Взгляд с другой стороны. Борис Рудзянко. Минское антифашистское подполье в рассказах его участников

Взгляд с другой стороны. Борис Рудзянко. Минское антифашистское подполье в рассказах его участников
Евгений Иоников

Попав раненым в плен, с помощью группы минчан он бежал из госпиталя для военнопленных, но некоторое время спустя, при выходе из города, был арестован. Не выдержав допросов, Рудзянко выдал помогавших ему подпольщиков, которые 26 октября 1941 года были казнены.

Взгляд с другой стороны. Борис Рудзянко

Минское антифашистское подполье в рассказах его участников

Евгений Иоников

© Евгений Иоников, 2024

ISBN 978-5-0064-6418-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Основой для написания настоящего текста явились собственноручные показания Бориса Рудзянко – одного из основных агентов, с помощью которых немецкие спецслужбы оккупированного Минска боролись с подпольем. Добровольно написанные во время следствия по его делу (109 страниц, окончены 18 июля 1950 года[1 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 1 – Л. 109]), они рассказывают об отдельных событиях возникновения, развития и разгрома городского сопротивления и, в частности, его руководящего центра – образованного осенью 1941 года партийного комитета.

Ко времени написания показаний он уже отбывал 7-летний[2 - Надтачаев В. Неизвестные герои и известный предатель. / В. Надтачаев. // Спецназ. Журнал специального назначения. – 2012, №1, с. 39] срок по вынесенному ему еще в 1945 году приговору за предательство группы минских подпольщиков. Попав раненым в плен, с помощью группы минчан он бежал из госпиталя для военнопленных, но некоторое время спустя, при выходе из города, был арестован. Не выдержав допросов, Рудзянко выдал помогавших ему подпольщиков, которые 26 октября 1941 года были казнены.

Спустя пять лет после ареста, однако, в его деле открылись новые обстоятельства. Как было установлено следствием, той же осенью 1941 года он был завербован немецкими спецслужбами и работал против минского подполья вплоть до освобождения города в июле 1944 года. В 1951 году он получил новый приговор – на этот раз расстрельный.

Использование его показаний в качестве источника для написания настоящего очерка потребовало от нас некоторой осмотрительности. Имеющиеся в тексте умолчания, а в других случаях, наоборот, излишнее акцентирование внимания на играющих в его пользу нюансах свидетельствуют о попытках Бориса Рудзянко если не оправдать себя, то обелить отдельные свои действия. С другой стороны, следует отметить, что ко времени проведения следствия по его делу органы дознания не владели сколько нибудь значительной информацией о минском подполье. Показания Бориса Рудзянко в этой связи явились в некоторой степени даже откровением для следователей, обвинителей и судей. Текст вынесенного ему приговора абзацами цитирует показания Рудзянко, в том числе, повторяет ряд содержащихся в них неточностей[3 - Справка по материалам архивного уголовного дела на Рудзянко Б. М. 24 мая 1968 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 215, Л. 6 – Л. 7]. Сказанное также потребовало от нас некоторой осторожности в отношении данных Борисом Рудзянко свидетельств.

Часть 1. Предательство (1941 год)

О довоенной его биографии известно намного меньше, чем о тех нескольких осенних месяцах 1941 года, которые и предопределили ход дальнейших событий.

Борис Михайлович Рудзянко родился 31 января 1913 года в поселке Барань Оршанского района. В 1930 году поступил в Минский политехникум, в следующем, 1931 году окончил его гидротехническое отделение, получив таким образом, общее среднее образование. Дальше работал по специальности – гидротехником Минмолпромтреста в Минске. В октябре 1935 года был призван в армию, в том же году окончил курсы военных шифровальщиков. После демобилизации в 1938 году работал в райзо (земельном отделе) Лепельского района мелиоратором. Вскоре, вероятнее всего, с 1939 года – вновь в армии, 7 февраля этого года приказом Народного комиссара обороны ему было присвоено звание техника-интенданта второго ранга (соответствовало званию лейтенанта). С 17 сентября участвовал в походе Красной Армии в Западную Белоруссию.

Борис Рудзянко. Техник-интендант 1 ранга

В 1940 году Рудзянко получил кандидатскую карточку, то есть стал кандидатом в члены ВКП (б).

