Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers

Улыбки тут у них получились голливудскими… Придурки какие-то…

Отметились они у первой же экспозиции, где на фоне фотографий заключённых стояли их аллегорические сгорбленные фигурки, одетые в полосатую робу. И троице друзей не пришло лучше идеи в голову, кроме как, так же сгорбившись, встать друг за другом и пройтись вдоль витрины, намекая на обложку альбома «Битлз» «Дорога к аббатству».

На другом стенде были размещены фотографии частей тел узников с вытатуированными номерами. Мартин приподнял рукав рубашки и обнажил свою татуировку с демоном:

– Вот какие надо татуировки делать! – с показным пафосом произнёс он, и тут же сработала вспышка фотоаппарата.

Потом было глупое селфи со втянутыми щёками. Неужели они не испытывают никакого сочувствия, глядя на эти фотографии? Или они воспринимают это всё как квест с нереальными персонажами? Что они тут делают? Зачем пришли сюда? Постебаться?

Друзьям быстро наскучило ходить по залам.

– Пойдём отсюда, – сказал Мартин, зевая. – Чего мы, сено не видели…

– Ничего себе, волос столько! – Клаус был несколько ошарашен. – Куда они нужны были?

– Тебе пересадить, – захохотал Мартин и провёл ладонью по выбритой макушке Клауса. – А то на солнце светишься, как залупа.

– Сам ты залупа! Моржовая! – огрызнулся Клаус.

– Давай, иди уже, шевели копытами, – Мартин сделал Клаусу символический пендель, ускоряя экскурсию. – Сейчас мы тебя в расход пустим, еврей, за болтовню. Йозеф! Где, ты говоришь, тут расстреливают?

– Вот за теми прекрасными воротами.

– Идём же! Шнеля!

Друзья зашли во двор, образованный двумя корпусами и двумя стенами между ними. Окна одного из корпусов были закрыты чёрными ширмами. У дальней стены, как алтарь, стоял пулеулавливающий щит; рядом с ним, на земле, лежали венки и пульсировали лампадки.

– Эй, Йоз! А чего это окна с шорами?

– Чтобы узники не видели, но слышали – фантазия так лучше работает.

– И чего здесь слышать? Выстрел – он и есть выстрел.

Йозеф кивнул в сторону двух столбов:

– На этих столбах подвешивали за руки. Причём руки были за спиной.

– Аа-а-а-а, – плотоядно улыбнулся Мартин и переключил своё внимание на Клауса. – Ну что ты, пейсюн, выбирай: пулю в лоб или повисишь на балке? Что говорит тебе твоя фантазия?

Не дожидаясь ответа, Мартин отточенным движением завёл Клаусу руку за спину. Тот от неожиданности охнул, согнувшись пополам.

– Да отвянь ты от меня, придурок.

На Мартина было любо-дорого смотреть: с таким артистизмом он играл гестаповца. А вот из Клауса актёра бы не вышло, но настоящие болевые ощущения нивелировали этот недостаток. Его перекошенное от боли лицо быстро покраснело, а по взгляду было понятно – ему явно не хотелось ни пули, ни на балку.

Йозеф хохотал над ними, временами озираясь на ворота – не войдёт ли кто, увидев их дурачества.

– Быстрее, быстрее!

Мартин подвёл Клауса к стене и, сложив свободную руку пистолетом, прикоснулся ею затылка друга:

– Эй, еврей! Именем штокпукфюрера лагерного участка номер три ты приговариваешься к высшей мере наказания за то, что не скинулся с нами на пилзенское.

После «выстрела» Мартин дал другу пенделя, обеспечивая себя форой, и пустился наутёк.

– Сейчас я тебе дам, придурок, такое пилзенское! Будешь ссаться им весь год!

В общем, как дети малые.

После небольшой потасовки страсти улеглись – бывает такая грубая дружба. Успокоившиеся друзья как ни в чём не бывало вышли со двора. Их пути стали расходиться: Йозеф и Клаус пошли в одну сторону, а Мартин в другую; он стал отдаляться от них – вроде как сам по себе гуляет, – заранее зная, что друзья последуют за ним:

– Куда ты, Мартин? Мы идём в крематорий, – игриво сказал Йозеф.

– Пойдёмте бассейн посмотрим.

– Ты чего, поплавать решил? Мокрый ты будешь дольше гореть…

– Он будет там с евреями пердеть, – пробурчал Клаус.

Друзья прошли между блоками, сфотографировали ужасающе длинную перспективу улицы – подумать только, сколько людей здесь томилось…

По дороге сделали несколько снимков у сторожевых башен, сыграли пантомиму, повиснув на колючей проволоке – как же без этого? – и, наконец, подошли к пожарному пруду.

– О, сфоткай меня, – передал Йозеф Мартину свой смартфон.

Йозеф, оглядевшись по сторонам – нет никого? – перемахнул через ограждение, залез на бетонную тумбу и сделал вид, что приготовился с неё прыгать в воду.

– Ну чего, всё? Я так и буду раком стоять? – с нетерпением спросил Йозеф, видя, как Мартин уткнулся в экран, не обращая внимание на его позирование.

– Подожди, я не туда нажал, – сказал Мартин, колдуя над телефоном. – Вот, давай, становись рачком; губки бантиком.

Йозеф стал принимать нужную позу, и… тут ему пришлось вздрогнуть от неожиданности. Неприятные мурашки прошли по спине.

«Уф… Что это было?» – задал он сам себе вопрос.

Его как током ударило. Не было ни малейшего дуновения ветра. Зеркало воды без искажения должно было показать отражение Йозефа, а на него оттуда посмотрел кто-то другой, сильно исхудавший. От этой странности он отвёл взгляд в сторону и стал прислушиваться к своему внутреннему состоянию. Хорошо, что Мартин опять стал ковыряться в телефоне – не видел его испуга.

– Вот! Давай, поехали! Дурацкий у тебя смартфон…

Йозеф ещё раз с опаской посмотрел в воду.

«Хм… Показалось. Насмотрелся на эти фотографии. Нельзя быть таким впечатлительным», – укорил он себя, перелезая обратно через ограждение.

– Ладно, всё. С вещами на выход.

– Выход отсюда один – через трубу крематория, – радостно сказал Клаус, будто речь идёт о гидротрубе в аквапарке.

– Мы туда и направляемся, – показал оскал Мартин.