Взгляд с другой стороны. Борис Рудзянко. Минское антифашистское подполье в рассказах его участников

Лишь косвенно причастный к событиям Василий Одинцов избежал ареста, но в ходе событий тех дней была схвачена его жена. В своем варианте воспоминаний Одинцов возлагает долю вины за ее арест на сестру Ольги Щербацевич Надежду (напомним, она была арестована одной из первых – Рудзянко встретил ее в преддопросной комнате на втором своем допросе): «Янушкевич Дина, будучи в тяжелом состоянии от гестаповских пыток, привела ко мне на квартиру гестапо и полицию[77 - Институт истории партии при ЦК КПБ. Сектор истории ВОВ. Копия стенограммы совещания бывших участников коммунистического подполья г. Минска в период немецко-фашистской оккупации, проведенного в декабре 1954 – январе 1955 г. с приложением письменных воспоминаний бывших участников подполья. Отчет о проделанной работе Одинцова Василия Николаевича. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 398, Л. 395].»

Жена Одинцова, Анна Петровна несколько мягче поведала о произошедшем, но, тем не менее, подтвердила причастность Надежды Янушкевич к своему аресту: «В октябре месяце 1941 г. дом наш был окружен полицией и гестаповцами. Мужа не было дома. Сделали обыск, арестовали меня, вывели под руки и посадили в машину, где я увидела, едва узнала комсомолку Янушкевич Дину, измученную и избитую. Нас привезли в тюрьму и бросили в камеру[78 - Институт истории партии при ЦК КПБ. Сектор истории ВОВ. Копия стенограммы совещания бывших участников коммунистического подполья г. Минска в период немецко-фашистской оккупации, проведенного в декабре 1954 – январе 1955 г. с приложением письменных воспоминаний бывших участников подполья. Отчет о проделанной работе Одинцовой Анны Петровны. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 398, Л. 397]». От себя добавим, некоторым оправданием для Надежды может служить рассказанная ее сестрой история: в тюрьме у нее отняли грудного ребенка. Этот же факт может служить подтверждением рассказа Одинцовых – подобного рода шантаж вполне мог сломать женщину[79 - Евгения Михневич. Мои сестры. / Сквозь огонь и смерть. Составитель В. Карпов. Мн.: Беларусь, 1970, с. 34]. (Дальнейшая судьба ребенка неизвестна).

***

14 октября 1941 года в доме номер 48 по Коммунистической улице были арестованы Ольга Щербацевич, ее соседка Елена Островская (у нее скрывались Леонид Зорин и Иван Блажнов, а раньше – Левит), а также жившая этажом ниже Зоя Маркевич. В ходе устроенной в доме облавы Зорин сумел выскочить на улицу, но тотчас же был схвачен караулившими выход полицейскими. Бежавшего вслед за Зориным Ивана Блажнова на первом этаже перехватила Маркевич, она втолкнула его в свою квартиру и спрятала в темной кладовке, за дверью под вешалкой, где висели пальто и другая одежда[80 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130]. Позже Блажнов расскажет, что слышал голоса ворвавшихся в квартиру полицейских, видел, как мимо него скользнул луч электрического фонаря, но проводившие обыск его не обнаружили. Он полагал, что уцелел чудом[81 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023].

ПРИМЕЧАНИЕ 3:Иван Блажнов причастными к его спасению соседками Щербацевичей ошибочно называет некую Заровскую-Петуховскую и Макейчик. Следует отметить, что женщины по фамилии Заровская-Петуховская вероятнее всего не существует; в инфекционной больнице, однако, работали и выполняли поручения Ольги Щербацевич А. В. Петуховская и М. А. Заровская. Евгения Макейчик жила далеко от Коммунистической в Типографском переулке (в районе современной улицы Антоновской)[82 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130]; у нее после побега из госпиталя скрывались Истомин и Гребенников[83 - Аркадьев Лев, Дихтярь Ада. Неизвестная. Электронный ресурс. [Код доступа]: http://callofzion.ru/pages.php?id=2079 [Дата доступа]: 08.12.2023], там же они, вероятно, прятались и после возвращения в город после неудавшейся попытки выхода за линию фронта.

