– Понятно.
Костя тут же начинает думать о своем состоянии… «Нет… у меня ничего такого. Я не болен. И я кое-что знаю… о божественном вмешательстве? Скорее, о том, по какому закону развивается всё вокруг. Я расскажу Оле потом». Спрашивает:
– Ты в своей лаборатории… изучаешь болезни?
– Там все фундаментально, Кость, – такая интеллигентная теплота в ее голосе…
Левашов вдруг ощущает жуткий прилив теплоты и в себе – непонятно даже, из чего.
Детский голос Оли… «На самом деле, она наверняка очень разносторонняя? Она ходит в кино? Может быть, летом она катается на велосипеде?.. Это замечательно».
– Слушай, а чего это мы так грустим!
– Да уж, – Оля тоже рассмеивается.
– Вот знаешь, что… я в детстве так любил в бадминтон играть! Меня никто не мог обыграть. Вообще – реально никто. Я всех – фиу-фиу. Я и сейчас люблю… Только редко удается… Умеешь?
– Нет, не очень, наверное…
– Я играл у себя на даче… а еще мне нравится керлинг.
– И где тебе удается в него поиграть?
– Не, я его только смотрю…
– По телевизору?
– Нуда. И знаешь…
«Я будто специально, специально наговариваю дружбу», – у Кости это чувство… оно в чем-то приятное. «Это из-за того, что я услышал ее ругань с Меркаловым вчера! Сейчас Оля не хочет отношений, но может… я тоже не хочу. Будем общаться по-дружески».
И ему хорошо, тепло и естественно от этого. И Оля все понимает – «ей просто хочется общаться, и мне надлежит так вести себя…»
Оля как бы выправила его – вчера. В определенный настрой.
«Но мне от этого только хорошо!»
– Господи, как все-таки здорово, что мы общаемся! – от всего сердца произносит он. – Как я рад, что мы наконец-то…
– Я тоже, Кость.
– Жалко только, что повод не слишком… ну, сама понимаешь. Все эти козни Уртицкого… но мне, на самом деле, гораздо лучше – теперь, когда мы… С другой стороны, ты же понимаешь… я все равно не перестаю думать обо всей этой мерзости. Так меня подставил Левченко… Нет, ты представляешь, да?.. Нет, я просто реально никогда еще не видел такого прямого предательства. И… – Костя опять презрительно наморщивается, начиная повторять Оле: – Какой же все-таки прохвост Уртицкий!.. Вот урод! Нет, ты видишь, Оль, да? Он, главное, что… он всегда так и делал, Оль, понимаешь? Пока ты ему нужен, всю задницу оближет. Но чуть только не по его, он сразу все растопчет в полный ноль. Будто и вообще ничего хорошего не было за годы. В самый ноль, в самый. Будто никаких людских отношений, никакой работы. Вот гнида! А я столько сделал, понимаешь? Столько пахал, всем пожертвовал, сил в это вкладываю немерено – и теперь вместо того, чтоб просто мне помочь… чуть не по его – все! Вот ты именно на это обрати внимание, Оль! Вот именно на этот момент… – Костя, поднимая руку, соединяет три пальца возле лица.
– Да, понимаю, – отвечает Оля.
– Когда надо просто помочь человеку – так издеваться! И все это заметь под предлогом, что он знаток жизни, старший. Воспитатель нашелся, гнида! Я должен встречаться с этой девкой – представляешь? – он чувствует, что в этот момент так проникнут негодованием, что говорит Оле просто как другу… и это важнее всего сейчас!! Сказать ей как другу. Именно так, открытым текстом.
– А на деле же под этим он просто хочет…
– Да, да, да! Просто прицепиться ко мне. Я такие цели для себя ставлю и вместо того, чтоб просто помочь и поддержать… он какую-то ничтожную интригу закрутил. Понимаешь, да?.. Но… Я все равно, не смотря на все на это… уверен, что все сойдется в этот раз.
«Дождемся ответа, ладно?» – Оля будто поставила доброе условие. И он как старается приблизить своими словами… отношения? Ему чуть неловко – все ведь должно быть естественно. В премии чтоб победить и…
– Да, я тоже на это очень надеюсь, Кость.
– Спасибо! Фу-у-ух-х-х…
– Что ты так выдыхаешь?
– Просто от облегчения. Что меня кто-то понимает. Честно!.. Все сложит
ся – я уверен! Ибо все же должна быть какая-то… ну справедливость, да. И я тебе говорю, я смотрел других претендентов на эту премию – они гораздо слабее меня… Ладно! – он восклицает, уходя из неловкости. – Вот что я тебя еще хотел сказать… Знаешь, у меня есть друг – совершенный материалист. Но не поверишь, мы отлично общаемся! И это настоящий друг, мы в институте познакомились…………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………….
– Ты столько читаешь – просто удивительно, сколько я всего не читала… – произносит Оля спустя где-то час, – Но на самом деле, и желания особого нет.
– Ну-у…
– Нет-нет, я знаю, что это очень плохо. Я прочитаю обязательно.
– Не надо, если не хочешь. В любом случае: Чарльз Стрикленд Моэма – это Гоген. Это все знают.
– Зато я так засиделась на лекциях, заработалась в лабе… – она цокает. В ее глубоком, напевном голосе слышится грусть.
– Ты говоришь так, будто… это все возня какая-то мышиная.
– А что, разве нет? – подхватывает Оля, начиная смеяться.
– Да, вот это да! Ха-ха-ха! Это я, конечно, удачно сравнил!
– Ты действительно не с подтекстом сейчас сказал про мышиную возню? – Не-а!..
Они смеются, но Оля тотчас серьезнеет.
– Да и на друзей тоже времени не так много… Да.
– Время всегда можно найти, – отвечает Костя после паузы. И как-то… у него все напряглось внутри. (А что, если Оля сейчас решит не общаться со мной?») Ведь от каждого слова зависит дружба. Особенно вначале. От самых маленьких чувств и реплик.
– Да. Это правда. Абсолютно.
– Знаешь, то, что я общаюсь с Гамсоновым… у нас с ним все равно много общего, это понятно. Но мне просто кажется, это вообще противоречивость всей нашей жизни такая.
– То, что твой друг думает только о деньгах, а ты…
– Ну, – Левашов слегка нахмуривается. – Мне все же кажется не только, но…
Потом он признается, что кое-кто из таких людей ему всегда неподдельно нравился.