Петля

Примерно об этом думалось Мите, когда подходил к пирожковой. Веруся, как обычно, держалась за ним. Позиция из-за его спины была самой опасной, как в этом убедился покойный крысюк. Девочка не терялась и без своих прежних навыков, но Шляпник страшнее Мальвины, и Митя немного робел.

– Что за «мексиканский тушкан»? – проворчал он, собираясь с духом. Надо быть смелым. «Не верить, не просить, не бояться» – простые, но универсальные истины даже в детском саду.

– А ты откуда знал про Горгону? – Веруся кокетливо улыбнулась ему. Он ведь герой, раз победил такое чудовище.

– Да в голове как-то всплыло…

– Вот и у меня порой также всплывает, – кивнула она. – Имена, вещи, модные бренды, которых здесь никогда даже не было!

– Думаешь, мы всё же были за тем старым холстом?

– Не сомневаюсь! Ты наверняка что-то сделал не так!

– Да ведь и не успел ничего толком сделать! – запротестовал Митя. – За тем холстом стояла Матильда!

– Ивановна? – растерялась Веруся. – У меня Дед Мороз… Еще подумала – «как только успел?». А потом всё… Ничего больше не помню.

– Я тоже пришел в себя уже на кровати. Крепко приложила меня. Дури в ней много.

– Видишь? Иллюзия! Ложная память! Эхо того затекстурного мира! Если помним по-разному, значит, им есть что скрывать. Мы были там, просто не помним. Нас вернули сюда!

– И стало хуже, чем было! – воскликнул Митя, понимая, куда она клонит.

Конечно же, Веруся обиженно закусила губу. Хорошо не удила. Потащит сломя голову черт знает куда! Не послушай ее, спокойно пил бы свой кисель в детском саду – уютном и тихом! Теперь будет так, как решит только он! Желтые колготки были уже совсем близко! Карьера, перспективы, Орден Золотого Доната… Всё пошло прахом. Больше никаких «захолстовых» миров!

Раздраженно мотнув головой, Митя ногой открыл дверь, и она с громким стуком ударилась в стену. В зале упала картина, задребезжала посуда на полках, а единственный посетитель поперхнулся и с недоумением посмотрел на детей.

– О… Юный и дерзкий? – усмехнулся стоявший за стойкой юноша в щегольской шляпе.

В ней спутать хозяина с кем-то другим было нельзя. Цилиндр из настоящего бобрового фетра с черной шелковой лентой в городе только у одного человека. Новомодные котелки из мягкого плюша, войлока и клеенки не шли ни в какое сравнение с элегантностью его головного убора. Такой сейчас уже нигде не достать.

– Ваша заявка… на крысюка… – проблеял побледневший Митя, растеряв весь кураж. Пирожковая не то заведение, куда можно открыть дверь с ноги.

– А-а… – кивнул Шляпник. – Тогда милости просим.

Он сделал приглашающий жест, показав на потемневшую от времени и копоти дверь. На ее косяке были хорошо заметны сколы и глубокие борозды. Здесь явно тащили того, кто отчаянно упирался и боролся за жизнь. Но сейчас дети шли в это логово сами. Чудовищ тут много, и с ними приходится жить.

На первый взгляд, в комнате не было ничего необычного. А на второй проступали зловещие детали и знаки: засохшие бурые пятна на стенах, подозрительные бугры под ковром, вырванный клык в горшочке с фикусом и огромный, нечленораздельно ворчащий паук в темном углу.

Стол, заваленный грязной посудой, добавлял свою нотку безумия. Разномастные чашки кофейных и чайных сервизов из стекла, фарфора, глины, керамики образовывали шаткую пирамиду, причем верхние почти доставали до люстры.

– Да, вот-вот рухнет. – Шляпник улыбнулся так, что рот по-жабьи разъехался почти до ушей. – Тот, чья чашка будет последней, моет посуду. Есть пуэр, улун, зеленый и белый. Для особенно важных гостей добавляем полоний. Надеюсь, никто не против выпить чайку?

– Нет, спасибо! – поспешно отказался Митя. Веруся согласно кивнула. – Как-нибудь в другой раз.

– Тогда пирожков? С пылу и с жару? Алиса! – крикнул Шляпник в полуоткрытую дверь на кухню.

Там раздался глухой стук, а за ним чей-то короткий болезненный вскрик и звон упавшей кастрюли. Тихое ругательство, звук быстрых шагов, и в комнату вошла полная темноволосая женщина с усталыми, как у старой собаки, глазами.

