– Советы не раздавай мне… – сказал Гамсонов; но уже не грубо, а неуверенно. И отдувался. На такой срыв он совсем не рассчитывал. – Ты бы тоже себе загранку сделал бы да поехал… – он уже произнес как обвинительно.
А Переверзин в ответ усмехнулся, что как только попытается, сразу поедет не в Китай, а на службу родине.
– У тебя есть еще вариант – кого можно послать в Пекин, Динь?
– Так, так… это очень плохо, – в крайней нерешительности забормотал Гамсонов. – Уже договорился вчера обо всем… и сколько уславливались… ты хоть знаешь? А ничё ты не знаешь… времени на это убахал… и вообще сколько навалилось всего – в собственной квартире чуть не прирезают… и все за одну неделю.
– Денис, ну прости…
– А за что прощать-то… Ты что ли хотел меня прирезать… и еще извиняешься, – слабо пошутил Гамсонов. – Знаешь… дай мне телефон Никиты.
– Никиты? Ну хорошо. Но это ничего не даст… ну ладно.
Гамсонов позвонил Никите, но как ни старался уговорить поехать в Китай… даже деньги предлагал – все было бесполезно. Гамсонов, на сей раз, здорово пожалел, что почти всех держит на расстоянии и большинство людей, на которых он рассчитывает, – однодневные знакомые…
Впрочем, подобные проколы вызывали в нем только желание побыстрее избавляться от этих «ненадежных» – и искать новых.
Ill
Марина вышла во двор и свернула налево от детского сада и кленов. Миновала гаражные ракушки, залепленные солнечными пятнами, и двинулась в сторону проспекта, к продуктовому магазину, которым заправлял отец Витька.
Витек по средам и четвергам в первой половине дня подрабатывал там помощником товароведа.
Она тщательно подготовилась перед тем, как выйти на улицу – обмотала бинтом руку от локтя до запястья и для пущей убедительности, чтобы было заметно под кожаной курткой, вставила еще кусок картона между бинтов – будто ей уже и гипс наложили.
Но вышагивала очень даже лихо, и застежки на короткой куртке и полукольца, вдетые в свисающие ремешки, бодро позвякивали в молочно-желтом воздухе…
Остановившемся.
Марина замедлила шаг только когда проходила мимо старой одноэтажной фабрики детского питания, уже полуразобранной. «Зона… мелом отчеркнутая на стене… куда мячом бросать», – мелькнуло случайное воспоминание. Это было лет десять назад? В детстве? Она уже не помнила. От стены теперь осталось одно коричневое основание. Площадка перед ним была разрыта, и Марина заметила внушительную трубу, из которой просыпался сырой каменистый песок.
Она пригнулась от кленовой ветки, когда огибала ограждение, – ни один листик не дотронулся до ее волос и куртки.
И тут увидела Пашку Ловчева, идущего навстречу мимо луж, от которых будто испарялся белый свет.
– Ты-то мне и нужен…
– Привет. Что-т… случилось? – заикнулся на полуслове Пашка.
– Ага! Еще как случилось, – объявила Марина почти радостно… – слушай… это не ты мне говорил, что хочешь мобилу продать?
– Да. Ищу покупателя.
– Покажи.
Пашка достал мобильный, и когда Марина стала рассматривать меню, ее голова, прямые длинные волосы и краешек телефона, зажатого в руке, тенью отразились в солнечном квадрате, стоявшем на стене дома, под кленовой шапкой.
Даже перстяной клык на пальце Марины был виден в этом желтом квадрате – но ни одной тени кленовых листьев.
– И сколько ты хочешь за него? Я тебе могу рассказать, как продать его в три раза дороже той цены, по которой ты купил.
– Ты совсем охренела? Три года назад я купил его за пять тысяч. Сейчас хочу две.
– Я знаю, как продать его за пятнадцать, – мигом отреагировала Марина; как со знанием дела. – У меня есть друг, который может это разрулить.
Пашка вылупился на нее своими огроменными, локаторными глазами – неужели, мол, думаешь, я поверю в такой развод?
– Вот так-то. Но только… – она хихикнула. – Он очень стеснительный.
– Эт-то… что такое? – Пашка кивнул на Маринину перебинтованную руку.
– Только сейчас заметил? – спросила Марина, не отрываясь от мобильного.
– Д-да нет, сразу… что у тебя с рукой?
– Вот об этом я и хотела потолковать. Я сейчас иду в Витьковский магазин. Надо, чтоб ты пошел со мной.
– Это Витек?..
Марина не ответила.
– Подожди… это Витек сделал? Слушай, я ж гворил те, что он…
– Успокойся, успокойся.
– Я же гворил… ты помншь? – Пашка совсем растерялся, проглатывая гласные, и засопел носом.
– Успокойся, я все помню, – повторила Марина. А затем сказала, что подралась с Витьком, да, но это самая обычная ссора, несерьезная и идет она в магазин не для того, чтобы продолжать разборки, а просто ей надо купить кое-что. Но Витек сейчас там и когда ее увидит, будет лучше, если рядом будет Ловчев.
– Ты что… – Ловчев опять начал заикаться. – Это значит, чт-то…
– Да не набросится он на меня. Но просто ты должен идти туда со мной.
– Я ему вкачу, если хочешь.
– Нет, это совершенно не нужно… – серьезно оборвала Марина. – Не вздумай, понял? Если увидишь Витька, не обращай на него внимания. Ты хорошо понял?
– Ладно… Слушай, по поводу пятнадцати тыщ это ты…
– Это секрет. Ничего не расскажу, а то ты опять слишком занервничаешь. Пошли в магазин, – не возвращая мобильника, она манила Пашку за собой. В ту сторону, откуда он пришел.
Они вышли на проспект и завернули в ближайший маркет.
– Ауч… – Марина взяла Пашку за руку – свободной незабинтованной рукой – как только заметила Витька, слева вдалеке, за кассовым аппаратом. Вообще… говоря откровенно, она и не очень-то хотела увидеть Витька сейчас, ее интересовало несколько иное… а Пашку она прихватила с собой так, на всякий случай. И вдруг Витек прямо тут! Ну надо ж ему было сразу нарисоваться! И с чего он решил вдруг подменить кассира – он никогда так не делал…
Марина, не выпуская Пашкину руку, двинулась вдоль просторного, стеклянного ряда витрин, через который проходили косые солнечные лучи. Они не засвечивали ни одного товара, а, напротив, делали каждую упаковку очень четкой – даже можно было прочитать мелкие надписи. И возле красных букв и упаковок луч света казался чуть рыжим – как во время заката.
Марина принялась насвистывать, когда, идя вдоль витрины, поравнялась с кассой. Но она сильно нервничала, а Ловчев «тёпал» за ней, и голова его была странно отставлена назад, как у человека, которому завязали глаза.