Приблизительно в эти годы он женился (точную дату женитьбы и имя супруги нам установить не удалось). Его жена была родом из Старобинского района, из деревни Летинец[4 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 17].

Дальнейшую службу проходил в штабе 5-го стрелкового корпуса 10-й армии в должности помощника начальника 1-го отдела штаба по шифровальной службе. Штаб корпуса дислоцировался в Бельске (45 километров юго-западнее Белостока), но 19 июня 1941 года был передислоцирован в город Замбров – это уже на границе.

С началом боевых действий корпус отступал по направлению Замбров – Бельск – Волковыск – Слоним. На пятый или шестой день войны, между Волковыском и Слонимом в районе Зельвы Рудзянко получил тяжелое ранение в левую ногу.

Комкор Гарнов[5 - 5-й стрелковый корпус под его командованием до конца июня вел ожесточенные бои в окружении западнее Минска. Генерал-майор Гарнов Александр Васильевич в ходе тех событий пропал без вести. (см. подробнее: Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь. Т. 1. – М.; Жуковский: Кучково полке, 2006. – 672 с. Стр. 137 – 138)] приказал отвезти его в ближайший полевой госпиталь, но мост через Неман к тому времени был взорван. Сопровождавшие Рудзянко бойцы с трудом сумели переправить его вплавь, потом на конной повозке перевезли на командный пункт штаба 5-го корпуса, а оттуда – автомашиной – в полевой госпиталь, который к тому времени располагался в деревне Старое Село в 15 километрах западнее Минска. По словам Рудзянко, произошло это 2 или 3 июля[6 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 7 – Л. 8], что вряд ли могло соответствовать действительности (если только его не сдали в уже захваченный немцами госпиталь). Как свидетельствует энциклопедия «Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне», уже 26 и 27 июня по линии Дзержинск – Старое Село – Заславль прошли напряженные бои с противником, некоторые населенные пункты здесь по нескольку раз переходили из рук в руки. 27 июня немцы обошли этот очаг сопротивления, к вечеру танки Гота с севера прорвались к Острошицкому городку[7 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941 – 1945: Энцыкл./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І. П. Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. – Мн.: БелСЭ, 1990. – 680 с. (4) л. карт. Стар. 347]. 28 июня пал Минск, а 3 июля бои шли уже в междуречье Березины и Днепра[8 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941 – 1945: Энцыкл./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І. П. Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. – Мн.: БелСЭ, 1990. – 680 с. (4) л. карт. Стар.315].

В госпитале в Старом Селе ему оказали первую помощь. Через два дня он пришел в себя, познакомился с соседями, в том числе с Бурцевым Никитой Никоноровичем, тот тоже был тяжело ранен в ногу[9 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 9]. Это знакомство, нужно отметить, серьезнейшим образом скажется на развитии дальнейших событий.

После захвата немцами Старого Села полевой госпиталь 5-го стрелкового корпуса 10-й армии Западного фронта в полном составе с медперсоналом и ранеными попал в руки противника. Как сообщают исследовавшие эту тему историки Ирина Воронкова и Владимир Кузьменко, раненых перевезли в Минск и разместили уже в качестве военнопленных в приспособленном под лазарет здании политехнического института[10 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 127]. Борис Рудзянко, как это видно из сказанного, оказался в их числе.

Следует понимать, что немцы не устраивали в Минске лазаретов для военнопленных, госпиталь в политехническом институте возник стихийно и еще до оккупации Минска противником. Расположенный через дорогу (на противоположной стороне Пушкинской улицы[11 - Продолжение ул. Советской, которая в довоенные годы заканчивалась на Комаровской развилке (так называемые Комаровские вилы)]) Клинический городок к тому времени был переполнен ранеными и в буквальном смысле этого слова вышел из своих берегов: большое количество[12 - Как засвидетельствовано в трофейном немецком документе, по состоянию на 1 августа 1941 года в размещенном в политехническом институте лазарете (в документе он обозначен как Больница №6 (госпиталь для военнопленных), расположенный на Шоссе №2 недалеко от военного госпиталя в политехникуме (немецкий госпиталь)) насчитывалось 2000 больных. НАРБ, Ф.1440, оп. 3, Д. 975, Л. 92] бойцов и командиров Красной Армии за несколько дней до прихода немцев были размещены в аудиториях и коридорах института.

