За железной дверью

За железной дверью
Евгений Юрьевич Лукин

На входе в квартиру Олега Волколупова стоит заурядное деревянное полотно, которое можно вышибить одним пинком, зато одна из комнат в двухкомнатной квартире отделена от другой бронированной железной дверью. Месяц назад её установила жена Олега – так она боится своего супруга.

Евгений Лукин

За железной дверью

– Не по-нял… – сказал Кирилл и, туго наморщив лоб, тронул кончиками пальцев замочную скважину. Точь-в-точь усомнившийся апостол Фома с той известной картины, где он влагает перст в одну из Христовых ран.

Собственно, дверь была как дверь – с глазком, железная, на массивных петлях. В любом подъезде, на любой лестничной площадке обязательно столкнешься с подобным страшилищем. Времена тревожные – бережется народ, грабежей опасается…

Однако в данном случае гулкий траурно-черный пласт железа защищал не квартиру в целом, а лишь одну из двух ее комнат. На общем же входе было навешено вполне заурядное древесностружечное полотно, обитое снаружи дерматином. Вышибить пинком – раз плюнуть.

– Вы там что, брильянты храните?.. – спросил Кирилл, вновь обретая дар более или менее связной речи.

Олежка Волколупов насупился, неприязненно покосился на железное чудовище, и Кирилл сообразил наконец, что и впрямь вложил персты в рану.

– Дура… – обиженно буркнул Олежка. – Месяц назад взяла и навесила. Дескать, жить уже со мной боится…

– А-а… – Кирилл ошарашенно покивал. Мало того, что угрюмая железная дверь, разделяющая законных супругов, сама по себе представляла завораживающее зрелище, – она еще и хранила следы недавнего взлома. Замок – разворочен, край листа – приотогнут. Не иначе – ломиком вскрывали. То есть при всей своей внушительности эта броня даже и защитить никого не могла, поскольку запереться в комнате изнутри было теперь просто невозможно.

– Ключ посеяла… – не дожидаясь вопроса, хмуро пояснил Олежка. – Мне же и ломать пришлось…

Не зная, как себя вести в таких случаях, Кирилл покачал головой и, соболезнующе покрякивая, проследовал за хозяином в большую комнату. Кажется, дела у Маринки с Олежкой шли к разводу… Жаль. Хорошие ребята, а вот поди ж ты…

Маринка ему нравилась еще в институте. И не ему одному. Гладкое, крепкое личико, высокая шея, осанка… Помнится, Кирилл изрядно был удивлен, а то и обижен, когда она вдруг взяла и выскочила на последнем курсе замуж за этого увальня. Но Олежка, Олежка! Вроде никогда буяном не был…

– Садись, чего стоишь? – с досадой оглядев собственное жилище, бросил хозяин. – А я пока пойду по сусекам поскребу…

Кирилл однако предложением его не воспользовался и, пока друг Олежка скреб по сусекам, с нездоровым любопытством исследовал комнату. Впечатление складывалось странное… Вот, например, кресло. Прекрасное кресло – несомненно, часть гарнитура, а где же сам гарнитур? За железной дверью?

– Что пить будешь? – сердито крикнул из кухни Олежка, выгружая из холодильника обильную, судя по звяканью, выпивку и закуску.

– А что нальешь, – машинально отозвался Кирилл, изучая содержимое посудной горки. – Кроме цикуты, конечно…

Горка была новенькая, только что приобретенная. В посуде же наблюдался явный недочет и разнобой… Кирилл неуверенно хмыкнул и попытался вообразить следующую сцену: пьяный хозяин стоит с перекошенной мордой посреди комнаты, ворочая налитыми кровью глазами. «Мое… – с ненавистью хрипит он. – Все мое… На мои деньги куплено…» С натужным стоном отрывает кресло от ковра – и вдребезги крушит хрусталь. А в это время зареванная супруга, отгородясь от беды железной дверью, лихорадочно набирает номер местного отделения милиции…

Картина, конечно, колоритная, в духе Шмелькова. Однако в том-то все и дело, что ни Маринка, ни Олежка в роскошное это полотно решительно не вписывались… Или уже вписались?

– Да бери какие попало… – ворчливо произнес за спиной вернувшийся из кухни Олег.

Кирилл нашел пару одинаковых стопок и два более или менее похожих фужера.

– А Мишка Локис в патриоты подался, слышал? – сказал он, водружая посуду на стол.

Олежка обернулся, уставился.

– С ума сошел? – испуганно осведомился он, непонятно кого имея в виду: то ли Мишку Локиса, то ли самого Кирилла. – С такой фамилией – в патриоты?

– Доказал, что русский, из крепостных, – ухмыляясь, пояснил Кирилл. – Дескать, прапрадед у него то и дело баб в рощу уволакивал, ну а помещик начитанный – Локисом прозвал. С тех пор и пошло…

– Оборотни… – угрюмо сказал Олежка и вскрыл коньяк.

Кирилл засмеялся.

– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал он. – Каждый устраивается, как может…

Они выпили за встречу и закусили фаршированными оливками.

* * *

Несмотря на сверхкороткую стрижку в сочетании с ширящейся лысиной, Олежка Волколупов был и внешне вполне еще узнаваем: тот же толстячок с медвежьими ухватками и лицом обиженного ребенка.

– А Томка на рынке мясом торгует, – расстроенно сообщил он.

– Какая Томка?

– Савина.

– Хм… – неопределенно отозвался Кирилл. Томку Савину он, честно сказать, помнил плохо. Кажется, такая головастая, коренастенькая. – И что?

– Ничего… Глаза прячет, боится, как бы кто знакомый не узнал… Ну, понятно: из редакторов – и вдруг в торговки! Подошел я к ней, поздоровался… «А Игорь, – спрашиваю, – что делает?..»

– Игорь? Позволь-позволь… Напомни.

– Да муж ее! – Олежка недовольно мотнул головой. – Подручным сталевара был. Спрашиваю: «Чем он занимается-то?» Смотрю: а у нее улыбка какая-то… Не знаю, беспомощная, что ли… «Людей, – говорит, – убивает». – Я: «Как?» – «А вот так, – говорит. – В киллеры подался…»

Муж – киллер, а жена мясом торгует? Шуточка о совместном предприятии напрашивалась сама собой, но, взглянув на мрачное лицо хозяина, Кирилл от хохмы решил воздержаться. Надо полагать, чувством юмора Олежка Волколупов с годами так и не разжился.