Ольгу Щербацевич, Леонида Зорина, Зою Маркевич и Елену Островскую в ту же ночь увезли в тюрьму на Володарской улице, а в доме на Коммунистической оставили засаду. Как установили Воронкова и Кузьменко, жителей этого дома сутки не выпускали из квартир, задерживали всех, кто входил в подъезд. В результате, вероятно уже на следующий день, то есть 15 октября были арестованы и другие участники событий: брат Ольги Петр Янушкевич, ее сестра Надежда Янушкевич с грудным ребенком, муж Надежды Николай Кузнецов, а также Евгения Макейчик[84 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130].

Елену Островскую и Зою Маркевич вскоре отпустили – вероятно, не смогли доказать, что Зорин и Блажнов прятались у первой, а вторая спасла Блажнова. Впрочем, через день или два Островскую вновь арестовали[85 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130] (Рудзянко выдал? – поэтому и утвекрждал, что у нее прятали Блажнова). Не была арестована младшая сестра Ольги Евгения Янушкевич (в замужестве Михневич) – она жила в Уручье[86 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130] и тот, кто предал, вероятно, о ней не знал.

О Сергее Истомине и Николае Гребенникове современные исследователи если и упоминают – то весьма неопределенно. В частности, Алексей Литвин пишет: «Среди тех, кого выдал Рудзянко были Зорин, Истомин и Гребенников (судьба последних двух остается неизвестной)»[87 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. – 288 с. (стар.) 47].

Зато сам Рудзянко заявляет, что на пятый или шестой день допросов все в той же преддопросной комнате он встретил Зорина, Истомина с Гребенниковым и (внимание!) Блажнова. «Последнего я в лицо не видел, но узнал по одежде», – сообщает он в своих показаниях. Как он определил по состоянию бывших своих товарищей, их тоже били, особенно, Зорина. По Истомину и Гребенникову это меньше было заметно, но они говорили ему о пытках[88 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 23].

С Истоминым Борис Рудзянко связывает арест Кирилла Труса. В частности, он заявляет, что в ходе допросов немцы возили Истомина на завод Мясникова «…искать некоего Трусова – руководителя подпольной организации железнодорожников», но эта попытка была безуспешной: доставленные с завода три человека не были опознаны в качестве Трусова, Истомин обознался, и их отпустили[89 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 23].

Рассказ об этих событиях от Евгения Снежкова по-другому интерпретирует события того дня. 15 октября в 12 часов дня эсэсовцы (так в тексте у Снежкова) с неким рыжеволосым Володей прибыли на завод разыскивать вовсе не Труса (он, был арестован днем ранее, 14 октября и, как сообщает его дочь, не на заводе, а дома[90 - Анна Шеина-Трусова. Последняя встреча/Сквозь огонь и смерть. Составитель В. Карпов. Минск, Беларусь, 1970. с 36]), а его, Снежкова. Немцы выстроили рабочих для его опознания, но Снежков к тому времени с помощью членов их с Трусом подпольной группы покинул территорию завода, верные люди вывезли его на дрезине через запасной неохраняемый выход. В результате были арестованы трое рабочих, слегка похожих на него, Снежкова. Их увезли на легковой машине, но через три часа отпустили, ибо рыжеволосый Володя в конечном итоге не опознал в них Снежкова[91 - Фотокопии документов об участии Снежкова Евгения Васильевича в работе Минского партийного подполья в 1941 – 1943 г. г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 51, Л. 5]. От себя заметим, что Борис Рудзянко внешний облик Истомина описывал такими словами: «блондин, даже можно сказать рыжий»[92 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 70], правда, Истомина, как это он неоднократно утверждает в своих показаниях, звали Сергеем. Исходя из сказанного, свидетельство Снежкова мы не станем рассматривать в качестве подтверждения причастности Сергея Истомина к аресту Кирилла Труса.

Не остался без обвинений в свой адрес и Иван Блажнов. В целом история его спасения в момент арестов в доме на Коммунистической выглядит малоубедительной и вызывает сомнения в возможности благоприятного исхода. Встреча Рудзянко с Блажновым у двери допросной комнаты, при условии, что она состоялась, вызывает следующий вопрос: если Иван Никитович Блажнов все-таки был арестован одновременно с Зориным – то почему не был повешен 26 октября вместе с другими участниками событий? Правда, обоснование подозрений в его адрес со стороны Рудзянко не выглядят убедительными: он приписывает Блажнову принадлежность к немецкой агентуре только на том основании, что таковыми оказались тесно связанные с ним Истомин и Гребенников[93 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 108].

