Подарок инкассатору

Водитель посмотрел на часы:

– Вообще-то рановато на работу…

– Подхалтурить хочешь? Так я тебе не помешаю.

– Ладно, давай, собирайся быстрей, а я – машину заводить.

Не успела за Джоном захлопнуться дверь, как Виктор бросился к книжной полке и выхватил томик Чернышевского. Чудесная страничка, как он и надеялся, была в книге. Виктор подскочил к окну, под которым увидел инкассаторскую «Волгу». Когда дорисовывал машину, к ней подошел Джон Маленький – открыл дверцу, сел на водительское сиденье, завел мотор, кажется, включил дворники, вышел и принялся заботливо протирать зеркала.

Движение на улице было не особенно оживленным, но, увидев вывернувшую из-за поворота машину скорой помощи с включенной мигалкой, Виктор очень быстро нарисовал, как она, выскочив на встречную полосу, приближается к «Волге» Джона Маленького.

В следующую секунду Виктор выбежал из квартиры. Визг тормозов и громкий удар он услышал уже в подъезде. На дороге две служебные машины, как говорится, встретились лоб в лоб, и теперь водитель «скорой» никак не мог открыть свою заклинившую дверь, а водитель инкассаторской «Волги» валялся на тротуаре навзничь, раскинув руки, так и не выпустив тряпку, которой протирал зеркала.

Моля Бога, чтобы Джона Маленького не прибило насмерть, Виктор упал перед ним на колени, в первую очередь сунул руку во внутренний карман его замшевой куртки и завладел чудесной страничкой. Только потом приложил ухо к груди водителя. Джон Маленький застонал…

Кого Виктор действительно уважал в инкассации, так это своего напарника Михалыча. Поводов спорить, а тем более ссориться, между ними никогда не возникало. Порой во время маршрута зайдет в машине разговор про молодежь, мол, в какие времена подростковое поколение было более порядочным и менее бесбашенным, так тот же Михалыч первый становился на сторону современной молодежи, утверждая, что в его времена прогуляться вечерком в незнакомом районе было гораздо опасней, чем сейчас, в середине восьмидесятых.

Михалычу было слегка за сорок, Судаку, который иногда катал тушинский маршрут, – под пятьдесят. Вот с кем порой разгорались споры – до ругани, до криков, до брызгания слюной, хорошо хоть, до оскорблений не доходило.

Вторым прозвищем Судака было Патрубок. Прицепилось оно к нему не просто так. Издавна в инкассации существовали негласные правила, одним из которых была взаимовыгодная «дружба» водителей и дежурных. Все было очень просто, – по окончании вечернего маршрута дежурный отмечал водителю путевку – в какое время тот выехал из банка в гараж. При этом дежурный мог поставить время фактическое, но мог и набавить полчасика, а то и часок. В благодарность водители совали дежурному денежку и в это самое набавленное время неплохо подрабатывали извозом.

Между утренним и вечерним маршрутами дежурный отпускал водителей на обед, но одно дело – отпустить на законные сорок минут, другое – на два часа. Тут тоже все происходило по договоренности. Случалось, в машине что-то ломалось, тогда дежурный волей-неволей без всяких денежек отпускал водителей в гараж ремонтироваться – только бы на маршрут вовремя вернулись.

Судак до денег был жаден и при любой возможности старался от этой самой «дружбы» с дежурным увильнуть. Другими словами, нагло врал, что у него что-то там в машине сломалось, чтобы его отпустили ремонтироваться. Причем врал неизобретательно – чаще всего заявлял, что у него потек один из патрубков. Он даже держал в багажнике машины один такой дырявый патрубок и время от времени притаскивал его в банк в качестве доказательства и размахивал им перед лицом дежурного. Первое время этим уловкам верили, но потом раскусили, и впредь пришлось Судаку-Патрубку делиться с дежурными чаще.

Кроме всего прочего, Судак был злой. Не то чтобы злой конкретно в отношении кого-то, а злой по жизни. Однажды Виктор работал с ним старшим на утреннем маршруте, обслуживающем сберкассы. Сборщиком бегал Паша Балашов – прикольный парень, ровесник Виктора. И в один прекрасный момент Паша, как бы невзначай, обронил, мол, недавно прочитал в каком-то журнале, что и дедушка Ленин тоже по девочкам бегал… Реакция Судака на услышанное последовала незамедлительно: он резко ударил по тормозам, остановив машину, повернул к сборщику побелевшее лицо и, стуча кулаками по рулю, закричал:

– Вы мне только Ленина не троньте!!!

Ох, как же Виктор Кармазов и Паша Балашов тогда смеялись! До слез…

С Судаком Виктор работать не любил, но порой приходилось. Вот и теперь, после того как Джона Маленького увезли в больницу с сотрясением мозга и переломом бедра, тушинскому маршруту достался Судак, он же Патрубок.