Один из немногих выживших в том госпитале, помощник начальника политотдела того же 5-го Стрелкового Корпуса по комсомолу Иван Никитович Блажнов тоже оставил рассказ о событиях тех дней. Уже в 1970-х годах киносценарист Лев Аркадьев и корреспондент радиостанции «Юность» Ада Дихтярь в поисках материала об одной из участниц событий, разыскали Блажнова в Минске. Беседы с ним вошли в опубликованную в 1985 году повесть «Неизвестная», на которую мы и будем ссылаться при цитировании информации, полученной от Блажнова. В частности, он им поведал, как, будучи раненым в бою под Волковыском, был вынесен бойцами из окружения. 27 июня они довезли его до Минска. Там им стало известно, что здание политехнического института переоборудовано в лазарет, куда собирают раненых. Бойцы по его просьбе оттащили туда Блажнова. А через час-другой в город вошли немецкие войска.

Рудзянко оказался в этом лазарете позже, он датирует это событие 5 – 6 июля, с чем можно согласиться.

Иван Блажнов. Старший политрук

Лечения в неприспособленном для этого здании института практически никакого не было, врачами выступали те же военнопленные, не все из которых имели соответствующее образование. Охраны и ограждения этот импровизированный госпиталь на первых порах не имел, уход за ранеными и их питание также были весьма относительными, только благодаря помощи местного населения некоторым из узников удавалось там выжить[13 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 9].

Тяжело раненых пленных содержали в главном корпусе института, легко раненых – в другом, напротив Академии Наук БССР (вероятно, в сохранившемся до сих пор корпусе №18 по адресу пр. Независимости, 67, построен в 1929—1931 г.). Рудзянко на первых порах оказался среди тяжелораненых[14 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 9].

Старшим по лазарету состоял врач Писаренко – до войны он служил начальником медицинской службы одного из полков 5 стрелкового корпуса 10—й армии. В тех условиях он спас Борису Рудзянко ногу, при полном отсутствии условий он последовательно провел на ней две операции[15 - Надтачаев В. Неизвестные герои и известный предатель. / Спецназ. Журнал специального назначения. №1 (60), 12 января 2012 г.]. Позже, как засвидетельствовал Иван Блажнов, пользуясь полномочиями, Писаренко собрал нескольких своих сослуживцев, переведя их в помещения для легкораненых. В их числе оказались старший политрук Левит Зяма (Зиновий) Соломонович (занимал в 13 стрелковой дивизии должность помощника начальника политотдела по комсомолу) и Зорин Леонид Андреевич, инструктор по агитации в политотделе 17 стрелковой дивизии (обе дивизии входили в состав 5-го стрелкового корпуса). Позже к ним присоединился Иван Блажнов, а потом и Борис Рудзянко. Они были знакомы с довоенной поры, два предвоенных года служили в небольших должностях в штабе того же 5 корпуса – Блажнов помощником начальника политотдела по комсомолу, Рудзянко – помощником начальника 1 отдела штаба корпуса по шифровальной работе. (Сам Рудзянко не подтверждает факт знакомства с Блажновым до их встречи в лазарете.)

Леонида Зорина врач Писаренко устроил работать в регистратуре лазарета. У того получалось лишнее питание за счет умерших; это помогало выжить ему и нескольким другим пленным, которых он выделил из общей их массы.

Через Зорина Рудзянко сблизился с некоторыми из них – с летчиком Истоминым Сергеем (был сбит и пленен под Борисовом), Гребенниковым Николаем и Зямой (Зиновием) Левитом.

Главный корпус политехнического института. 1936 г.

Выживших в том госпитале после выздоровления направляли в лагерь. Полного излечения при этом не дожидались, полуживые военнопленные пешком направлялись в лагерь военнопленных (шталаг №352 – Лесной лагерь в Масюковщине, Городской в Пушкинских казармах); упавшие расстреливались фашистами (Рудзянко в своих показания употребил именно это словосочетание – расстреливались фашистами) прямо на дороге. В результате в лагерь доходила лишь незначительная часть пленных.

Переходить в Масюковщину Борису Рудзянко и его новым знакомым, естественно, не хотелось. Единственным реальным способом избежать неминуемой участи был побег с последующим укрытием в городе хотя бы на некоторое время. Бежать немедленно, однако, большинство из них не могло из-за ранений.

