Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers

Много детворы собралось около оркестра – любопытно ведь посмотреть, как музыканты-духовики раздувают щеки, как дирижёр умудряется руками задавать ритм, а мимикой ещё и руководить трубачами и флейтистами – лицо музыкального режиссёра было раскрашено по-особому, чтобы все его ужимки было хорошо видны музыкантам.

Эффектно смотрелись барабанщики с панцирями черепах, но унылый их звук уступал по громкости основным барабанам, обтянутым кожей животных. Как и во все времена, эти инструменты – отличные объекты для украшений: одни были покрыты шкурами, другие оформлены тканями с вышивкой, третьи сверкали на солнце камнями.

Музыканты были одеты богато – всё-таки привилегированная каста; они – одни из главных действующих лиц на церемониях: без музыки не получится разговора с богами. И украшения у них соответствующие: с перьями птиц, со шкурами животных и драгоценными камнями…

Наконец несколько музыкантов вышли вперёд и задули в большие раковины: долгий вестовой сигнал огласил окрестность. После этого барабанщики плавно, словно сведя пластинки, изменили ритм.

Шулла оглянулась назад – «Идём!» – и вся их группа тронулась в путь. Бет перед уходом невольно посмотрела вправо, где мужчины, встав в круг и обхватив друг друга руками, продолжали танцевать. По их ногам стекала кровь, которую бумагой собирали жрецы, чтобы потом обмазать ею рты каменных статуй богов.

Элизабет поспешила перевести взгляд на каменные змеиные головы, украшавшие широкую лестницу. Эти изваяния вызывали в ней куда более приятные эмоции – в воспоминаниях ожили старые фотографии.

Народ расступался перед их священной процессией, радуясь тому, что можно омыться дымом душистого копала – чъях. Он курился в сосудах, которые две первые жрицы несли в руках.

Все приветствовали Тима с огромным почтением – и знать, и простолюдины; он их герой, жертвующий своей жизнью ради них!

Злые духи стараются помешать этому: одетые в соответствующие маски, символизирующие нечистую силу, актёры покушались на Тима – хотели отнять его силу. Но, учуяв запах благовоний, исчезали в толпе.

А представление в народе продолжалось. Теперь уже другая сценка из Пополь-Вух развернулась на площади, вовлекая в неё народ. Произошла смена – вместо листьев тростника у людей в руках появились цветки. И несколько человек с масками в виде голов муравьев, двигаясь в такт музыке, ходили с тыквенными кувшинами, собирая это разноцветье.

По этим предметам Элизабет поняла, какое испытание обитателей преисподней выпало на долю Хун-Ахпу и Шбаланке – до утра собрать цветки мучита и каринимака из садов Хун-Каме и Вукуб-Каме. Казалось бы, судьба братьев предрешена – стража постарается не допустить их до цветов. Но братья схитрили, подговорив маленьких муравьёв на это дело – ещё одна победа над силами тьмы!

Пирамида Кукулькана становилась всё ближе и ближе. Сквозь священный дым, как сквозь года, они приближались к ней. Платформа, пристроенная к её верхней ступени, говорила Элизабет о том, что они скоро непременно поднимутся на самую вершину. Это воодушевило девушку, закачало, как на волнах, среди танцующего людского моря, казалось бы, разлившегося от скал-развалин Храма Воинов до севшего на мель танкера-стадиона.

Кукулькан вынырнул из колодца-цонота, подняв с его дна множество черепов и костей. Они, как брызги воды, разлетались по сторонам, падая на землю с пустотелым звуком.

Сначала змей вытянулся вверх, осматриваясь, а потом опустился на край колодца и заскользил влажным туловищем по пыльной земле в сторону воспроизводимого людьми шума. Или, быть может, на запах крови?

И вот тёмное, сине-зелёное тело Пернатого змея уже движется между танцующими. Чешуйки рептилии меняют цвет в зависимости от угла обзора. Ближе к голове они складывались в знаки солнца и луны; звёзды станет видно тогда, когда Кукулькан, возможно, расправит свои крылья.

Взгляд Кукулькана не сулил ничего хорошего. Он ещё даже не касается тебя, а ты уже чувствуешь, как вокруг сужается пространство, как страх парализует твоё тело…

Эта фантазия возникла у Бет в мгновение ока – как только она услышала, как в монотонный гул барабанов из всех углов площади стали вклиниваться странные звуки, которые то приближались, то удалялись: они-то и навели её на мысль о сужающемся пространстве. Эти звуки были похожи на удар костей друг о друга.

Когда Бет подходила к пирамиде, ей чуть не стало дурно – она отказывалась верить глазам! У самого подножия строения лежала целая груда отрубленных голов, над которой выплясывал свой дикий танец бог весеннего обновления – Шипе-Тотек.

Какая-то нерадивая мамаша не уследила за своим отпрыском – сорванец лет шести с интересом крутил в руках окровавленную голову, ненароком попав пальцем в закрытый глаз.

«Это уж слишком, – с омерзением скривилась Бет. – Зачем всё это собирать?! Зачем мне это показывать?!»

Теперь листья тростника вызывали ассоциации с длинными лезвиями, вспарывающими плоть.

Да… К такому Бет не была готова и поспешила отвести взгляд. Увиденное было для неё как холодный душ:

«Ну что ж. Это самое доброе утро в моей жизни», – разочарованно съязвила она.

Её всегда раздражало это внимание людей к кровавым ритуалам: «Будто ничего интересного в культуре майя больше нет!»

Что-то действо перестаёт быть похожим на предложение руки и сердца. Очередная акция, чтобы произвести на неё впечатление?

