Лечение водой

– Вот-вот.

Марина рассмеялась.

– Твоя торговля телефонами и КПК это напоминает.

– О-й-й-й… – Гамсонов нахмурился. – С чего ты взяла? Вообще ничем… Просто потому, что мне нужно соединять и умещать, сопоставлять, чинить?.. Не, это все не то. Поэтому моя работа так примитивна. Наверное, это только мертвый след. Того, что я не сделал.

Марина удивленно посмотрела на Гамсонова.

– Моей мечты…

– А в чем мечта? – спросила она.

– Ну…

Гамсонов сказал, что хотел построить аттракцион в реальном мире. Расчистить площадку в лесу или оборудовать комнаты в доме. Чтобы там были только игровые предметы. Но это слишком тяжело сделать. Ведь если есть часы, то обычные, а не напольные и без дарственной надписи – какие нужны для игры. И камин – где его найдешь? И кто тебе позволит раскапывать настоящую могилу? А сделать ненастоящую… надо, чтобы она выглядела, как настоящая.

– Ну, я хотел, чтобы все было в точности… но мне это не под силу, понимаешь? Выходит, надо придумывать что-то другое. Подстраиваться под реальность.

– И ты решил подстраиваться?

– Не в своей мечте. Я тоже ее любил. Я не хотел себя ограничивать. Поэтому… я ушел от этого – и все. Я так устроен просто. Выходит, я тоже потерял то, что дорого без боли… А вся эта торговля… я говорю: она во-об-ще… ничем не похожа, в том-то и дело.

– Ты вроде как компромисс нашел, – заметила Марина.

– Угу. Но хотел бы я что-то изменить? Я уже так далек от этого… Н-нет. Вряд ли…

Гамсонов поморщился, но вдруг и почувствовал, как всегда фальшивил, когда смеялся над фантазиями.

– Ты вовсе не обычный человек… – тихо призналась Марина.

А сама подумала: «Я и не говорила, что мне хочется такой любви…»

Они были уже рядом с тоннелем. Запах рельсового масла заметно усилился.

Тоннельная темнота теперь не выглядела такой сплошной и непроницаемой – Гамсонов видел рельсовый путь на другом конце тоннеля, неровно, призрачно сиявший, как две полоски смятой фольги среди ржавых холмиков гравия. Лишь восходя к молочной голубизне неба гравий обретал свой привычный цвет. Солнечный шар теперь чуть «откатился» в сторону – к клену, стоявшему немного впереди, на повороте дороги в лес, возле неглубокой канавы с зарешеченной трубой, из которой осторожно стремилась вода.

От поворота, в другую сторону отходила тропинка, спускавшаяся к тоннелю.

Марина спустилась по ней.

Вся внешняя стена тоннеля была сплошь изрисована граффити. Синий, фиолетовый, зеленый цвета на бетоне словно оживлялись от оранжевых солнечных бликов – надписи с черными и молочными границами казались новее. Из свободных пространств внутри букв выглядывал добрый десяток мультперсонажей, большая часть – до боли знакомые, а все же Марина никак не могла вспомнить тех, кого не вспомнила сразу.

Одну из надписей снизу подчеркивал толстенный шприц, наполненный молочно-белой жидкостью.

Марина ткнула пальцем в продолговатую физиономию, выглядывавшую из треугольника внутри буквы «А». Накрашенный ноготь, коснувшись неровностей стены, издал короткий, шершавый звук.

– Откуда этот тип? Где-то видела его по телеку… Голова, как сарделька…

Персонаж был в круглых очках, во фраке и с указкой.

– …до чего знакомо… – Марина обернулась к Гамсонову. – Нет, не могу вспомнить…

Гамсонов, остановившись возле «торшера», наклонял голову то чуть вправо, то влево, потом опять вправо и вверх, стараясь выбрать ракурс, с которого коридор из наслаивающихся листьев набирал максимальную глубину. Потом, отойдя назад, заметил, что солнечный шар чуть нарушен одним кленовым листом. Гамсонову показалось, что лист вдруг резко отклонился в сторону от рыжего ворса, на краях солнца – свернулся, как полиэтилен от огня.

Денис быстро обошел клен, стараясь найти лист среди наслоений… нет, уже ничего не видно.

– Что ты говоришь? – он обернулся к Марине.

Она смотрела на него и не отвечала.

Гамсонов с увлеченной улыбкой присел возле трубы. Она протягивалась куда-то дальше вперед, за клен, а здесь на конце слегка заворачивала вправо от рельсов. Текущая в посадку вода рассекалась железными прутьями на несколько резных струй, в которых дрожали как от холода те же расплетенные «шелковые шнурки», – что и на зеленом клене…

– А знаешь, – он выпрямился и оглядел все вокруг. Всю даль. – Из этого города получится прекрасный аттракцион… Думаю, если бы я попал сюда на десяток лет раньше, у меня бы получилось сделать! Я мог бы придумать квест, а потом странно обнаружить здесь все необходимое для его легкого воплощения.

Косые лучи не доставали до водяных струй возле трубы – откуда взялись эти золотистые «шнурки» внутри?

– «Нарушенность», говоришь?… Это именно то, что нужно.

– Вот, ты нашел свое… Знаешь, еще не все потеряно. Постарайся, дострой – а почему нет?

– Ты так думаешь? – серьезно осведомился Гамсонов.

– Да. Смотри, – Марина опять ткнула пальцем, на сей раз выше граненой буквы, – это небо?

Гамсонов посмотрел на большой голубоватый прямоугольник, пририсованный к букве.

– Не знаю. Это может быть что угодно.

– Мне кажется, это небо… фрагмент неба – знаешь, этот цвет… я почти уверена… он точно такой, как был на том диске. Небо над тремя высотками.

– Пф-ф-ф-ф… как ты напоминаешь мне одного моего друга! У него – богатейшее воображение. Вас прям познакомить надо!

– Ты это к чему?

– Нет-нет, я просто… он тоже как-то раз увидел небо на плакате, возле входа в магазин с бельем и а-а-а… – Гамсонов вытаращил глаза, изображая Костю. – Вылупился и говорит: мне хочется раствориться в этом кусочке неба.

– Занятно.

– Да уж, не то слово… только все эти мысли доставляют ему массу страданий и самобичевания, – усмехаясь заметил Денис. – Я все ждал, что он встанет на путь истинный, но это, похоже… безнадежно. Ну а может и не надо ему становиться другим. И жить такой жизнью, как я живу – не надо, наверное… не знаю, – он покачал головой. – Но я говорю: если б он сейчас услышал о квесте, то такую б философию развел!

– А кто он? Расскажи.

– Да ладно, это неважно. Потом как-нить расскажу.

– Ну как хочешь.

Гамсонов подошел к Марине, постоял совсем немного, рассматривая буквы; спустился на гравий, вошел в тоннель.