Месть, любовь и некоторые животные

– Му-уж! – насмешливо промодулировала подруга и по-змеиному качнула головой. – Ну что ж. Вполне, вполне!

Полуобернувшись, она иронично покосила глазом на Олю.

– Не нравится – не смотри, – сухо ответила Оля, поставила Психею и раскрыла альбом репродукций.

– Ну-ну! Не надувайся! – примирительно сказала Ната и присела на край Ольгиного стола. – Нравится, так нравится! – она вздохнула. – А мне еще два дня с выставкой возиться.

– Ну что ж «возится», – Оля бесцельно листала альбом. – Держись художники…

– Вот именно – держись!.. За стены, за косяки, при сильном ветре не высовываться! Они там все ровесники Репина Ильи не помню каковича, – она наклонилась к подруге. – Ну, хватит, несмеяна! Старая больная обезъяна немного завидует тебе.

Ольга оторвала полусонные глаза от лощеных картинок и тихо, но твердо сказала. – Ната, я перед тобой не виновата.

Наташа вздохнула, посмотрела в окно. – Ну кто тебя винит! Это жизнь… Ладно… – она соскользнула со стола, повесила сумочку на плечо и, лукаво улыбнувшись, погрозила Ольге пальчиком. – А тебя мы завтра напоим и заставим рассказать как расстаются с невинностью. А то мы с Машкой забыли, как это делается.

– Наташа, замолчи! – Ольга сморщилась и воткнула пальчики в виски. – Меня воротит от твоих пошлостей!

– Наталья Сергеевна! – крикнули из-за двери. Она тут же распахнулась и вошел шофер Толик со вздёрнутым носом Ивана-дурака и ключом зажигания, вечно болтающимся на указательном пальце. – Наталья Сергеевна, сколько можно ждать?

– Стучать нужно, изверг, когда, к дамам заходишь!

– Тут что, туалет?

Ната приподняла плечи, закатила глаза и томно произнесла. – Ах, этот мой кучер!.. Он становится невыносим!..

Она грудью выдавилась вместе с ним из кабинета, успев сделать Ольге ручкой и сказать. – До завтра-а!

Ольга поставила Психею в угол кабинета, в компанию Артемид и Фемид, и, коли уж не работалось, решила пойти наверх к столяру, узнать, как продвигается стенд для новой экспозиции. Выйдя в прохладный коридор катакомбного вида, Ольга зябко повела полными плечиками и cо свету толком не поняла, что там за фигура в конце коридора, а разглядев, сказала себе: ну это уж слишком! – и торопливо зашагала вслед странной девице.

Из, бокового коридора вышла Ната и, незамеченная, пошла в Ольгин кабинет…

…Какая странная красота! И прическа! Вавилон какой-то! И почему она так одета? – Действительно: рыжие волосы незнакомки были уложены в прическу в форме туземной яранги, из-под которой выглядывали удлиненные капли оливковых глаз, черное платье-мини с блестками, с низким лифом -так что видна была ложбинка между грудей – плотно облегало округлости и выпуклости смуглого тела и делало ее похожей экзотическую бабочку, невесть как залетевшую в проплавленное июльским солнцем дребезжащее нутро троллейбуса.

Она поймала его взгляд, приоткрыла рот и провела язычком по алым губам. Намек на жажду известного рода был такой неожиданный и очаровательно-бесстыдный, что Сергей смутился и отвел глаза. Собственная слабость разозлила его, и он в упор взглянул на незнакомку. Та не обратила внимания на вызов, поднялась и подошла к двери. Когда двери раздвинулись, она повела черными каплями в его сторону, невинно улыбнулась и вышла. Секунду поразмышляв, Сергей катапультой, опережая сдвигающиеся створки, вылетел вон.

Незнакомка удалялась до странности быстро. Ее чужеродность стала еще разительней здесь – на погрязшей в обыденности и заполненной флюидами послеполуденной скуки улице. Она была босой. Она двигала руками так, будто гладила пушистые шары.

Сворачивая за угол, незнакомка оглянулась еще раз и, по кошачьи выгнув спину, исчезла.

Не в силах угнаться, он срезал путь и через проходной двор вышел на нужную улицу. Ей некуда было деться, и она должна была быть здесь, и, тем не менее, улица была пуста. Повторив в обратном порядке ее путь, он пробежал до угла и опять вернулся назад.

Сергей попытался собраться с мыслями. Он спрятался в тени тополя и, вдруг, погрузился в пучину такого отчаяния, что впору было лезть в петлю. Мир сжался до безобразного черного комочка и этот комочек гладили две ладони с алыми коготками. Нежность этой кожи была невыносима!..