Кроме того, для укрытия и последующей адаптации в оккупированном городе нужны были документы, которые маскировали бы их от настоящего положения. Становилось очевидным, что без помощи извне задуманное осуществить было невозможно.

Некоторое время продержаться и не попасть в лагерь, впрочем, они могли. Рудзянко, Бурцев и Блажнов еще были слабы и не могли ходить, вопрос об их переводе в лагерь пока не стоял. Выздоровевшая часть заговорщиков (работавший в регистратуре Зорин и исполнявшие роль санитаров Истомин и Гребенников) также могли некоторое время оставаться в лазарете. Врач Писаренко на некоторое время мог прикрывать их нахождение в корпусе для легкораненых, что называется, «производственной» необходимостью: Истомина с Гребенниковым он оформил санитарами, а Блажнов с Рудзянко не значились в его отчетах выздоравливающими.

ПРИМЕЧАНИЕ 1: В целом, от врачей зависело многое, если не все.

Василий Павлович Стасевич, минский подпольщик, а потом партизан бригады им. Рокоссовского на второй месяц войны был пленен в Брянской области. В составе раненых военнопленных его вывезли железной дорогой в Минск. Там Василий Павлович попал в госпиталь для военнопленных, который располагался в здании политехнического института. Обслуживали раненых военнопленные врачи. Один из них (был ли это Писаренко, мы не можем судить, Стасевич, к сожалению, не вспомнил его фамилию), узнав в нем минчанина, организовал ему побег. Несколько дней спустя после их знакомства он вывел его во двор (с обратной стороны здания политехнического института). Через некоторое время подъехала подвода. На ней лежало два трупа. Мертвых вывозил один из военнопленных. К подводе подошел врач. Подняли брезент и врач сказал ему лечь рядом с мертвыми. Стасевич лег. Подвода поехала. К ней прикрепили табличку, с надписью «Тиф». Это позволило избежать досмотра на выезде с территории лазарета. Вместе с трупами его увезли к парку Челюскинцев. В парке ездовой выбросил трупы. Ходить Стасевич все еще не мог и уговорил того, подвезти его к одному из домов на Логойском тракте, к дальнему родственнику Луке Яковлевичу Стасевичу. На следующий день тот разыскал его жену по довоенному адресу (ул. Шорная, 33; четная сторона этой улицы относилась к гетто). Она принесла одежду, привела мужа в порядок и отвела домой[16 - Институт истории партии при ЦК КПБ. Сектор истории ВОВ. Воспоминания Василия Павловича Стасевича, подпольщика г. Минска. НАРБ, Ф. 1440, оп. 3, Д. 1196, Л. 58 – Л. 60]. Позже Стасевич довольно серьезно проявл себя в городском подполье[17 - Минский подпольный партийный комитет КП (б) Б. Стенограмма заседаний комиссии ЦК КПБ по Минскому партийному подполью. Первый экземпляр. Выступление Стасевича Василия Павлович. 7 июля 1958 года. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 75, Л. 202 – Л. 214].

Важно отметить, что санитарам разрешалось покидать территорию госпиталя, например, для поиска и доставки в лазарет лекарств, перевязочных средств и др. Используя это, Зорин, Истомин и Гребенников бывали в городе и по личным делам. Там они познакомились со Щербацевич Ольгой, ее сестрой Янушкевич Надеждой и сыном Владленом (в большинстве случаев его называли Владимиром)[18 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 11].