Михалыч, будучи старшим маршрута, устроил на заднем сиденье помимо стопки порожних инкассаторских сумок довольно толстую, видавшую виды кожаную сумку, чем-то довольно плотно набитую.

– Чего там у тебя? – поинтересовался хмурый Судак, усаживаясь за руль.

– Финский сервелат, – пояснил Михалыч и обратился к сидевшему впереди Виктору: – Я брал по три, отдавать будешь по пять. У меня двенадцать батонов. Навар поделим, как всегда, на троих, и он незаметно для водителя похлопал сборщика по плечу.

Виктор все понял – хитрости Михалычу было не занимать. Если бы за рулем сидел кто-то другой, хотя бы Джон Маленький, или Джон Большой, или даже незнакомый водитель, такого похлопывания не понадобилось бы – на троих поделили бы действительно весь навар. Судак же, как в свое время Михалыч объяснил Виктору, был «не тот человек». И теперь наверняка старший притащил не двенадцать батонов, а больше, значит, навар от того, что побольше, поделится только на двоих.

Дефицитную колбасу у инкассаторов клиенты, сколько ни предложи, отрывали с руками, особенно на таких точках, как заправки и автопарки. Михалыч же, пока ехали к очередной точке, засовывал батоны в порожнюю сумку, предназначенную для этой точки, а сколько именно – один или три, водитель не знал. Зато узнавали сборщик и радостные кассиры, сдававшие ему денежную выручку. Первое время Виктора от таких «хитростей» немного корежило, но, узнав, что за фрукт этот Судак, он согласился, что так и надо, пусть спасибо скажет, что с ним вообще делятся.

На самом деле батонов оказалось ровно двадцать, но и они закончились быстро. Оставшееся время Виктор работал как-то на автомате: прибегал на точку, здоровался с кассиром, проверял целостность сумки и пломбы на ней, расписывался в накладных, убегал в машину. Мысли его крутились об одном – как использовать дальше чудесные страницы?

Он всегда был фантазером, мечтателем. Часто свои фантазии воплощал в рисунках. Не раз, воплощая на бумаге сновидения, рисовал себя самого, будто парит в воздухе или бежит по воде. Интересно, что будет, если один из подобных сюжетов отобразить на чудесной странице? Нет, пожалуй, не стоит так рисковать, или хотя бы не стоит до поры до времени.

Может, нарисовать деньги? Много денег. Допустим, они действительно появятся, но будут ли выглядеть как настоящие? Хотя, со слов Никиты, дома, строящиеся на просеке, действительно сгорели. А товарищ Козлов, а Джон Маленький! Конечно, все это можно было объяснить чудовищными совпадениями, зато Лилечка дважды воплощалась у него дома на диване живой и при втором своем появлении оказалась такой страстной! Вот ее-то и надо нарисовать, – интересно, как Лиля поведет себя в его квартире, «проснувшись» в третий раз?

После работы принять с Михалычем по дозочке Виктор отказался, не терпелось взяться за карандаш. Не терпелось до такой степени, что, выйдя из трамвая на своей остановке, он тут же сел на лавочку, достал чудесную страницу и стер ластиком изображение крыльца, с болтающейся на балке обрезанной веревкой. Очень хотелось проверить, не потеряла ли эта страничка своих свойств, и он быстро нарисовал трамвай, удаляющийся от него по улице Свободы. Грызя кончик карандаша, задумался, что бы нарисовать еще, и вдруг услышал сзади:

– Малюешь, художник?

Виктор не успел повернуть голову, как схлопотал удар кулаком по скуле и сразу же – под ребра. Хотел вскочить, но кто-то обхватил его за шею, навалился сверху, чужие руки зашарили по карманам. Все закончилось так же быстро, как началось. Напоследок Виктора еще раз ударили кулаком в лицо, и он опрокинулся с лавочки на землю.

Отлеживаться и охать-ахать не стал, утирая хлынувшую из носа кровь, поднялся на ноги, высматривая на земле чудесную страничку. Карандаш из руки он так и не выпустил, а вот страничка – неужели пропала? Нет, вот же она! Не медля, Виктор схватил страничку и огляделся. Два мужика спешили вслед удалявшемуся трамваю. Он присел на одно колено, разгладил страничку на гладкой поверхности лавочки и быстро набросал контуры этих двоих. Затем – человека, идущего им навстречу, а именно – своего друга Никиту.

Выросший в деревне, Никита с детства прослыл заядлым драчуном, а служба в десантных войсках только добавила навыков в этом деле. Сам он просто так никогда не задирался, но если, к примеру, видел, как два бугая пытаются отнять у младшеклассника пятнадцать копеек, которые родители дали ребенку «на завтрак», бугаям приходилось очень худо…

В маленькой фигурке на страничке узнать Никиту было невозможно, но Виктор-то знал, кого рисует. Прежде чем поставить последнюю точку, он несколькими штрихами показал, как один из незнакомцев замахивается на Никиту жердиной, а у второго в руках блестит цепь.