Рудзянко также утверждал, что и в партизанский отряд Блажнов ушел в качестве агента, правда сколько-нибудь весомых подтверждений этому он не приводит. О выходе Ивана Никитовича из города после октябрьских событий, между тем, имеются довольно неожиданные свидетельства, которые, не подтверждают высказанные Борисом Рудзянко в его адрес подозрения.

Семнадцатилетний юноша из еврейского гетто в Минске Федор Шедлецкий не только оказался причастным к его спасению, но и рассказал о некоторых деталях событий. В самом начале осени 1941 года Шедлецкий по поручению Исая Казинца установил контакты с действовавшем в Руденском районе партизанском отрядом Сергеева[94 - Отряд младшего лейтенанта госбезопасности Сергеева (отряд «Лихого»). В январе 1942 года вместе с отрядом Покровского войдет в подчинение полковнику Ничипоровичу, что приведет к созданию 208 партизанского отряда имени Сталина.] и стал его связным в Минске. В ноябре ему довелось участвовать в довольно сложной и опасной операции. У Сергеева Шедлецкому приказали вывезти из города раненого в ногу старшего лейтенанта Блажнова Ивана Никитовича. Тот скрывался в гетто на улице Ратомской в доме, расположенном ближе к Парковой магистрали (просп. П. М. Машерова, сейчас – просп. Победителей).

Внешне Шедлецкий не был похож на еврея и имел паспорт на имя белоруса Царева Федора Дмитриевича, поэтому мог относительно свободно перемещаться по городу. В отряде ему запрягли лошадь и он отправился в Минск. Утром одного из дней в начале ноября он проник на территорию гетто, забрал Блажнова и отвез его в не названную в его воспоминаниях деревню в Руденском районе – там у него была назначена встреча с партизанской разведкой.

Отряд Сергеева, однако, в это время немцы вытеснили из района его прежнего базирования. Узнав об этом, Шедлецкий ушел на его поиски, поиски были безуспешными. Вернувшись через три дня, он Блажнова в деревне уже не застал – того накануне ночью забрали с собой партизаны, но не Сергеева, а из отряда К. Калиновского[95 - Институт истории партии при ЦК КПБ. Сектор истории ВОВ. Воспоминания и другие материалы о подпольной борьбе в Минском гетто. Воспоминания Шидлецкого Федора Давыдовича. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 1196, Л. 122 – 123], вероятно, неизвестного Шедлецкому. В результате Иван Никитович Блажнов оказался в Логойском районе, с 6 декабря 1941 г. занимал должность политрука роты, а затем заместителя комиссара отряда «Мститель» из бригады «Дяди Васи» (Василия Воронянского). В сентябре 1942 года он перейдет в отряд «Беларусь» (Николай Покровский) бригады Старика (Василия Пыжикова)[96 - База данных «Партизаны бай». [Электронный ресурс]. Код доступа:].

Вероятность того, что Блажнов был отправлен абвером к партизанам в качестве агента, как это видно из сказанного, чрезвычайно мала – как мала и вероятность того, что, будучи засланным в отряд в качестве агента, Блажнов прекратил сотрудничество с немецкими спецслужбами и сделал карьеру в партизанском движении (к моменту освобождения Минской области в июле 1944 года Иван Никитович Блажнов будет занимать должность комиссара партизанской бригады «Беларусь»). Иные возможные варианты предложим к рассмотрению читателям настоящего очерка. При этом заметим, что один из названных вариантов (дать согласие на сотрудничество с немцами и уйти в партизанский отряд вопреки даже оставленной в абвере расписке), в свое время Рудзянко будет «примерять» и на себя, но не решится его осуществить[97 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 26 – Л. 27].

Василий Одинцов в самый разгар событий выправил себе новые документы (напомним, у него имелись бланки паспортов) и, как указывают Воронцова и Кузьменко, сумел избежать ареста[98 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии ы 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130] из-за озвученной выше возможной слабости Надежды Янушкевич. Его жена Анна Петровна вскоре была освобождена из-под стражи – с момента приезда в Минск 21 июня 1941 года и вплоть до ареста она проболела тифом и, как решило следствие, не могла помогать подполью[99 - Копия стенограммы совещания бывших участников коммунистического подполья г. Минска в период немецко-фашистской оккупации, проведенного в декабре 1954 – январе 1955 г. с приложением письменных воспоминаний бывших участников подполья. Воспоминания Одинцовой А. П. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 398, Л. 397].