До войны Ольга Щербацевич работала в 3-й Советской (инфекционной) больнице (и сегодня находится по адресу Кропоткина, 76). Ее муж, кадровый военный, батальонный комиссар Иван Д. Щербацевич, был репрессирован в 1938 году (по утверждению других исследователей – арестован и расстрелян в 1937г.[19 - Плавинский А. С. Подпольщики без грифа «секретно». /А. С. Плавинский – Минск: Ковчег, 2015 – 195 с. (с. 9)]), Ольгу же, как жену «врага народа», исключили из партии[20 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 127], членом которой она состояла с 1927 года[21 - Материалы (постановление горкома КПБ, справки и другие документы) о признании подпольной группы, действовавшей в гор. Минске под руководством Труса К. И. и Щербацевич О. Ф. в августе-октябре 1941 года. Постановление Бюро Минского горкома КП Белоруссии от 23 октября 1968 года «О подпольной антифашистской группе советских патриотов, возглавляемой К. И. Трусом и О. Ф. Щербацевич, действовавшей в гор. Минске в августе – октябре 1941 года». НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 215, Л. 4]. Впрочем, энциклопедия «Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне…», а вслед за ней и некоторые другие источники не подтверждают факта исключения Ольги Щербацевич из партии – во многих случаях они, что называется, автоматически в перечне заслуг этой женщины упоминают о ее партийности[22 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941 – 1945: Энцыклапедыя/Беларус. Сав. Эныкл.; Рэдкал.: І. П. Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. – Мн.: БелСЭ, 1990, – 680 с (стар. 643); Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi. – Мн.: «Беларускi кнiгазбор», 2000. – 288 с. (стар.) 44]. Это не так. В газете «Звязда» за 26 апреля 1938 года была помещена заметка следующего содержания: «Варашылаyскi горрайком КП (б) Б на сваiм паседжаннi ад 21 сакавiка 1938 г. выключыy з радоy партыi О. Ф. Шчарбацэвiч за прытупленне класавай пiльнасцi, за сувязь з заклятым ворагам народа, невыяyленне яго шкоднiцка-шпiёнскаё дзейнасцi[23 - «Звязда», №95 ад 26 красавiка 1938 г.]» – простыми словами, за недонесение на мужа. Упоминаний о возможном ее восстановлении в рядах ВКП (б) нами не найдено.

Помимо импровизированного лазарета в здании политехнического института, раненые бойцы и командиры Красной армии проходили «лечение» еще в нескольких довоенных больницах Минска, в том числе и в инфекционной, в которой Ольга после связанных с арестом мужа событий работала культработником[24 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 127 – 128]. Там, по месту работы, и начиналась естественным образом ее деятельность по оказанию помощи раненым военнопленным. Вряд ли в ту пору она и ее близкие считали себя участниками подполья. Подпольщиками их назовут позже. А тогда все был проще. Как поведала младшая сестра Ольги Евгения Михневич (единственная из близких родственников Щербацевич, выжившая в тех событиях) на третий день после оккупации города незнакомый мальчишка принес им записку от брата Ивана – тот бросил ее из колонны военнопленных, которых вели через город. Сестры бросились на его поиски, но разыскать и спасти его им не удалось[25 - Евгения Михневич. Мои сестры. / Сквозь огонь и смерть. Составитель В. Карпов. Мн.: Беларусь, 1970, с. 31].

А в больнице Ольга ежедневно сталкивалась с десятками, если не сотнями военнопленных, положение которых ежечасно напоминало ей о пропавшем брате. Кого-то она подлечивала и подкармливала, а другим п риносила гражданскую одежду – на первых порах из лазарета для пленных можно было выйти, надев цивильный пиджак. Но так продолжалось недолго. Режим с каждым днем ужесточался. Вот как об этом рассказывал Иван Блажнов в отношении госпиталя в политехническом институте: «Первые дни лазарет был как проходной двор. Народ все прибывал: и гражданские, и наши – раненые бойцы, командиры. Почему фашисты нас в одно место собрали? Вроде бы как заботу о противнике проявили и лазарет создали. Да вовсе не для того, чтоб молиться на этот лазарет. Им нужен был, так сказать, живой материал, люди. Нетрудно было догадаться, что среди раненых есть командиры. И фашисты надеялись со временем из них какие-то сведения вытащить, в Германию угнать, словом, использовать.

Они не лазарет – лагерь для военнопленных создали. При мне уже начали его колючей проволокой огораживать. И оттуда уже никого не выпускали».

Между тем, с течением времени готовых бежать становилось больше, а после знакомства с Зориным, Истоминым и Гребенниковым Ольга, вероятнее всего, начала действовать и в их интересах. В этих условиях ей вольно или невольно пришлось обращаться за помощью – сначала к родственникам, соседям и знакомым, позже – и к малознакомым людям.

В начале августа 1941 года через общую знакомую Радзевич Пелагею Ольга Щербацевич познакомилась с Кириллом Трусом и Евгением Снежковым с вагоноремонтного завода им. Мясникова[26 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 129]. Как сообщал уже после освобождения Минска Снежков, к тому времени они с Трусом создали на заводе подпольную группу, в задачу которой «… входило организация диверсий, хищение запчастей и инструментов, срыв работы путем прогулов…[27 - Фотокопии документов об участии Снежкова Евгения Васильевича в работе Минского партийного подполья в 1941 – 1943 г. г. Рапорт Начальнику Белорусского штаба партизанского движения от 31 августа 1944 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 51, Л. 4]».

