Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers

Всё происходящее пробудило в нём какие-то глубинные чувства, каких он стеснялся, намеренно скрывал или о которых он даже сам не подозревал.

«Ведь он – чей-то отец», – подумал Йозеф про мужчину, ступающего впереди: смотрит под ноги, чтобы не упасть, шаркает к дверям.

«Это какой-то бал сатаны!»

Йозефу показалось, что, переступая порог, он будто переходил в другое измерение. Видимо, потому, что не стало голубого неба над головой, а с боков стали давить серые стены. Потому что собачий лай теперь стал доноситься издалека, а голоса капо и зондеркомандеров совсем близко, будто внутренний голос. Потому что в нос ударил такой запах – какой-то знакомый и в то же время новый, непонятный, с примесью.

Последние остатки воли покинули Йозефа. Потрясение было его так велико, что он чуть не упал, споткнувшись о рельсы, – он как маленькая щепка, подхваченная волной людского моря.

Рельсы упирались в решётку. Если открыть в ней дверцу, то можно попасть в соседнее помещение, пока закрытое от посторонних глаз большим куском ткани, который вздувался от сквозняков.

На рельсах одна за другой стояли тележки – совсем скоро послышится скрип их колёс. Откроются дверцы, и в лица полулюдей пыхнет жаром печей.

От нахлынувших эмоций и странных ощущений Йозеф находился в какой-то прострации – не успел он опомниться, как оказался в газовой камере. От бетонных стен и потолка веяло холодом. Из-за тусклого освещения страшные лица стали ещё страшнее: игра теней делала их похожими на черепа. Дальние углы зала утопали в сумраке, от чего казалось, что комната эта бесконечна, и если идти вперёд, то из тьмы будут появляться всё новые и новые головы.

Все притихли и стали ждать своего приговора. В этой тишине Йозеф понял, что по щекам его текут слёзы. В отличие от всех остальных, он не готов был умирать. Когда смерть неминуема – ценность жизни возрастает с той же скоростью, с какой у тебя её отнимают.

А смерть неминуема – зачем они рейху такие беспомощные. И всё же в этом ящике Пандоры тлела надежда. И Йозеф надеялся до последнего, что всё это закончится так же, как и началось.

Тишина. Она была недолгой. Люди один за другим, будто после сеанса гипноза, стали приходить в себя. Кто-нибудь давал волю своим эмоциям, и этот почин стали подхватывать другие. Вскоре камера наполнилась адским сонмом голосов. Заволновалось людское море…

Последнее, на что обратил внимание Йозеф в своей жизни, это дряхлая кожа на шее мужчины, стоявшего рядом с ним. Потом свет погас, и тьма стала подхватывать души в свой водоворот.

Из отверстий сверху стали выпадать контейнеры с диатомитовой землёй – начнётся реакция, и чьи-то невидимые и безжалостные руки под покровом тьмы будут душить людей.

Жизнь, как выпущенное из клетки животное, торопилась поскорее убраться подальше от опасного места. Она хваталась за ветки нервов и пыталась вскарабкаться по этому дереву, минуя любые предрассудки, привычки и здравый смысл.

Кто-то читал молитву, всей спиной вжимаясь в стену. Кто-то сходил с ума, пытаясь, как и жизнь, вскарабкаться по бетонной стене. Одни сходились и умирали в удушающих объятиях, другие, наоборот, ото всех отталкивались, будто отвоёванное пространство даст им побольше воздуха.

Люди в камере были как один живой организм, один нерв.

Бой за жизнь закончился. Тусклый свет вновь осветил камеру – вот вам «до» и «после». Множество мертвецов застыли в невообразимых корчах. Заработала вентиляция, и невидимый преступник покидал место убийства. Вскоре дверь камеры отворилась. Несколько человек в противогазах стали буднично растаскивать эту гору трупов. Как мешки с каким-то хламом, подцепляли они тела большими щипцами и волокли их к вагонеткам.

Клаус с напарником подхватили синюшный труп Йозефа, уложили его поверх другого и привычным движением с силой стали проталкивать полок. Трупы исчезли в гудящем чреве печи, оставив куски содранной кожи на ободе муфеля.

Play

The Chemical Brothers – MAH

Уайэб

Белый фон. Люди, сменяя друг друга, говорят в камеру одни и те же фразы:

I’m mad as hell… Say it what? Uh

I’m mad as hell… I ain’t gonna take it no more…

В их облике выделяются черты коренных народов Америки. Мужчины и женщины, парни и девушки: люди разных возрастов и профессий. Одежда, причёски, макияж: всё современное. Во время этой переклички можно увидеть даже неформалов.