Борис Рудзянко, однако, и в Одинцове видел агента немецких спецслужб, обвинял его в предательстве их группы: не успел выдать ее в Минске, так выловил по дороге. На одном из допросов Рудзянко услышал, как фон Якоби говорил оберлейтенанту, что Одинцов из кожи вон лезет, разыскивая группу железнодорожников, с которыми были связаны Истомин и Щербацевич.

Позже кто-то из сотрудников немецкой контрразведки сообщал Борису Рудзянко, что Одинцов был награжден домом и землей в Заславльском районе, где и продолжал свою деятельность на пользу немцев[100 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 22 – Л. 23].

Вероятнее всего, это не соответствует действительности. После состоявшихся арестов и казни группы Щербацевич они с женой прятались на Сторожовке у Павла Романовича и Прасковьи Александровны Ляховских. Летом 1942 года Одинцов покинул город и действительно скрывался некоторое время по деревням Заславльского и Радошковичского районов, но сведений о получении земли и о его сотрудничестве с немецкими спецслужбами в этот период нами не обнаружено. 22 июля 1942 года он присоединился к действовавшему в той местности партизанскому отряду Лунина, а после создания на его основе бригады занимал должность начальника штаба поочередно в двух входящих в состав бригады отрядов. Свое участие в Минском подполье, кстати, он датирует следующими сроками: с 22 июля по 17 октября 1941 года[101 - Личный листок по учету партизанских кадров Одинцова Василия Николаевича. Электронный ресурс. [Код доступа]: https://partizany.by/partisans/70599/ Дата Доступа: 08.09.2024], то есть конечной датой считает состоявшиеся аресты в группе Кирилла Труса и Ольги Щербацевич.

Жена Одинцова Анна Петровна (вместе с Прасковьей Ляховской) поздней осенью того же года будет участвовать в выводе из Минска группы разведчиков Генштаба РККА капитана Вишневского – как раз-таки благодаря связям с Василием Одинцовым, занимавшим к тому времени должность начальника штаба одного из отрядов бригады Лунина «Штурмовая», разведчиков и переправят к партизанам[102 - Институт истории партии при ЦК КПБ. Сектор истории ВОВ. Копия стенограммы совещания бывших участников коммунистического подполья г. Минска в период немецко-фашистской оккупации, проведенного в декабре 1954 – январе 1955 г. с приложением письменных воспоминаний бывших участников подполья. Отчет о проделанной работе Одинцовой Анны Петровны. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 398, Л. 398] (подробнее о группе Вишневского см. в очерке «Капитан Вишневский (https://ridero.ru/link/wcXm00EDTEY_GVpImtNgV)». )

Часть 2. Казнь подпольщиков

Об их пребывании в тюрьме и допросах известно немного. Точнее, о допросах членов группы Труса и Щербацевич сведений не имеется – если не считать упомянутый выше рассказ Рудзянко об очной ставке с Ольгой. О нахождении в заключении некоторых героев нашего повествования имеются свидетельства очевидцев.

Каминская Степанида Ермолаевна в тюрьме оказалась случайно. В августе или в сентябре 1941 года она пешком пришла в Минск из д. Охотичи Могилевской области на розыски пропавших в первые дни войны сестры и племянницы. Узнав, что они успели эвакуироваться, Степанида Ермолаевна хотела взять из их квартиры что-либо из вещей, но проживавший там мужчина заявил об этом в полицию, что и привело к ее аресту[103 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130].

Сентябрь и октябрь месяцы 1941 она провела в подвальной камере №10 в тюрьме по Володарской улице. Сначала (в октябре и, вероятно, недолго) ее соседкой по камере была Надежда Янушкевич. Каминской она запомнилась главным образом истязаниями, которым та подверглась на допросах – как физическим (она была очень сильно избита), так и моральным (у нее отняли грудного ребенка)[104 - Минский подпольный комитет КП (б) Б. (Коллекция). Переписка с ИМЛ при ЦК КПСС, акт экспертизы на предмет установления личности девушки, повешенной немецко-фашистскими захватчиками 26 октября 1941 г. 16.12.1961 – 10.3.1962. Свидетельство Каминской Степаниды Ермолаевны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 144, Л. 99].