Первая их встреча состоялась на квартире Радзевич. Присутствовали на встрече Трус со Снежковым, а со стороны их новых знакомых – Ольга Щербацевич с сестрой Надеждой Янушкевич, Иванов (Зорин) и некий рыжеволосый Володя. (Истомин рыжий – но он Сергей). Вскоре Трус и Снежков отдельно встретились с Зориным и приняли решение о сотрудничестве[28 - Фотокопии документов об участии Снежкова Евгения Васильевича в работе Минского партийного подполья в 1941 – 1943 г. г. Рапорт Начальнику Белорусского штаба партизанского движения от 31 августа 1944 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 51, Л. 5].

В чем конкретно заключалось их сотрудничество, судить сложно. Об участии Кирилла Труса и его товарищей в спасении военнопленных, а Ольги Щербацевич во вредительстве на заводе практически ничего не известно. В этом отношении приходится согласиться с высказыванием историка Константина Доморада, который полагал, что группа Кирилла Труса продолжала работать на вагоноремонтном заводе, а Ольга Щербацевич со своей группой спасала военнопленных[29 - Доморад Константин. Подвиг и подлог. У «неизвестной» есть имя – Маша Линевич. / Уроки Холокоста: История и современность. Дело Маши Брускиной. Антология / Сост. В. Д. Селеменев, Я. З. Басин. – Минск: Ковчег, 2009, с. 85] – снабжала их гражданской одеждой, расселяла на надежных квартирах, а затем выводила людей за пределы города. Всего с июля по середину августа ей удалось вывести из инфекционной больницы и из расположенного в политехническом институте лазарета 18 находившихся там командиров и политруков РККА[30 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 129].

Устроить беглецов на воле даже на короткий срок без документов было бы проблематично. Поддельными паспортами готовивших побег военнопленных обеспечили другие участники тех событий, первоначально не связанные с группой Щербацевич. Как показывают современные исследователи, помощь в этом ей оказывал некто Одинцов Василий Николаевич – случайно оказавшийся в Минске (19 июня приехал из Таджикской ССР навестить мать[31 - Автобиография Одинцова Василия Николаевича. [Электронный ресурс] Код Доступа: Дата доступа:18.03.2024]), он не входил ни в группу Щербацевич, ни в группу Труса. Но он вместе со своим знакомым из довоенной поры милиционером сумел раздобыть в четвертом отделении милиции много «чистых» паспортов. Тогда же он познакомился с Ольгой Щербацевич и, как показывает профессор Алексей Литвин, передал ей несколько бланков для готовивших побег из инфекционной больницы и госпиталя военнопленных[32 - Литвин А. Акупацыя Беларусi (1941 – 1944): пытаннi супрацiву i калабарацыi, Мн.: Беларускi кнiгазбор, 2000, 288 с. с. 45 – 46].

Наличие паспортов, однако, не решало проблемы – для их использования требовались по меньшей мере фотография будущего владельца и печать соответствующего отдела милиции, якобы выдавшего ему документ. Решение этой задачи легло на плечи Ольги Щербацевич и потребовало времени. Она сумела передать принадлежавший ее сыну Владлену фотоаппарат «Фотокор» сначала в инфекционную больницу, а потом (через Зорина[33 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 13]) в находившийся в политехническом институте лазарет. Туда же она переправила и несколько чистых бланков паспортов, полученных от Одинцова[34 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 128]. Рудзянко сфотографировал всех участников планировавшегося побега[35 - Собственноручные показания Б. М. Рудзянко – агента «Абвера» о предательской деятельности в Минске в годы Вел. Отечественной войны. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 66, Л. 13]. Снимки были отпечатаны в квартире у Щербацевичей[36 - Воронкова И. Ю., Кузьменко В. И. (Белоруссия). Гитлеровская оккупация и начало антифашистской борьбы в Белоруссии в 1941 г. / Российская Академия Наук. Новая и Новейшая история, 2011, №5, с. 128], а затем переданы в обратно лазарет.