Закрыв глаза, надеялся услышать неподалеку крики, но, если они и были, звуки вечерней Москвы их заглушали. Виктор посмотрел на страничку. И словно на маленьком экране увидел, как бы черно-белый мультфильм, в котором дрались три человека. Вернее, это была уже не драка, а настоящее избиение одним человеком двух других. Эти двое даже не оборонялись, один пытался отползти, другой – как-нибудь откатиться от нападавшего, но тот подскакивал то к одному, то к другому и смачно добавлял ногами кому по ребрам, кому по рукам, прикрывшим тело, да и по головам тоже.

Виктор достал из кармана ластик и стер на картинке того, кто прыгал вокруг лежачих. Посмотрел на неожиданно опустевшую улицу Свободы: неподалеку, на тротуаре корчились двое; третьего словно след простыл. Шмыгая разбитым носом, подошел к ограбившим его незнакомцам – хрипевшим, кашлявшим и отплевывающимся. Вглядываться в окровавленные лица не стал – зачем? Одному, пытавшемуся подняться, с размаху врезал ногой в грудь и, когда тот опрокинулся навзничь, ударившись затылком об асфальт, не раздумывая, стал ощупывать его карманы. Своего отобранного бумажника не нашел, но деньги, помимо мелочи, забрал, опять же ничуть не усомнившись. Второго незнакомца постигла та же участь, но, так как бумажник оказался именно у него, Виктор напоследок от души поддал ему ногой по копчику.

Уже дома, раздевшись, смыв с лица кровь, приведя себя в порядок, он достал из гардероба последнюю заначку – четвертинку водки. Вспоминая Михалыча, с которым отказался сегодня пить, налил себе дозу и посмотрел на страничку, благодаря которой оказался не только отомщенным, но и вернул свой бумажник с деньгами, абонементами на макулатурные книги, да еще и с инкассаторским удостоверением, за потерю которого могли и уволить. На нарисованном участке улицы Свободы никого не было, правда, на освещенном асфальте виднелись какие-то темные пятна, словно кто-то недавно что-то пролил, да валялось несколько монет, которые никто не успел подобрать…

Виктора начали раздражать нежданные утренние посещения. Какого черта?! Кому понадобилось припереться к нему домой ни свет ни заря? Оказалось, что в этот день, когда ему предстояло бегать сборщиком маршрута, ранним гостем вновь нарисовался Никита. Друг выглядел смущенным, даже слегка растерянным, но, когда Виктор, протирая спросонок глаза, впустил его на порог, Никита сразу преобразился.

– Чего это у тебя с носярой? – прищурился он.

– Да так, – вяло отмахнулся Виктор, направляясь в ванную комнату. – Ты проходи на кухню, чайку поставь, а я пока морду лица сполосну. А то вчера поддал нефигово…

В ванне он застрял надолго: чистил зубы, мыл голову, брился… Надеялся, что в следующий раз друган сто раз подумает, прежде чем заявляться в такую рань. Но Никита ничем не проявлял нетерпения, а когда Виктор вышел на кухню умытый и побритый – на столе остывали две большие кружки чая – заваренного именно так, как он любил.

– У тебя какие планы-то на сегодня? – Виктор отхлебнул чайку и добавил в свою кружку кусочек сахара.

– Понимаешь… – Никита замялся, а Виктор обратил внимание, что костяшки на его правом кулаке сбиты. Гость перехватил его взгляд. – Ну у тебя и нос! Подрался?

– Да. Пришлось вчера в трамвае одного алкаша усмирять, – соврал Виктор и аккуратно потрогал нос. – Главное – сегодня моя смена сборщиком ходить. Может, с Михалычем местами поменяться, чтобы не позориться…

– Я вчера тоже подрался, – сказал Никита. – И знаешь где?

Виктор пожал плечами и приложился к кружке. Мелькнула мысль сейчас же рассказать другу про чудесные страницы, но нет, разве что – в крайнем случае.

– Зато я знаю! – Никита стукнул кулаками по столу, и Виктор посмотрел на него непонимающе. – Неподалеку от твоего дома подрался. С двумя уродами. Отделал их, конечно, хорошенько…

– А чего ко мне не заглянул? И вообще – зачем приезжал-то?

– Да не приезжал я, не приезжал! – Никита вновь громыхнул по столу, его кружка опрокинулась, хорошо, что чай он уже весь выпил. – Не приезжал, дружище.

– На вертолете прилетел?

Никита насупился. Потом сказал:

– Понимаешь… Сижу вчера дома, смотрю футбол, как наши «Динамо» делают, Федя Черенков как раз гол забил. И тут – раз, словно что-то в голове щелкнуло, и я уже не у себя дома, а неподалеку от твоего, и на меня – два урода: один с колом, другой с цепью!

– Ну?!