Ирина Воронкова и В. Кузьменко пишут, что младенца немцы выбросили из окна на камни тюремного двора[105 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г./ И. Ю. Воронкова. Новая и новейшая история, №5, сентябрь – октябрь 2011, с. 130 – 131]. Младшая сестра Ольги и Надежды Евгения Михневич не подтверждает сказанного – см. выше[106 - Евгения Михневич. Мои сестры/Сборник «Сквозь огонь и смерть». Составитель В. Карпов. Минск, «Беларусь», 1970. С. 34].

Некоторое время спустя Янушкевич увели из камеры, соседкой Каминской по камере стала Ольга Щербацевич. Ее тоже часто вызывали на допросы, и она тоже была сильно избита. Когда заключенных выгоняли на работы, Ольга каждый раз подходила к девушке, которая сидела в 7 камере вместе с портнихой Леной Островской. Много позже Степанида Каминская узнала эту девушку на фотографиях, которые увидела в музее истории Отечественной войны среди казненных вместе с Володей Щербацевичем подпольщиков. Володю Каминская также помнила, но видела его, вероятно, лишь мельком, в коридорах[107 - Минский подпольный комитет КП (б) Б. (Коллекция). Переписка с ИМЛ при ЦК КПСС, акт экспертизы на предмет установления личности девушки, повешенной немецко-фашистскими захватчиками 26 октября 1941 г. 16.12.1961 – 10.3.1962. Свидетельство Каминской Степаниды Ермолаевны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 144, Л. 99].

Зоя Павловна Маркевич те несколько суток, в течении которых ее продержали в тюрьме, прежде, чем выпустить, также успела посидеть в одной камере с Ольгой. Снятый в 1967 году документальный фильм «Казнен в сорок первом» содержит ее рассказ о тех днях – главным образом, об истязаниях, которым подвергалась Ольга. Касаясь своего освобождения, она, кстати, говорит, что Рудзянко ее не опознал[108 - Казнен в сорок первом. Электронный ресурс. [Код доступа]: https://www.youtube.com/watch?v=YyzTgHSOrpE Дата доступа: 08.09.2024] и она вышла из тюрьмы.

***

О казни подпольщиков известно больше – об этом высказались исполнявшие приговор солдаты из литовского батальона, свидетели из числа минчан, в том числе лично знакомые с приговоренными, а также историки и писатели, которые на основании полученной от свидетелей информации попытались воспроизвести ход тех событий – правда, не всегда удачно.

Отдельные эпизоды того дня нашли свое отражение в документальной повести Ивана Новикова «Руины стреляют в упор». В рассказе о казни Ольги Щербацевич и членов ее группы он, вероятно, для придания большего драматизма событиям придумал и описал несколько сцен, не имевших места в действительности. Так, например, он изобразил душещипательную сцену встречи Ольги Щербацевич с сыном Владленом у виселицы.

«Толькi каля шыбенiцы яна зноy убачыла сына. Яго прывезлi y кузаве грузавой аyтамашыны.

Скручаны дротам, ён не мог стаяць на нагах, кат трымаy яго за каyнер.

– Сыночак, родненькi, любы мой… – iрванулася да Валодзi, але другi кат стукнуy яе пiсталетам па галаве i пацягнуy назад.

Валодзя падняy апухлыя павекi i квола, бездапаможна, усмiхнуyся.

– Вылюдкi, звяры, – крычала Вольга Фёдараyна, – дайце мне хоць з сынам развiтацца…

– Нiчога, на тым свеце сустрэнешся, – здзеклiва прамовiy кат, накiнуyшы ёй пятлю на шыю.

Валодзю Шчарбацэвiча, Кiрылу Труса i яшчэ адну дзяyчыну, iмя якой дагэтуль не устаноyлена, карнiкi павялi далей, да брамы драждавога заводу. Іх павесiлi там[109 - Новiкаy І. Выбраныя творы. У 3 т. Т.1. Руiны страляюць ва yпор: дакум аповесць/Прадмова Ул. Гнiламёдава. – Мн.: Маст. Лiт., 1988. – (351 с.), с. 58]». (В более раннем издании романа Новиков утверждал, что Ольга и Владлен Щербацевичи были казнены вместе, повешены на ветвях раскидистого дерева в городском сквере[110 - Новiкаy, Іван Грыгоравiч. Руiны страляюць ва yпор. Дакументальная аповесць. Мiнск, Дзяржвыд БССР, 1962, с. 63 – 66].)

