В отделе верхней женской одежды было не очень много народу, за прилавком в огромном длинном салоне в благоговейной тишине и терпком запахе мехов и нафталина висели пальто и шубы. Они помещались длинными рядами, как коровы в стойлах на образцовой совхозной ферме, – рукав к рукаву, масть к масти, порода к породе. На каждом из них висели картонные бирки. Между рядами в торжественном почтении, разговаривая вполголоса, ходили покупатели, брали в ладони бирки, приценивались.
– Вам для девочки? – посмотрев внимательно на Дуняшку, спросила полная пожилая продавщица в очках и халате, похожая на ветврача из соседнего совхозного отделения. – Пожалуйста, пройдите. Сорок шестые направо.
Пелагея, а за ней Дуняшка несмело вошли за обитый красным плюшем барьер и начали осмотр с края. Но Дуняшка шепнула: «Черное не хочу», – и они прошли к бежевым. Бежевые были хороши. Большие роговые пуговицы. Мягкий коричневый воротник. Кремовая шелковая подкладка. Пелагея смяла в кулаке угол полы – не мнется.
– Дуня, ну-ка прочитай.
– Тысяча двести.
– Так-так, – сдвинула брови Пелагея. – Маркое дюже. Вон у агрономши. Ехала в машине – запятнала. А теперь хоть брось.
– Мама, смотри, вон темно-синие! – зашептала Дуняшка.
– Ничего сукнецо! – одобрила Пелагея.
– Воротник красивый! Просто пух! – шепнула Дуняшка.
– А цена? Ты цену прочитай.
– Тысяча девятьсот шестьдесят.
– Это небось год указан?
– Да нет… рубли.
– А-а… рубли… Уж больно дорого что-то. Пальто – так себе. И воротник небось собачий. Ни лиса, ни кот.
Дальше висели светло-серые. Они были почему-то без воротников, но зато с опушкой на рукавах. Пелагея недоверчиво покосилась на бирку, но просить Дуняшку прочитать не решилась. За серыми пошли шубы.
– Небось тоже дорогие, – сказала Пелагея, – тыщи на полторы, не меньше.
– Ну, подобрали что-нибудь? – спросила продавщица.
– Да что-то не нравятся, – озабоченно сказала Пелагея. – То маркие больно, то крою не нашенского.
Продавщица, бросив едва заметный взгляд на Пелагеин передник, спросила:
– Вы на какую цену хотели бы?
Пелагея задумалась.
– Да вот и сама не знаю, – сказала она. – Брать дорогое рискованно. Дочка еще будет расти. Пока б рублей за семьсот. А то можно и подешевле.
– Конечно, конечно, – понимающе закивала очками продавщица. – Девочка еще в росте.
– Вы уж, пожалуйста, постарайтесь.
– Есть у нас для нее великолепное пальто! – сказала продавщица. – Недорогое, но очень даже приличное. Пойдемте. Мы ее сейчас так разоденем.
Продавщица прошла в самый конец ряда и, покопавшись, подала:
– Вот, пожалуйста.
Пальто и верно было хорошее. Коричневое в елочку. Воротник черный. Вата настегана не внатруску, а как следует. Теплое пальто! Пелагея дунула на воротник – мех заколыхался, провела по шерсти – прилег мех, заблестел вороновым крылом.
– Драп, воротничок под котик, – пояснила продавщица, поворачивая пальто на пальце. – Пожалуйста, подкладочка из шелковой саржи. Чистенько. Тебе нравится? – спросила она Дуняшку.
Дуняшка застенчиво улыбнулась.
– Ну вот и отличненько! – тоже улыбнулась продавщица. – Давайте примерим. Вот зеркало.
С радостным трепетом надевала Дуняшка пальто. От него пахло новой материей и мехом. Даже сквозь платье Дуняшка ощущала, какой гладкой была подкладка. Она была прохладной только сначала, но потом сразу же охватило тело уютным теплом. Вокруг шеи пушисто, ласково лег воротник. Дрожащими пальцами Дуняшка застегивала тугие пуговицы, и Пелагея, озабоченно раскрасневшаяся, кинулась ей помогать. Как только пуговицы были застегнуты, Дуняшка сразу почувствовала себя подтянутой и стройной. Грудь не давило, как в старом пальто, а на бедрах и в талии она ощутила ту самую ладность хорошо сидящей одежды, когда и не тесно и не свободно, а как раз в самую пору.
Посмотреть на примерку пришли почти все бывшие за барьером покупатели. Какой-то старичок с белой, будто выстиранной бородкой, летчик с женой. Дама в черном пальто и черно-дымчатой лисице с мужчиной очень приличного вида в красном шарфике тоже подошла к примерочной.
Дуняшка посмотрела в зеркало и обомлела. Она и не она! Сразу повзрослела, выладнялась, округлилась, где положено. Она увидела свои собственные глаза, сиявшие счастливой голубизной, и впервые почувствовала себя взрослой!
– Прямо невеста! – сказал старичок.
– Вам очень к лицу, – заметила жена летчика. – Берите, не сомневайтесь.
– Ну что за прелесть девчонка! – улыбнулась дама в лисе. – Что значит одеть как следует человека! Недаром же говорят: «По одежде встречают…» Разреши, милая, я заправлю твою косичку. Вот так! Чудо, а не пальто.
– Выписывать? – наконец спросила продавщица и достала из кармана чековую книжку.
– Раз люди хвалят, то возьмем, – сказала Пелагея. – Восемнадцать годков дочке-то. Как не взять.
– Пожалуйста: шестьсот девяносто три рубля двадцать одна копейка. Касса рядом.
Пелагея побежала платить, а Дуняшка, неохотно расставшись с новым пальто, натянула на себя старенькое и повязала платок.
– Счастливая пора у этой девочки, – вздохнула дама. – Первое пальто, первые туфельки… Все впервые…
Продавщица ловко завернула покупку в бумагу, несколькими взмахами руки обмотала бечевкой и, щелкнув ножницами, подала Дуняшке.
– Носи на здоровье.
– Спасибо, – тихо поблагодарила Дуняшка.
– Спасибо вам, люди добрые, за совет и помощь, – сказала Пелагея. – Тебе, дочка, спасибо на ласковом слове, – сказала она даме.
– Ну что вы! – улыбнулась дама. – Приятно было посмотреть на вашу девочку. Ты в каком классе?
– На ферме я, – проговорила Дуняшка застенчиво и уставилась на свои большие красные руки, державшие покупку.
– Она у нас птичницей в колхозе работает, – пояснила Пелагея. – Триста ден выработала. На ее деньги пальто и справили.
– Ну, это совсем мило! – сказала дама и очарованно еще раз посмотрела на Дуняшку.