– Да, всё это я мог.
Самолётов смотрел на своих коллег весёлыми глазами, радуясь их вмешательству.
– Я мог, но не был в этих местах. Понимаю, что будь я в театре, то меня попросили бы предъявить театральный билет, будь на дискотеке – вспомнить друзей, с которыми танцевал или пил водку. У меня такого алиби нет. Но я не случайно спросил о том, как вы докажете своё алиби, товарищ генерал, так как у меня есть точно такое же. Я был вечером, а не ночью, в компании с моей подругой, которая в любой момент, если нужно, полагаю, не откажется подтвердить мои слова, поскольку мы и не скрываем свои дружеские отношения.
– У неё дома есть телефон?
– К сожалению нет.
– А куда же вы ей сегодня звонили?
Казёнкин спохватился, что задал по инерции этот вопрос, пытаясь застать врасплох Самолётова, но было поздно, и последовало незамедлительно наказание в виде едкого ответа самого корреспондента:
– Поздравляю, генерал. Вы прослушиваете мой телефон. А где же ваша хвалёная демократия со свободой слова и свободой личности?
– В интересах следствия это допускается.
– Прошу прощения, генерал, – это опять вступил в разговор Никольский, – но это допускается лишь в отдельных случаях с санкции прокурора. У вас есть такая санкция? Если нет, мы поднимем скандал, это я вам обещаю. И он будет не меньше скандала с ограблением.
Вот когда Казёнкин по-настоящему пожалел, что пригласил газетчиков. Если раздуют вопрос о незаконном прослушивании, что вырвалось из уст самого генерала ФСБ, да в присутствии нескольких людей, то тут ему не усидеть даже на своём месте, а не то что получить повышение. Кресло под ним явно закачалось.
Казёнкин закашлялся, раздумывая. Отхлебнул оставшийся глоток чая и успокоившись произнёс:
– Перед кем надо, я отвечу. Меня, кстати, вот что интересует. Здесь у нас присутствует ваш ответственный секретарь. Я не разбираюсь в газетных должностях. Ответственный секретарь это что-то вроде секретаря, отвечающего больше, чем за чай?
– Не знаю, вы ехидничаете или действительно не в курсе дела, но скажу просто: ответственный секретарь фактически делает всю газету, то есть несёт за неё всю ответственность.
– О-о, значить, тоже величина?
– Да, и большая.
– А за что вы отвечаете в таком случае?
– За всё и за то, чтобы он нёс свою ответственность правильно.
– А за вас кто несёт ответственность?
– За меня товарищ Горюшкин и политбюро нашей партии.
Казёнкин задавал вопросы, стараясь уйти подальше от неприятной темы прослушивания, но он имел дело с журналистами, которые привыкли ничего не забывать.
– Я позволю себе вернуться к нашим баранам, – вступил в разговор Николай.
– К каким ещё баранам? – недовольно спросил Казёнкин.
– К телефонным, товарищ генерал. – Опять съехидничал Николай. – Хочу сказать, что, прослушивая мой разговор с Машей, вы, разумеется, определили, что она говорила по мобильному телефону.
«Тьфу ты, чёрт, – подумал Казёнкин, – что же мне не доложили такой важный факт?»
– Я это к тому, что в случае не ослабевшего интереса к моей персоне вы можете позвонить ей хоть сейчас и узнать, где я был вечером.
– Это я с удовольствием, – обрадовался Казёнкин. – Можете сообщить номер?
Самолётов назвал, и генерал тут же набрал его на своём аппарате, не забыв нажать кнопку записи встроенного магнитофона для контроля, хотя запись разговоров велась и в другом месте. Разговор был предельно вежливым.
– Алло, слушаю вас.
– Добрый вечер, девушка. Извините, пожалуйста, это беспокоят из Федеральной службы безопасности. Вы только не волнуйтесь.
–
А я и не волнуюсь. С чего вы взяли?
–
Вы знакомы с Николаем Степановичем Самолётовым?
–
Да, а что такое? С ним что-нибудь случилось?
–
Да нет, я же говорю, не волнуйтесь. У меня чисто технический вопрос. Он вчера вечером был у вас?
–
А это предосудительно?
–
Девушка, простите, но лучше будет, если вы станете только отвечать на мои вопросы, а не задавать свои. Это сэкономит нам время и ваши деньги за мобильную связь.
–
Спасибо за беспокойство. Коля был у меня и что? Извините, я опять спросила. Но таковы все женщины.
–
Я это знаю. Значить, он был у вас до которого часа?
– Не очень скромно задавать такие вопросы, но я отвечу – до часа ночи.
Генерал на секунду задумался. Ограбление началось через полчаса после полуночи. Самолётов не мог быть в казино. Это было то самое алиби, о котором с ехидцей говорил журналист.
– Он ушёл от вас пешком?
– Ну что вы? После часа ночи в метро не успеешь на пересадку. Я отвезла его на машине.