Документы свидетельствуют, что такой встречи матери с сыном и такого диалога не было. Как это было показано выше, разоблачены подпольщики были службой абвера (обер-лейтенант и его переводчик фон Якоби), но казнь, как пишет К. Доморад, проводила полиция безопасности и СД[111 - Доморад Константин. Подвиг и подлог. У «неизвестной» есть имя – Маша Линевич. / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009, с. 85] при участии солдат и офицеров 2-го литовского вспомогательного полицейского батальона под командованием майора Антанаса Импулявичуса. Как сообщает в своем исследовании Петрас Станкерас, 6 октября 1941 г. батальон в составе двух немецких рот и двух литовских рот полиции был направлен в Белоруссию»[112 - Станкерас П. Литовские полицейские батальоны. 1941—1945 гг. / П. Станкерас. – М.: Вече, 2009. – (304 с.): ил., с. 165] – поротно в районы Минска, Борисова и Слуцка, всего 23 офицера и 464 рядовых. Практически с момента прибытия батальон приступил к борьбе «с армией большевиков и большевистскими партизанами». 14-го октября батальон проводил облаву еврейского населения в Смиловичах, 15 – 16-го октября – в Логойске, 18-го – в Минске и 21 октября в Койданове (Дзержинске)[113 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000, с. 47 – 49]. 20 – 21 октября 1941 г. Борисовская часть батальона участвовала в уничтожении еврейского гетто в Борисове[114 - Акулич Маргарита. Борисов и евреи: История, холокост, наши дни / Маргарита Акулич – [б.м.]: Издательские решения, 2019 – 204 с. С. 83 – 84].

Казнь подпольщиков в Минске немцами также была проведена руками солдат и офицеров этого батальона. Профессор Литвин в своем исследовании приводит рассказ Юозаса Книримаса – рядового полицейского Импулявичуса. Процитируем этот рассказ полностью.

«В воскресенье утром (точная дата не названа) примерно в 9 – 10 часов солдатам было приказано… надеть шлемы (каски[115 - Как показал анономный автор опубликованной на сайте «Линия Сталина» статьи «Первая публичная казнь в Минске», солдаты батальона были в шинелях литовской армии и германских стальных шлемах образца 1916 года, отчего минчане ошибочно приняли их за немцев. [Электронный ресурс] Код доступа: https://stalin-line.by/nashi-proekty/istorii/pervaya-publichnaya-kazn-v-minske (https://stalin-line.by/nashi-proekty/istorii/pervaya-publichnaya-kazn-v-minske) Дата ддоступа: 01.09.2024 От себя добавим, что эта деталь позволяет отделить на фотографиях, запечатлевших события того дня, немецкую и литовскую части карателей, осуществлявших казнь: германские офицеры были в фуражках, а солдаты в пилотках, литовцы в касках и шинелях более темного цвета с желтой повязкой на рукаве с надписью о принадлежности к полиции.]) и взять винтовки… Командир батальона Импулявичюс повел батальон в центр Минска, к тюрьме. Подойдя к тюрьме… Импулявичюс … [через] Гецевичюса[116 - А. Гецевичюс, командир взвода, участник многих карательных операций батальона на территории Беларуси. В 1942 г. назначен комендантом «ягдкоманды», в 1943 г. получил «Железный крест», в 1944 попал в плен к американцам, воевал в составе польского подразделения войск союзников в Италии. После войны под фамилией Гечес жил в Шотландии. Когда ему стали задавать вопросы (журналисты?) признал, что состоял в батальоне Импулявичюса, но утверждал, что во время карательных операций батальон всегда стоял в оцеплении, а убивали и вешали гестаповцы. (Литвин, с. 49)] [тот знал немецкий язык] переговорил с немецкими офицерами… и передал командирам… чтобы они выстроили солдат по кругу на площади возле тюрьмы… После того, как солдаты были построены, открылись тюремные ворота и из двора тюрьмы выгнали группу людей, состоящую из мужчин и женщин. Я помню только двух женщин, а остальные были мужчины. Сколько было мужчин, не помню, но кажется, человек 7 – 8. Они были распределены группами по три человека. На груди у одного… была таблица с надписью на немецком и русском языках. На ней было написано что-то о партизанах, но, так как я не знаю ни немецкого, ни русского, то прочитать не смог. Об этом мне сказали другие солдаты. Их вывела группа немецких солдат. Окружившие арестованных солдаты конвоировали в сторону городского сада. Солдаты батальона, также окружившие их, шли рядом. Когда пришли в городской сад, там уже были приготовлены виселицы. Городской сад был расположен возле минского театра. Каким образом были приготовлены виселицы, не помню. Не доходя до театра Гецевичюс назначил солдат, которые будут вешать. Среди них были Варнас, Шимонис, я, Вепраускас и Ненис. Мы должны были накинуть петли на обреченных. Насколько помню, в городском саду повесили четверых – трех мужчин и одну женщину. Петли накидывали Шимонис и Вартас. В городском саду вешали в двух местах по два человека. В одном месте один человек упал, так как развязалась веревка. Я поднял этого мужчину (нами точно установлено, что веревка оборвалась на месте казни О. Ф. Щербацевич – А. Литвин) и поддержал, пока Варнас прикрепил веревку. После этого я его отпустил, и он остался висеть. После этого пошли на другое место, но сейчас я не помню этого места, там надо было повесить мужчину и женщину. Они были повешены на телеграфных столбах, к которым были прибиты бревна. Здесь был использован автомобиль. В кузове автомобиля были мужчина и женщина. Мужчину повесил на вышеуказанном столбе Вепраускас. Я повесил женщину. Перед казнью Гецевичюс дал мне выпить водки, я выпил около 300 грамм. Перед каждой казнью давали пить всем. Водку выдавал Гецевичюс, который, видимо, получал ее для этих целей. Кроме того, других арестованных вешали в других местах города Минска, но кто вешал, я не видел, только знаю, что солдаты нашего батальона. От Гецевичюса я узнал, что повешены были советские партизаны. Было казнено более 8 человек. Казнью руководил Гецевичюс…»[117 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. – 288 с. (стар.) 47; 49 – 50].

