ЛЕЧЕНИЕ ВОДОЙ
«Не пытайтесь бороться с болезнями при помощи лекарств.
Вас просто мучит жажда».
И. Карпов, доктор медицины
Позади надписей – чуть несфокусированная фотография реки, горящей всеми закатно-оранжевыми и текуче-голубыми и сиреневыми оттенками. И еще кусочек леса или гор – вдалеке, справа, – неотчетливо видно; начало какой-то гряды.
– Нет… впервые вижу. А что это?
– Мне бы, конечно, хотелось и ее приучить к водному режиму, но сейчас – как она живет – по-моему, это просто невозможно сделать. Придется ждать. А я-то уже давно не пью ни чая, ни кофе. Они могут утолять жажду… но, на самом деле, просто вытягивают воду из организма. И иссушают с возрастом. И алкоголь, естественно, тоже. Во всем этом водопоглощающие вещества. Ну а недостаток воды… от него все болезни и хроническая усталость. Знаешь, я настолько лучше себя чувствую после того, как стала регулярно пить воду.
– Вы болели чем-то?
– Да.
Гамсонов рассматривал книгу. Его заинтересовало.
– Это что-то вроде нетрадиционных методов медицины?
– Не совсем, я думаю.
– Я сам лекарств… – он поморщился. – Вообще никогда не пью. И все взбадривающее вообще терпеть не могу.
– Чай, кофе…
– Не пью совсем. Отец, кстати, от всего этого когда-то сердце посадил как раз…
– Вот-вот, – сказала Наталья Олеговна.
А потом прибавила: дело еще в том, что воду нужно пить правильно, в определенном режиме. И как это делать как раз описано в книге. И еще вся теория, все обоснование.
– Про усталость-то да, совершенно согласен, – опять закивал Гамсонов. – У меня вон знакомый один… хлещет по шесть чашек кофе в день. И у него в самочувствии масса нарушений. Он, может, думает, что не от этого. А на самом деле… в общем, именно то, что вы говорите.
– Зачем он это делает? – у Натальи Олеговны даже не скользнуло удивления на лице. Будто она знала, о ком именно говорит Гамсонов.
– Да ничего он не делает, в том-то все и… – Денис ухмыльнулся, вспоминая своего друга Костю Левашова. – Ходит туда-сюда по квартире с утра до вечера… Вообще ничё не делает… Так вот о нарушениях сна: он всегда встает очень усталым, сам мне сказал. У него, небось, сосуды… толи сужены, толи расширены…
– Ну ты ему скажи о…
– Ф-ф-ф-ф… да он не послушает ни фига – у него это патологическое.
Гамсонов посмотрел на Наталью Олеговну. У нее медленный, уверенный взгляд. «Эта книга… делает ее такой? И она совершенно не обращает внимания на Марину?.. Или это как раз не так?» Потом взглянул на сияющий будильник и подумал: «Скоро зазвонит».
– Знаешь, очень трудно убедить людей, заставить слушать, когда они в чем-то ошибаются…
– Да он много в чем ошибается…
– Нет, я вообще говорю… Я уже поняла, что убедить – целенаправленным, напирающим старанием – можно только в том случае, если ты хозяин положения. А почувствовать себя им могут не все. Да это и не нужно – зачем? Лучше всего тихо ждать и регулярно стараться – для себя, если не получается для других… кто много значит в твоей жизни… и если они не принимают твои позиции. Чтобы потом, постепенно, со временем – начали принимать. Надо мягко передавать другим свои чувства и старания.
Гамсонов понимал, Наталья Олеговна старалась что-то объяснить ему, передать… Мягко… Но что именно? После завтрака он думал: к чему она это сказала? Про старания… ведь это вообще будто не относилось к разговору. Если только косвенно. Может быть, к дочери? Женщина хотела как-то объяснить свои отношения с ней?
Нет, непохоже, что ее слова напрямую относились к Марине. И все же относились.
Но еще она одновременно говорила о лечении водой.
Но как сходились все эти вещи?
* * *
Он, впрочем, недолго размышлял об этом – молчание Переверзина (номер того по-прежнему был вне зоны действия) беспокоило его гораздо больше.
Опасение и страх вернулись, вновь. И уже не уходили.
Впрочем Гамсонов благоразумно сказал себе просто ждать, делая привычные дела. Сегодня он собирался поехать в Москву……………………………………………….
……………………………………………………………………………………….
Глава 4
I
Через час, когда Гамсонов уходил, Марина вышла из своей комнаты в прихожую. Будто его стерегла.
– Слушай, а ты идешь по своим делам, да? – она снова говорила нарочито любопытствующе.
Насмешливо поблескивала глазами. Рыжие веснушки на щеках. За прошедший час она успела навести ресницы и веки едко-темной сиренью, добавить к кольцам на пальцах клыкастых перстней, которыми, казалось, можно кожу вспороть.
Гамсонов боковым зрением увидел в ее комнате спутанное, разбросанное черное и розовое белье, – или это были какие-то покрывала… и еще что-то посверкивало на стуле – он вспомнил о рок-напульснике.
Ничего не отвечал.
– Ты что, обиделся на меня, что ли, я не поняла?
– Я? Обиделся? Ты о чем говоришь воще?
– Сегодня придешь и расскажешь, сколько…
– Я никому никогда не рассказываю, ясно тебе? – он сказал вдруг очень резко, конфликтно. И даже сам не ожидал, но у него как само собой сработало.
– Ну хорошо, – Марина смутилась; не ожидала такого отпора.
Гамсонов наклонился и стал надевать ботинки; больше не смотрел на нее. Но у Марины все так и не закрывался рот:
– Знаешь, моя мама немножко «фиу». Это я не к тому, что она не понимает, что нам с ней будет не на что жить, если меня все бросят. Я об ее этих водных увлечениях. Режимах, да… так она говорит. Понимаешь, у нее мозг сожрался после того, как умер отец. Ей даже увольняться пришлось с работы. А он ее и не любил никогда… Теперь уж пусть она лучше дома сидит. Кстати, она нас сейчас слышит и ничего не сделает – как всегда. Она уже ничего не делает. И знаешь, пусть не работает. Мне мои котики раза в два больше дарят, чем ей на работе платили. А с Витьком я помирюсь обязательно. Только сначала устрою просиборку…
– Мирись… устраивай, – сказал Гамсонов, пожимая плечом и выпрямляясь. А потом скучно поморщился.