Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers

Пока ах-кин производил свои манипуляции, Элиза снова задумалась о происходящем с ней:

«Это сколько надо сил, времени и средств, чтобы всё это организовать: массовка, костюмы, разрешение… Сумасшедший! Как же я его люблю!» – подумала в этот момент она о Тиме.

Тим сосредоточенно смотрел на жреца, произносящего над ним заклинания. Выглядел он затравленно и с безумным блеском в глазах, будто только сейчас он начал осознавать весь ужас происходящего.

«Неужели Тим может так вдохновенно играть роль? Не знала о его таком таланте… – подумала Бет. – Или в той бурде, что мы пили, была натуральная кока?»

Тима продолжали окуривать жрицы в красном и чёрном одеяниях, произнося над ним заклинания. Над головами летал целый рой масок – нечисть и тут пыталась забрать его душу себе до посвящения. Эта вереница образов: жрицы, бакабы, воины – носители масок и тотемов – стала заслонять от Бет то, что происходило перед алтарём. Девушке показалось, что про неё все забыли.

Как только она об этом подумала, их с Шуллой позвали, и они вышли на лобное место. Подошёл верховный жрец. Шулла открыла для него свой сосуд, и ах-кин погрузил в него свои пальцы. Другой рукой он взял с подноса обсидиановый нож. Помазав рукоять, а затем и лезвие голубой субстанцией, ах-кин положил орудие обратно. Производя свои манипуляции, жрец, не переставая, бормотал заклинания.

Даже сейчас, когда Элизабет стоит рядом, Тим совсем не обращал на неё внимания – будто они не знакомы вовсе. И даже когда их взгляды пересекались, она не замечала в нём никакого намёка на лукавство – типа всё по-настоящему.

Внимание Тима сейчас приковано к ах-кину, наносящему ему на лицо на грудь, на руки краску цвета неба. Потом послышался последний звон его колокольчиков, висящих на браслетах – Тим поочередно подносил запястья, чтобы старец с проникновенным взглядом смог оторвать у них язычки.

Но каков гипнотический взор! Элизабет невольно заслушалась. Ловила каждое слово жреца, произносимое нараспев. Его упоение передалось и девушке. У неё пропали все посторонние мысли; она оказалась здесь и сейчас – нет ни прошлого, ни будущего. Какая вдохновенная актёрская игра! Она ничуть не усомнилась в искренности слов. Это чудо перечеркнуло все неприятности, виденные Бет до этого.

Вокруг Тима начался ритуальный танец воинов. Все вокруг стали хлопать в ладоши – люди на площади подхватили. Сейчас барабанщики старались не попадать в ноты, в ритм: переход в другой мир – это всегда дисгармония.

А Том продолжил удивлять. В его окружении вдруг началась какая-то напряжённая чехарда: слетела на пол чья-то маска, кто-то даже упал в толпе, послышались громкие возгласы. В гущу событий тут же бросились несколько воинов. С взволнованным и отчаянным взглядом из толпы появился Тим. Оглянувшись и оценив ситуацию, он бросился солдатам навстречу. Увернувшись от захвата одного, он попал в руки другого. Его тут же скрутили, но Том продолжал изворачиваться и брыкаться.

Всё происходящее говорило о том, что присутствие духа покинуло его в последний момент.

Картину неповиновения заволокло дымом копала и заслонило телами воинов, не прекращавших танцевать. Но Элизабет успела заметить во всей этой кутерьме, как над головой Тима нависла чья-то рука с палкой – последовал удар. Возмутитель спокойного хода событий обмяк – напряжение сразу же спало.

Люди, что стояли на площади, в этот момент достали колокольчики, и звон поглотил все остальные звуки: жизнь должна торжествовать! Смерть одного, должна спасти жизни сотен людей. Кровь Тима, обязательно достигнет чрева маисового бога, и тогда – тот смилостивится, и пошлёт богатый урожай.

Бет застыла в нерешительности – между двумя мыслями: «Что вы делаете?!», и «Это же шоу». В общем, от этой сценки, её снова выбило из колеи. Как ей реагировать?! Да ещё эта ужасная музыка – под стать происходящему.

А тем временем, обмякшего от удара Тима, жрецы-бакабы положили на жертвенный камень и стали пощёчинами приводить того в чувство. Добившись, видимо своего, они поспешили с продолжением ритуала.

Ах-кин благословил накома и подал кому-то знак.

Шулла подошла к Элизабет и, взяв ту за плечи, направила её в сторону жертвенного камня. От её прикосновения у Бет немного отлегло – всё идёт по сценарию.

Чаки держали скованное напряжением тело Тима за руки и за ноги. Бет видела, как мелкая дрожь била его. Шея вздулась от усилий – проступали вены. Вызванный верховным жрецом прорицатель придерживал голову Тиму и что-то говорил ему, заглядывая прямо в глаза.

Звон утих. Наком, вознеся руки к небу, прочёл ещё одно короткое заклинание. Потом, не поворачивая головы к Элизабет, взял нож с её подноса; девушке пришлось отойти на своё место.