Это одно из первых свидетельств о состоявшейся казни. Полученное от участника событий, оно основано на фактах, но все же содержит несколько ошибок (вероятно, за давностью лет Юозас Книримас перемешал отложившиеся в памяти кадры многих казней, в которых он участвовал). Вячеслав Андреевич Ковалевич исправляет некоторые нарочитые или невольные ошибки этого рассказа. В 1941 году Ковалевичу было 14 лет, он жил в доме на Коммунистической в одном подъезде со Щербацевичами, учился в одной школе с Володей (тот был на два года старше) и своими глазами видел происходившую в тот день в городском сквере казнь.

Профессор Литвин приводит и его рассказ о казни первых минских подпольщиков.

«Однажды, день не помню, я шел на Суражский рынок. Возле кино „Центральный“, что по улице Советской, движется колонна гитлеровцев (две шеренги – справа и слева), а посередине три человека гражданских, со связанными сзади руками. Среди них я узнал тетю Олю, мать В. Щербацевича. На груди у нее была фанерная доска с надписью: „Мы партизаны, стреляли в немцев“. Их привели в сквер напротив Дома офицеров. Там было летнее кафе. Перед войной его стали ремонтировать. Сделали ограждение, столбы, а на них прибиты доски. О. Щербацевич с двумя мужчинами подвели к этому ограждению и стали на нем вешать. Сначала повесили мужчин. Когда вешали тетю Олю, веревка оборвалась. Подбежали два фашиста – подхватили, а третий закрепил веревку. Она так и осталась висеть. После этого я услышал, что опять ведут партию. Я выбежал на улицу Энгельса и увидел приближавшуюся группу, в которой я узнал Володю. Вероятно, палачи увидели, что место занято, повернули и пошли вниз к дрожжевому заводу. Я пошел следом… На улице Ворошилова дорогу перегородили каратели. Когда я подошел, Володя стоял уже на табуретке»[118 - Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. – 288 с. (стар.) 51].

Как оказалось, немцы фотографировали проводившиеся в тот день казни, а по некоторым данным даже снимали на кинопленку. Все годы оккупации в Минске существовала частная фотомастерская фольксдойче Бориса Вернера. Работавший у него в мастерской Козловский Алексей Сергеевич, (после войны преподаватель БПИ), засвидетельствовал следующее.