– Да, милый? – спросила она, вытирая руки об фартук в багровых разводах. Скорей всего, кровь.

– Покормишь ребят?

– Разумеется! – Алиса старательно растянула губы, изображая улыбку. – Через двадцать минут. Свежее мясо еще… – Раздался тихий стон, и она раздраженно оглянулась на дверь. – Не готово.

Веруся напряглась, а Митя храбрился. Страшновато, но всё это, скорее всего, антураж. Хозяин с виду приятный во всех отношениях парень, но, если вглядеться… Фальшивая улыбка, рисованные брови, румяна, как язвы. Суровый и жутковатый гламур.

Успокаивало лишь то, что печь им вряд ли грозит. Один из немногих плюсов клоаки – иммунитет к каннибалам. Пропитанная миазмами плоть несъедобна. Ее даже монстры не жрут.

– Мы только что от Мальвины и совсем неголодные. В следующий раз поедим.

– Хм… С каких пор эта жадина стала кормить? – поднял бровь Шляпник. – И крысюка не купила? Ты, братец, что-то темнишь…

Митя тяжело вздохнул, понимая, что придется признаться. Но разве они сделали что-то плохое? Ушлая старушка едва не угробила, а ее и пальцем не тронули. Стояли бы сейчас каменюкой в цветах…

Короткий пересказ событий в Хищном Саду Шляпник выслушал молча, но щелкнул языком, услышав про банку с Горгоной. А вот Алиса ушла на кухню в слезах. Как выяснилось, дружила с Мальвиной. В глазах явно не светлая грусть, а плохо скрытая ярость. Наверняка будет мстить.

Кастрюли вновь зазвенели, а глухой стук стал более частым. Судя по татуировкам, хозяйка в юности была настоящей оторвой. С ножом обращаться умеет, да и топор как родной.

– Что ж… Бедняжка слишком спешила… – резюмировал Шляпник. – Оськать трыгвиком жжуху – неплохая идея. Но катализатор из вас бы вышел плохой.

– А можно подробнее? – робко попросил Митя. В его дошкольном образовании зияли лакуны. По сути, хорошо знал только клоаку, а мир намного больше ее.

– Ммм… Видишь ли, статуи в Хищном Саду расставлены в суперпозиции, подчеркивая прелесть обыденного вместе с изяществом простоты. В любой точке парка одна из скульптур будет скрыта от взора. Полную картину можно увидеть лишь сверху. Воспарить умом, а не телом. В этом и ключ.

– Понятней не стало.

– И вряд ли станет. – Шляпник снисходительно потрепал по плечу. – Мальвина работала над «принципом неопределенности», согласно которому, объект существует, когда есть его наблюдатель.

– Кто-кто? – Митя почувствовал себя бесконечно тупым. Это было обидно.

– Ты, она, – Шляпник кивнул на притихшую девочку, – любой из «тех-кто-пришел». Есть версия, что наш мир проявляется лишь вокруг вас.

Мальчик озадаченно почесал лоб. Им уже объясняли, что людей разделяют по месту рождения. Аборигены появляются на свет естественным образом, а вот такие, как он, «нисходят с Небес». Правда, находятся они на земле. Яйца, из которых вылупляются «те-кто-пришел», зреют в инкубаторах детского садика. Материализуются там силой благословений и молитв воспитателей, как те говорят.

Есть еще «Животворящий Портал», но из него выходят сразу взрослыми и очень богатыми. «Золотой Донат» – орден утонченных аристократов и могучих, сияющих величием воинов. Митя мечтал стать одним из таких.

– Получается, если не смотрю на Луну, то ее нет? И никого из вас нет, если не вижу? – округлил он глаза, наконец-то сформулировав мысль.

– Немного не так, – задумчиво поковырял в носу Шляпник. – К примеру, когда выйдешь из комнаты, она растворится в облаке неопределенности потенциально возможных событий. А если снова войдешь, лишь одна из этих цепочек проявится.

– Но ты же в ней был! Видел, чувствовал, мыслил?

– Теория утверждает, что моя память об этом также проявляется вами.

– Чушь! Кто в такое поверит?

– Очень немногие. В практическом смысле для нас разницы нет. То есть, вера или неверие ничего не меняет. Кроме того, Мальвина считала, что и для «тех-кто-пришел» тоже необходим свой наблюдатель. Для проверки она почему-то выбрала вас. Это стало ошибкой.