Месть, любовь и некоторые животные

– Я вижу ее, – сказал он, глядя в пустоту через ее плечо. Ольга с ужасом обернулась и, ничего не увидев, барашком ткнулась в мужнин лоб. – Сережа, мне страшно! Умоляю тебя, прекрати!..

Ее лицо передернулось и почти неуловимо изменилось. Она сказала противным голоском. – Смотри на меня! Смотри! Люби меня! Люби! – и отведя ладони от щек, поцеловала его в губы.

Сергей безучастно покорился ласкам жены и лег на спину. Сладостная дрожь, охватывавшая его при одном только упоминании её имени, сейчас не приходила вовсе, молчание собственного либидо ужаснуло его. Не в силах ответить на пылкие поцелуи, жалившие щеки, шею, губы, он оттолкнул ее, сел на край дивана и обхватил голову руками.

По судорожному дыханию за спиной он понял, что Ольга заплакала. Беззвучно и безслезно.

Однако, она касается его нежной, эфемерной, нет – не ладонью – дланью!

Сережин взгляд, подражая замедленной съемке, заскользил вверх и еще не видя её, по сладостной дрожи, пробежавшей от головы до пят, он все понял.

Она стояла над ним. Одна бретелька соскользнула с плеча и отвалившаяся капсула лифа обнажила смуглую грудь. Египтянка толкнула Сергееву руку и замедленно развернула к Ольге, лежавшей на спине и, в упоении беззвучного плача, закрывшей лицо ладонями.

Немея от счастья, он упорно развернулся, но ее уже не было. Он опять повернулся и ему почудилось что незнакомка истаяла под жениным халатом. Сергей рывком, так что отлетели пуговицы, раздернул его и, не обращая внимания на Ольгин восклик, впился глазами в обнаженное тело. Низко склонясь, он всматривался в плечи, грудь, потом опустился и обследовал купол живота и вокруг пупа, сдернул трусики и откинул ладонь, пытавшуюся прикрыть женский лес. Раздвигая джунгли, искал и там.

– Что ты делаешь? – простонала Ольга. – Мне стыдно!

Сергей так по удавьи взглянул на нее, что жена онемела. Он остановил колени, пытавшиеся сомкнуться и сказал, – Но где же?

Его взгляд упал на ступни жены – они затуманились, ногти налились кровавым перламутром. Он завибрировал всем телом и на месте Ольги увидел то что искал – ослепительную химеру в короткой обертке блестящего платья.

Египтянка подняла ногу и ступней уперлась в его лицо, пальцем начертала на лбу таинственный узор. Сергей отвел ногу и, клонясь все ниже и ниже, ухнул в яму нарастающего счастья.

И тетива наслаждения лопнула!

… – Какой ты ненасытный! Хватит – я устала!.. Прошу!..

Он очнулся на Ольге, мокрый теплой липкой влагой. Он с недоумением смотрел на завиток, потной спиралью прилепившейся к когда-то любимой щеке, на чужие испуганные глаза. Гримаса отвращения скривила его лицо,

– Что ты здесь делаешь? – сказал он и перевернулся на спину. Ольга приподнялась на локтях. Губы ее дрожали, – Я твоя жена, Сережа!

– Жену хотят! – отрубил он равнодушно. – Я тебя больше не хочу!

…Саднящая забота тоски сморщила Сергеево лицо и вытолкнула из постели. Жены не было, но это никак не тронуло его. Между штор пробивался утренний луч, пропитанный желтым ядом тоски. Сергей протянул ладонь и поймал солнечную нашлепку. Он убедился, что это – яд.

Без неё все – яд!

Он наскоро оделся, не умываясь, не чесанный, и не бритый, пошел вон из квартиры.

На улице яд разнообразно мимикрировал – то сверкал в зеркальных витринах магазинов, то стекал с завитушек чугунных оград, то заливал отравленными узорами асфальт. Отрава, испаряясь, попадала в кровь и оттуда передавалась слюне: во рту было так, словно он сжевал клок жженой шерсти. Он поминутно отплевывался, пробивая коридор брезгливости в спешащей толпе.

В музее длинноносая билетерша сказала, что Ольга ушла. Только что. Плевать он хотел на всех Ольг!

– Я сейчас, – буркнул Сергей. – Там подожду.

– Дак кабинет закрыт!

– Ну и что! – он зыркнул на билетершу с такой ненавистью, что музейный цербер проглотил язык. – Около кабинета подожду…

Свернув в катакомбный коридор – тот что упирался в 0льгин кабинет – он застыл, прислонившись к холодной стене. Ему было сосем дурно. Рвотная спазма подкатывала к горлу. Еще он пытался вслушиваться: не поплелась ли длинноносая нюхалка за ним. Оттуда послышались голоса – пришли первые посетители. Сергей выскочил из своего укрытия, больной птицей пролетел перекресток сходившихся коридоров и забежал за лестницу. Голоса смолкли как по команде, но он сей факт проигнорировал – перед ним было то, что привиделось в его вчерашней грезе: металлическая дверь, за которой скрывалась сладкая химера.