Пока что они говорят эти слова без всякого выражения, каждый своим голосом – создаётся впечатление, что они просто заучивают этот нехитрый текст…

Ночь наполнена звуками – будто стало возможным услышать Космос. Как светлячки, во тьме сначала замелькали экраны телефонов, а затем появилась ещё одна луна – искусственная: вспыхнул мощный прожектор. Вскоре по площади древней Чичен-Ицы стали сновать несколько людей, отбрасывая на землю длинные, карикатурные тени.

С невероятной легкостью эти люди привезли и установили на почву высокие, с виду каменные стелы. Изображённые на них боги свысока смотрели на монтажников, будто недовольные таким панибратским отношением к своим персонам.

Электрический кабель змеился по лестнице вверх – на пирамиду, и вскоре храм на её вершине тоже озарился светом. Со стороны это зрелище напоминало портал в параллельный мир, из которого вылетали песчинки-мотыльки.

И там, на этом «летучем голландце», нависшем над сельвой, принялись за работу монтажники – к шуму тропического леса прибавился визг саморезов, быстро утопающих в податливой древесине и притягивающих доски друг к другу.

Сельва тоже не избежала неонового света: под аккомпанемент обезьян-ревунов ночную тьму стали прорезать лучи фар. Некоторые обитатели джунглей быстро ретировались от шума двигателей. Множество автобусов с людьми подъезжало к стоянке музея. Проехав по дуге, машины останавливались, и пассажиры поспешно покидали салон. У каждого с собой были одинаковые пакеты. А чтобы их не перепутали, на одной из сторон написаны имена обладателей, например – Диего…

«Не зря Диего выбрали на роль ах-кина», – подумала визажистка, нанося небрежным движением на его лицо последний штрих в виде голубой продольной полосы.

И правда – какой проникновенный, гипнотический взгляд. Глаза, наполненные мудростью; каков типаж! Настоящая находка для режиссёра. Даже несмотря на перекрёстное освещение гримёрного зеркала, Диего выглядел очень харизматичным человеком.

Надеть ещё шлем с перьями, и тогда было бы полное ощущение, что он прямиком прибыл из прошлого.

Со стороны может создаться впечатление, что сам актёр засмотрелся на своё отражение. На самом деле Диего уже сейчас погрузился в свою роль, ещё и ещё прокручивая в своём воображении последовательность церемонии и тексты заклинаний.

– Всё! Готово. Можете идти! – сказала Мария, убирая с мужчины покрывало.

Диего встрепенулся, как после пробуждения. Мария смотрела на него из зеркала. Актёр улыбнулся ей в ответ и встал с кресла, по ходу оценивая результат:

– Я куплю себе такое зеркало – морщин не видно.

– Наши года – наше богатство, сеньор, – ответила Мария.

– Поменять бы это богатство на возможность прогуляться со жгучей сеньоритой под луной, – блеснул глазами Диего. – До свидания, сеньора.

– Всего хорошего, сеньор, – закивала головой Мария.

Не успел Диего покинуть Марию, как к ней в автодом вошёл другой персонаж сегодняшнего шоу. Отдохнуть ей сегодня не скоро получится.

Вполне возможно, что мистическим образом Диего и Бет встрепенулись одновременно: он оторвался от заучивания своей роли, сидя в гримёрке, она – проснулась на кровати в своём номере.

Соблазнительно же художнику нарисовать такую картину, будто девушка почувствовала на себе этот пронзительный взгляд потомка майя, сына своего древнего народа; взгляд сквозь времена, сквозь густой, скруглённый дым щадящих ароматических смол; взгляд, который зароняет не то тревогу, не то печаль о потерянном. Неспроста же зеркалам приписывают всякие магические свойства.

Лёжа в кровати, Элизабет блуждала взглядом по их с Тимом новому месту пребывания. И чем больше она думала, что ждёт их сегодня, тем дальше уходил сон – у них впереди интересный и насыщенный событиями день!

Она и раньше бывала в Мексике, но в этот раз всё было настолько шикарным – что-то с чем-то! Это было настоящим путешествием; таким, каким оно грезится в самых смелых мечтах: начиная с походов в музей, езды на джипах в самые отдалённые, заброшенные майяские города и кончая возможностью пообщаться с лучшими специалистами по древней истории региона и участием в самой настоящей археологической экспедиции.

Но самой главной эмоциональной доминантой был, конечно же, Тим – любимый человек, без которого к тому же это путешествие не состоялось бы.

Горло перехватило от радости, от предвкушения новых открытий, какие их ждут сегодня. Ей захотелось поделиться своими эмоциями с Тимом, и девушка повернулась на спину, предвкушая его нежные объятия. Этот порыв оказался невостребованным:

«Ах, да. Тим ведь наверняка сейчас на пробежке», – вспомнила она и продолжила думать о приятном, растянувшись во всю кровать.

Элизабет осмотрелась и увидела птичку кецаль, стоящую на прикроватной тумбочке со стороны Тима. Её они купили вчера в одной уютной сувенирной лавке. Смотрится как настоящая.