Пером по шапке. Книга третья

Но сегодня мне приходится говорить о третьей разновидности. Рассмотрим её повнимательнее, ибо она нова и становится опаснее первых двух, которые со временем всё же проходят.

Синдром зарубежной слепоты Гольца

С Александром Гольцем, корреспондентом еженедельника "Итоги", я познакомился в аэропорту Лонгиербюена почти неожиданно, заметив у багажной транспортёрной ленты небольшого худощавого человека с несколько восточной внешностью и растерянным взглядом, по которому догадался, что только что сошедший с самолёта норвежской авиакомпании человек явно из России, а потому сразу подошёл к нему и спросил:

– Вы Гольц?

Услышав русскую речь явно русского человека, он обрадовано кивнул головой и я представился. А собеседник торопливо сообщил, что хотел бы поскорее "оторваться" от норвежцев и познакомиться с жизнью русских на архипелаге. Я обнадёжил, высказав готовность руководства российского рудника в любое время принять представителя российской прессы.

Нет, на самом деле я не приехал встречать земляка из Москвы. У меня были другие гости. Но норвежцы заранее известили трест "Арктикуголь" и консульство Российской Федерации на Шпицбергене о предстоящем прибытии российского журналиста, которого пригласила норвежская сторона по линии Министерства иностранных дел Норвегии для освещения мероприятия, посвящённого годовщине гибели российского самолёта на Шпицбергене.

В четырёхстраничной программе недельного визита господина Гольца, составленной норвежской стороной, предусматривались встречи в Министерстве иностранных дел и Министерстве юстиции Норвегии, в комиссии по расследованию авиакатастроф, беседы с губернатором и представителями местной администрации архипелага Шпицберген, осмотр места катастрофы самолёта и участие в открытии мемориального памятника погибшим, были расписаны гостиницы и обеды в ресторанах за счёт норвежской стороны. Три строчки программы посвящались однодневному посещению российского посёлка Баренцбург.

Замечу а про по, что в опубликованном затем материале Александра Гольца на эту тему под заголовком "Брошенные у полюса", разместившемся пространно на пяти страницах еженедельника, из четырёхсот с лишним строк текста ровно сорок были посвящены вопросу катастрофы самолёта. Ими завершалась статья, но я хочу начать именно с них, так как здесь особенно проявился синдром слепоты, обозначенный мною ранее, но особенность которого, что заставило меня дать ему новое имя, заключалась в том, что автор, ослеплённый приёмом, командировочными и всем сопутствующим, писал пером не то, что было всем очевидной правдой, а то, что хотелось видеть заказчику. Понятное дело – кто платит, тот и заказывает музыку. Но ведь должна же быть ещё и совесть гражданина? Или в нашем разваливающемся государстве и это уже свалено в корзину прошлого?

Поговорим же об этом.

В своих сорока строках о гибели самолёта господин Гольц коснулся темы, которая год назад взбудоражила всех да и теперь ещё не закрыта, но он привнёс в тему своё неожиданное для русского человека видение, точнее то видение, которое от него и ждали те, кто оплачивал его поездку. Вот что он пишет о событии годовой давности:

"Прибывшие из Москвы спасатели рвались начать работы. Однако норвежцы, имевшие точные данные, что в живых после катастрофы никого не осталось, запретили отряду в условиях плохой погоды подниматься наверх. Спасатели, по норвежской версии, запрет проигнорировали. Норвежцы расценили это, как покушение на свой суверенитет. "Я тут же приказал арестовать их, – без тени сомнения в правильности тогдашних действий говорит вице-губернатор. – Впрочем, через несколько часов инцидент разрешился. Потом мы крепко выпили с этими парнями. Впервые в моей жизни я пил с людьми, которых приказал арестовать".

Удивительно цинично звучат эти строки, вышедшие из-под пера российского журналиста. Почему здесь дана только норвежская версия? И почему, собственно, только ей посвящены эти сорок строк?

Чтобы читателя этой статьи и самого господина Гольца не отсылать к моей собственной статье на эту же тему, опубликованной в четвёртом номере журнала "Вокруг света", я процитирую данное мной описание той же ситуации с наручниками, которая, кстати, произошла аж на третий день после гибели самолёта.

" …губернатор и министр юстиции Норвегии посещают Баренцбург. С ними встречаются наши шахтёры, требуют разрешить российским спасателям приступить к работе: они уже сутки здесь и не могут получить согласия норвежской стороны на проведение спасательных операций.

Министр обещает помочь. К вечеру этого дня наши спасатели, наконец, вылетают к месту катастрофы, где у подножия горы в месте, указанном норвежцами (выделение моё), устанавливают свою палатку и, по договорённости с норвежцами, принимают на себя самый трудный участок – край и верхний склон горы. Для подготовки крепежа верёвок двое поднимаются на плато и тут же обнаруживают лежащий совершенно открыто один из "чёрных ящиков" ярко-оранжевого цвета. Он хорошо заметен на белом снегу, но по какой-то странной причине не был до сих пор обнаружен норвежцами. Спасатели сообщают о находке по рации оставшимся внизу товарищам. Через некоторое время на плато садится норвежский вертолёт, и российских спасателей арестовывают, надевают на них наручники, обыскивают и пять часов допрашивают в конторе губернатора".

Нет, никто не пил с ними в ту ночь. Голодными почти в полночь их доставили в аэропорт только после моего возмущённого телефонного звонка губернатору. Во время допроса никто не говорил о погодных условиях. Норвежцев интересовали воинские звания спасателей и какие-то скрытые цели, которые они будто бы преследовали во время подъёма на гору.