Отсюда ей было видно только, как грудная клетка Тима призывно вздымалась и от дыхания, и от волнения. До неё доносились приглушённые и хриплые стенания возлюбленного. К ним примешивалось бормотание ах-кина:

– О, великий Кукулькан! Прими сердце этого благородного человека! Возьми его силу! Окропи нашу землю слезами Чака, и пусть они соберутся на листьях и плодах маиса!

Не подозревая об окончании молитвы, Бет содрогнулась, когда наком неожиданно и молниеносно опустил нож на Тима, громко при этом выдохнув.

Девушка опешила – будто и до неё долетели капли крови.

Мышцы на спинах чаков напряглись. Тим начал изворачиваться от невыносимой боли; донёсся дикий хрип. Наком склонился над смертником. У Бет подкосились ноги, когда она увидела, как его рука погрузилась прямо в грудную клетку Тима. От происходящего девушка впала в ступор – она совсем перестала что-либо понимать. Бет почувствовала, что у неё внутри не то что перевернулось всё в душе, а закружилось. И сквозь этот дикий калейдоскоп она с оцепенением наблюдала бьющийся ком в окровавленных руках – красная жидкость щедро капала с локтей накома.

– Моё сердце принадлежит тебе.

Бет повернулась на голос и увидела Тима, здорового и невредимого. Теперь он не играл – это был привычный ей Тим с его всегдашней лучезарной улыбкой. Casual.

Но Элизабет не разделяла всеобщего торжественного настроения. Ей стало так обидно за всю эту пошлость – казалось, что щёки сейчас сгорят от стыда.

Маски чаков, недавно такие страшные, теперь воспринимались карикатурно.

Над её чувствами посмеялись? Прилюдно! Её мечта – вот эта копия тела Тима, сделанная по последнему слову биотехники?

Чувствуя себя глупо, униженно, тем более находясь в возбужденном состоянии, Элизабет хотела поскорее сбросить с себя эту чувственную атаку. Клокоча и трясясь от злости, еле сдерживая слёзы, ей теперь было просто рубить с плеча, без всяких терзаний и лишних дум:

– Ну ты и придурок! Чтобы глаза мои больше тебя не видели! – сказала Бет как на духу.

И дальше всё случилось очень быстро; никто потом понять не мог – как так вышло?

Не помня себя, Элизабет развернулась на месте и со всей горячностью поспешила вон. Чувства были настолько сильны, что она плохо владела собой. Преодолев лестничный пролёт с помоста, она шагнула дальше и оступилась на первых же высоких ступеньках пирамиды.

«Не хватает ещё упасть перед всеми!» – такая мысль промелькнула в её голове.

Горизонт покачнулся. Не успев толком сгруппироваться, она полетела вниз. После первого же удара в падении Элизабет стало заметно нечто противоестественное – похоже, она сломала себе шею. Злой рок стал раскручивать её тело всё быстрее и быстрее. Сотни взглядов буквально изрешетили её одинокое тело.

От безвольно летящего вниз, как кукла, тела люди, стоящие на площади, в ужасе ахнули. Все поняли – случилось непоправимое. Актёра, игравшего Шипе-Тотека, не успели ещё предупредить о случившемся – он продолжал свой дикий танец, в угаре размахивая клинками в руках. Безжизненное тело, одетое в белый уйпитль, разухабисто выбросило на землю с неправдоподобным шлепком прямо перед ним…

Play

The Chemical Brothers – I’ll see you there

Возвращение в будущее

Прекрасный солнечный день на острове Родос. Оливковые рощи и бирюза моря, которую рассекают множество торговых галер, обрамлены аркой балкона и вьющейся по ней ветвью винограда. Освежающий ветер слегка полощет алую занавеску.

Камера поворачивается на сто восемьдесят градусов, и зрители оказываются в просторной студии древнегреческого художника Протогена. Само вдохновение украшает стены – чудесной красоты фрески. Всё пространство заставлено статуями и картинами; со стеллажей смотрят раскрашенные бюсты, а на столах – множество сосудов и свёртков.

Между хозяином и его гостем Апеллесом происходит дружеский разговор, во время которого Протоген с тёплой улыбкой признаёт себя побеждённым. За спинами художников стоит мольберт с загрунтованным холстом.

Оператору пришлось очень близко наехать камерой на холст, чтобы стал виден предмет их спора – на сером квадрате нарисованы три разноцветные линии – одна тоньше другой. Объектив приблизился к картине до такой степени, что в кадре стала заметна фактура досок.

Голоса двух друзей стали стихать. На смену пришли звуки электрических разрядов.

Хм… Откуда они доносятся? Интересно…

Ещё более интересные события стали происходить далее.

Чтобы поймать в кадр все эти метаморфозы, оператор отводит камеру назад, и становится ясным: сам холст – источник этих знакомых нашему слуху современных звуков.

Линии на картине стали расширяться; по полотну забегали синих оттенков электрические дуги. Встречаясь друг с другом, они осыпали пол искрами.

Мы оказывается уже не в мастерской Протогена, а в каком-то тёмном и душном помещении, в котором это световое шоу смотрелось выразительнее.