверенность. Надежда отражает предвосхищаемую вероятность его реального осуществления (от 0 до 1). Надежда формируется вследствие познания причин, обусловливающих ожидаемые события, или на основе субъективного эмоционального опыта, накопленного в сходных ситуациях в прошлом. Поэтому для Стотланда (Stotland, 1969) надежда – это позитивное ожидание того, что вероятность осуществления цели выше нуля. Именно уровень воспринимаемой вероятности достижения цели определяет эмоциональное состояние человека и прилагаемые им усилия.

Наличие в надежде сомнения не отрицает и К. Муздыбаев. Так, он пишет: «Рационально-когнитивные определения [надежды], показанные выше, действительно содержат важнейшие характеристики надежды. Однако тут все-таки нет жизненной полноты, нет в них и драматизма чувств, симптомов сомнений, неуверенности [выделено мной. – Е. И.], переживаний о возможном, достижимом» (1999а, с. 19). Поэтому у Линча (Lynch, 1974, с. 32) надежда – лишь «чувство возможного». Если отсутствует чувство возможного, то человек бездействует. Отсутствие этого чувства есть безнадежность. Линч связывает надежду с трудностью достижения объекта желания в будущем.

Надежда на счастье, пусть даже обманчивая, никогда не причиняет человеку зла, потому что она облегчает жизнь.

    Лопе де Вега

Глупому легко надеяться, мудрому – трудно. Любой может тешить себя пустой надеждой; подлинная же – это нечто редкое и великое.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
4 из 9