Он потянул ручку многопудовой двери, и она на удивление легко и без скрипа подалась, открыв зовущую черноту нутра.

…Когда в застойную прохладу влился новый запах, ему казалось, что в непроницаемом мраке и полной тишине он провел уже несколько лет, неустанно шагая к влекущему фантому, несомненно обретающемуся где-то там, в неизвестности долгого пути.

Впереди начало сереть и стало теплее. Он ускорял шаги. По бокам проступили стены, сложенные из известняковых плит с концентрическими узорами и таинственными письменами – египетскими, вавилонскими? В сходящейся дали каменного туннеля засветился прямоугольник, похожий на кусочек рафинада. Сергей почти побежал.

…Ступени были залиты нестерпимо ярким светом. Он шагнул в световую ярь и тут же отступил под защиту каменного свода – глазам такого не вынести. Он пощупал необъятный карман гавайки и вытащил темные очки. Там же была початая пачка сигарет. Смертельно захотелось курить. Брякнув мелочью – звон был неестественно силен в абсолютной тишине – он выудил из такого же необъятного кармана полотняных брюк зажигалку.

Вкус у сигареты был детский – запретный. Докурив, он шагнул вверх.

Перед ним открылось море – ослепительно-синее в морщинах слабого волнения. Песчаный берег выгибался дугой и выносил в райскую синь мыс с пальмами.

– Не может быть! – прошептал Сергей.

И тем не менее – этот пейзаж был на акварели, нарисованной им после неотвязчиво-галлюцинаторного сна. Сна в последнюю ночь у Наты, когда он объявил, что они расстаются, а Ната заявила, что она ведьма и расстаться с ней невозможно. Сережа тогда посмеялся над ней – все вы бабы мните себя ведьмами!

Он отступил вглубь скального прохода и естественный оригинал, заключенный в каменный прямоугольник, принял полное сходство с оригиналом рукотворным, висевшем в кабинете женщины, которую он когда-то называл женой.

…Ольга слепо смотрела в окно своего кабинета, не в силах избавиться от потока мыслей, болезненным колесом крутившемся в голове.

«Конечно, – он просто договорился с этой ряженой дрянью и разыграл комедию с видениями. И она, дура, поверила! Три дня замужем!.. Какой стыд!.. Как смотреть в глаза матери!.. А подруги!.. А на работе!..» – она прикрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. – «Но зачем ему нужно было это?» – утомленный горем и бессонницей мозг требовал ясного и простого ответа. – «Ради квартиры?.. Конечно ради нее! После неизбежного теперь развода они разменяются и у него будет свой угол, куда он приведет эту… эту…» – она думала слезы давно кончились, но – нет…

В дверь постучали. Она торопливо достала платочек и стала промокать глаза. В кабинет заглянул водитель Толик. Спросил, куда Ната пропала? С утра её не было. Ольга, не поворачиваясь, ответила, что не знает. Она её не видела.

Когда дверь захлопнулась, она подошла к зеркалу, привести лицо в порядок. Рядом висела акварель – подарок изменника. На песчаном берегу была фигура — что-то она не помнила ее раньше. Ольга близила и близила к ней заплаканные глаза. Но это же девица, отнявшая у нее мужа! Она сходит с ума?! Женщина сдернула акварель со стены, рванула тугой картон пополам и бросила на пол.

…Луна висела за его спиной. Свет был ярок и мертв. Сергей стоял у основания своей тени. Её шпиль дробился в набегавших волнах. Их мерный шум был знаком молчаливой вечности, окутавшей его. Сергей ждал, когда надмирное метафизическое спокойствие его духа, которого не касался яд солнца, возмутит она.

Подул ветер, зашумела пальма рядом. Да! Вот оно!..

Сергей повернулся. Совсем рядом в шезлонге сидела… Ната.

– Наташа!? – несказанно удивился мужчина. Волны лизали её босые ступни, ветер шевелил соломенную чёлку.

– Но как же так я… я…

– …ты ждал её.

– Да! Да!

– Посмотри туда, – она кивнула в сторону пальмы.

Совсем рядом, из-за толстого ствола, выглядывала она, одной рукой химера прикрывала грудь, другой трогала шероховатую кору дерева.

– Иди к ней, – сказала Ната.

– О, моя несказанность! – выдохнул он и шагнул к египтянке. – Кто ты? Откуда ты? Назови себя?