…Луч солнца резанул по глазам, ожег лоб, щеки, перед глазами поплыли оранжевые круги. Сергей встрепенулся, сбрасывая наваждение.

Рядом стоял малыш с велосипедом

– Ты дядя не умер? – спросил мальчишка.

– Чего? – спросил он непонимающе и часто-часто заморгал глазами.

– А че ты все стоишь да стоишь тут и ничего не говоришь.

– А-а, – откликнулся Сергей и посмотрел на часы. Они показывали пятнадцать минут пятого. Он не поверил собственным глазам. Выходило что под тополем он простоял больше часа.

Свернув за угол, он медленно побрел по улице. И опять ему привиделись эти же ладони с розовыми коготками. Они трогали шероховатую кору дерева.

…Очнулся он сидящим на лавочке напротив костела. Из-под остроконечного шпиля слетел звон, и Сергей взглянул на часы: было восемь вечера. Он вспомнил об Ольге и жгучий стыд столкнул его с лавочки и погнал в сторону дома. У дверей он почувствовал, как посыл стыда ослабел и исчез совсем. Сергей собрал безвольно распустившийся рот, придал глазам блеск молодого счастья, толкнул дверь и почти столкнулся с Ольгой. Опережая вопросы и выигрывая время, он притянул жену к себе и поцеловал в молочной белизны щеку, там, где струился завиток русого волоса, отчего-то потерявший свою умопомрачительную магию. Сергей не удивился.

– Ты заставил меня волноваться, Сережа, – сказала она, уткнувшись в его шею и ловя запах измены. Потом отстранилась и пытливо заглянула в глаза. – В следующий раз звони, когда задержишься.

От этих слов повеяло холодком. Ольга развернулась и пошла в зал.

Андрей улыбнулся пустой улыбкой, разулся и прошел вслед за женой – там он повалился на диван. Ольга же стояла у стенки с рядами книг за стеклами. Смутно отражаясь в этом стекле, она водила по нему пальцем, рисуя невидимый узор. Потом нервно тронула волосы, собранные в шишку на затылке, взяла с полки лоскут и повернулась к мужу.

– У тебя, Сережа, есть женщина на стороне?

– Что-о?! – приподнялся он с дивана.

– Вот – посмотри.

Сергей развернул лоскут плотной бумаги, больше похожий на пергамент. Текст был таков: «Я люблю твоего мужа. Тебе придется потесниться на супружеском ложе. Готовься!»

Он перевернул лоскут с глупой надеждой найти обратный адрес.

– Бредь какая-то!.. Чушь!..

– Эту бредь, как ты выражаешься, я нашла на своем рабочем столе.

– Может у тебя опять с Натой? Старая любовь не забывается?

– Оля! Никакой любви с ней у меня не было и быть не могло! Так – недоразумение!

– Так где же ты был? Я жду тебя четыре часа! С ума схожу!

– Где я был? – Сергей сник. – Где был? – он сжал губы и зло посмотрел в сторону. – Ты уверена что хочешь это знать?

– То есть как это? – потерялась Оля.

– Я не знаю где я был! – крикнул Сергеи. – Наверное у меня болячка в голове! – он опять сжал губы. – Хорошо. Я скажу! Плевать!

Ольга слушала с недоверием, но в конце рассказа, когда была описана внешность незнакомки, ее глаза округлились. Она затараторила высоким противным голоском, будто ее завели ключиком. – Я видела ее сегодня в музее… Я вышла в коридор… я тогда удивилась: неужто такие девицы ходят в музеи? Ей больше пристало вертеться где-нибудь в кабаке или на панели. И – вот еще: она была босиком! Я пошла за ней – хотела выпроводить, но ее нигде не было! Я не могла понять, куда она делась! Вот только была. Потом… – она споткнулась, посмотрела по сторонам, поежилась и сказала нормальным голосом. – Потом я нашла записку… Что это со мной?..

Сергей и слышал, и как будто не слышал ее. В туннеле музейного коридора, воздушно ступая босыми ногами, проходила раз, другой, третий – она. Повернув лицо с глазами удлиненной египетской формы, она призывно взглядывала на него и уходила – он видел куда: в темноту под лестницу… в темноту под лестницу… в темноту… в те…

… – Сережа! Что с тобой? Да очнись же ты!

Ольга тормошила его за плечи. Сергей потер виски и застыл с ладонями, прижатыми к щекам.