Всё же она должна признать, что постановщики и хореографы постарались на славу – всё увиденное ею понемногу вводило Бет в состояние, нужное режиссёру. Смена ритмов и образов, паузы, неожиданные моменты – всё это работало как гипноз; отрывало от реальности.

У подножия пирамиды их процессия остановилась. На несколько ступеней выше, спиной к ним стоял наком – военачальник. Видно было только его нарядный плащ, доходивший до колен, и внушительный шлем с разноцветными перьями. Ноги были перевязаны шнурами сандалий, дополнительно украшенных кисточками.

Певучим и протяжным голосом военачальник обращался к богам – каждый участник ритуала должен быть чист не только телом, но и душой, заклинание поможет ему в этом. Напоследок наком вскинул руки к небу. Потом, повернувшись лицом к собравшимся, обратился к людям с речью, напоминая о лучших их качествах, проявление которых радует богов.

Речь не была длинной; вскоре наком дал знак помощникам, и всем участникам процессии поднесли глиняные сосуды. Бет принюхалась к содержимому и поморщилась: «Какая кислятина». Судя по всему, напиток был алкогольным: «Наверное, какая-нибудь настойка агавы».

Бет краем глаза видела, как другие жрицы выпили всё до дна, и она последовала их примеру – не задумываясь более, из чего состоит эта бурда, она залпом выпила свою тошнотворную порцию. Ком быстро достиг желудка, и тепло распределилось по всему телу. Девушку мгновенно прошиб пот.

Пока Бет прислушивалась к послевкусию, к своим ощущениям, Тиму поднесли совсем маленький золотой кубок. Он с поклоном принял сосуд и сделал скромный глоток. Приняв ёмкость обратно, жрица улыбнулась ему. От этой неожиданной улыбки Бет стало не по себе – зубы девушки были заострены.

Бет сразу вспомнила, как вчера, при подъезде к отелю, под колёса их автомобиля чуть не попал человек. Он неожиданно вынырнул из темноты, и лишь отменная реакция таксиста уберегла его. Таксист начал ругаться на него, выглянув из машины, а этому малому всё нипочем – лишь улыбнулся в ответ подпиленными зубами…

«Хм…Так, значит, то была она…»

Не акцентируя внимание на манипуляции накома, слева по-прежнему танцевал Шипе-Тотек. Его тело было целиком раскрашено в красный цвет. На голове у него высилась шляпа в виде конуса и, конечно же, украшенная многочисленными перьями. Лицо его было действительно ужасным: сквозь насыщенный красный цвет обозначились очертания черепа. Верхние и нижние веки были выкрашены белым, поэтому казалось, что актёр непомерно таращит глаза – так выглядит голова человека, когда с неё сдерут кожу.

Помимо набедренной повязки, божество прикрывала куртка из человеческой кожи – она напоминала опашень, только вместо длинных и пустых рукавов под локтями болтались чьи-то выпотрошенные руки. Создавалось впечатление, будто само божество лезет из кожи вон. С ног, будто расстегнулись молнии высоких сапог, тоже свисали лоскуты человеческой кожи.

Вот такой персонаж танцевал рядом, размахивая золочёным щитом и скипетром. И двигался он так, что за атрибутами власти тянулся жёлтый шлейф.

«Каменный век какой-то», – подумала Бет, содрогнувшись.

Слов больше не будет. Музыка стала вступать в свои права. К воинственным звукам барабанов присоединились, нагнетая атмосферу, духовые: флейты и трубы.

После нехитрых действий наком сделал некоторым присутствующим знаки, повернулся спиной, и процессия продолжила свой путь. Тим в окружении жриц стал подниматься наверх по крутой лестнице – по дороге на небеса.

Бет и до этого находилась в каком-то лёгком состоянии грогги. Сейчас это ощущение от необычности ситуации, от акустики и выпитого напитка усилилось.

Добравшись до третьего яруса пирамиды, Бет не отказала себе в удовольствии оглянуться назад.

Когда-то давно папа пожалел уставшую Бетти, и они не стали подниматься на самый верх. Вот на этом месте, на этих камнях они сидели с отцом, и он рассказывал ей древние легенды.

Уже спустившись, отец посмотрел наверх и сказал, что осенью Пернатый змей заползёт по ступеням пирамиды обратно в храм, а оттуда уйдёт к звёздам. Эта фраза запала юной девочке в душу.

С тех пор она лелеяла в своём сердце желание подняться на самую вершину; туда, где так близок космос.

Как-то так странным образом получилось, что подобного случая не предоставлялось до сего момента: то время поджимало, то погода портилась, то ещё что-нибудь. Сколько раз она была в Мексике – не счесть. В это трудно поверить, но так получилось. Может, она сама неосознанно всё делала так, чтобы отодвигать свою мечту, жить ею? Чтобы она светила ей, как маяк, напоминая о любимом отце…

Элизабет сама удивлялась этому факту и рассказывала об этом друзьям вновь и вновь. И вчера перед сном она успела поведать о мечте Тиму.

– Мне, прямо не верится! – предвкушая завтрашний день, полный приключений, сказала она, засыпая.

Тим не мог в полной мере разделить с ней чувства – этому мешали сомнения – поймёт ли его Элизабет? Сможет ли она принять его задумку или же её ассоциации не дадут воспринять его идею так, как он хочет?

Тим почувствовал, что надо бы смягчить сценарий; не вызывать диссонанса в душе Элизабет. Ведь для него Чичен-Ица – это всего лишь древняя архитектура, а для его любимой это место связано с тёплыми воспоминаниями прошлого – совсем другой колер.

А времени осталось всего ничего.