Да, инцидент со спасателями и с требованием убираться со Шпицбергена был потом исчерпан. Норвежцы действительно многое сделали для того, чтобы загладить свою вину, мы стараемся не вспоминать об этом при наших многочисленных встречах, но это совсем не значит, что кому-то может позволяться перекраивать происшедшее на свой лад. Тем более что и причина катастрофы до сих пор не раскрыта, хотя сами норвежцы официально утверждают полную невиновность в ней российских пилотов и исключают какие-либо неполадки в самолёте. А вот сказать со сто процентной уверенностью о правильности действий норвежских авиационных служб они не могут, а потому и ощущают ещё большую свою вину, которую и пытаются загладить всеми способами, для чего, видимо, и привлекли даже российского журналиста. Он и отблагодарил их всей своей статьёй, основная суть которой, как я уже сказал, не имела отношения к аварии самолёта, но, как и в последней части, отвечала запросам заказчика.

Статья самыми первыми строками берёт быка за рога, утверждая безапелляционно: "Баренцбург – один из двух самых северных российских угольных рудников, находящихся на норвежском архипелаге Шпицберген, – воображения не поражает. Здесь нет никакой северной экзотики".

Настроение автора сразу чувствуется по этим словам. Ежегодно тысячи туристов со всех концов земли от Японии до Америки приезжают на архипелаг полюбоваться экзотикой севера, при этом неизменно стремясь посетить российские шахтёрские посёлки. Господин Гольц заметил лишь "Несколько общежитий-пятиэтажек, примостившихся среди совершенно голых гор, гостиницу для командированных, административное здание, клуб и бюст вождя мирового пролетариата", что, как ему кажется, "ещё лет 10-12 назад… можно было встретить по всему "третьему миру" – от Афганистана до Камбоджи".

Мне не довелось побывать в упомянутых странах, но я работал в Судане, Сомали, Индии и Пакистане. Нигде зданий подобных шпицбергенским я не встречал. Условия севера с его вечной мерзлотой и оттаиванием верхнего слоя в короткое летнее время заставили строить кирпичные и блочные дома на высоких сваях, вбитых глубоко в мерзлоту. Этого нельзя не заметить. Более того, стремясь привнести чисто русский дух в архитектуру, строители с любовью обшивали некоторые каменные дома деревянными планками, украшенными резьбой в старинном стиле, создавая впечатление деревянного русского дома. Именно эти дома туристы запечатлевают себе на память фото и видео камерами.

В другом российском посёлке Пирамида питьевая вода подаётся из искусственных озёр в горах, где дамба, удерживающая воду, замораживается специальным оригинальным устройством с использованием газа хладона, что позволяет сооружению не размываться талыми водами. Но туристов поражают не только интересные технические решения, но главным образом тот факт, что на самом крайнем севере русские сумели построить посёлки городского типа, напоминающие собой часть современной России.

Столичному журналисту, быть может, хотелось увидеть на севере экзотичные ледяные хатки, и потому его разочаровали современные пятиэтажки и совершенно не восхитил прекрасный спортивный комплекс с плавательным бассейном длиной в двадцать пять метров, заполненный морской водой, с закрытым футбольным полем, площадками для тенниса, бадминтона, тяжёлой атлетики, шахмат и бильярда. Им не замечены были теплица, коровник и свинарник, содержащиеся в прекрасном состоянии, но тем не менее приходящие в упадок из-за нехватки кормов. Не так давно здесь был и птичник с более чем двумя тысячами кур, что позволяло в достаточной степени обеспечивать жителей заполярного посёлка свежими яйцами. Экономический развал не позволил сохранить кур и может привести к утрате крупного рогатого скота, дающего пока свежее молоко.

Вот ведь о какой трудности можно было рассказать отечественному журналисту. А его обеспокоил бюст Ленина, как анахронизм. Но мы, живущие на Шпицбергене, рады тому, что здесь не перечёркнута история страны. Кстати, это радует и многочисленных туристов, которым наша перестройка на материке с внедрением всего западного на улицы, стоит уже поперёк горла, так как западное им самим давно надоело. Но журналист Гольц коснулся истории Шпицбергена по-своему, видя её через призму плательщиков командировки. Потому только он вкладывает в уста обитателей советских поселений риторические вопросы: "Ребята, а что, собственно, мы тут делаем? Кому всё это нужно?" Эти вопросы интересуют обычно тех, кто хочет занять наше место.

На самом деле те, кто работают на Шпицбергене, такие вопросы никогда не задают. Шестьдесят пять лет назад уголь был не только поводом для присутствия России на Шпицбергене, о чём заявляет Гольц. Даже сегодня в трудных экономических условиях твёрдое топливо везут с архипелага на материк, так как это оказывается выгоднее, иначе давно прекратили бы заказы. Сегодня нет государственных разнарядок. Но Гольц решил этого не заметить и рассуждает об истории, кратко передав её по норвежской трактовке. Даже беседа с профессором археологом Старковым его не воодушевляет. Ну, подумаешь, что он и другие утверждают будто русские были первыми на Шпицбергене, так норвежцы-то оспаривают это. Они де и архипелаг назвали Свальбардом, так как викинги упоминают однажды это слово в своих сагах.

Не хочет российский гражданин Гольц поверить тому, что "Свальбард" в переводе означает "край льда", до которого могли в те древние времена добраться викинги, о чём они и записали в сагах. Край льда, но не архипелага, к которому в те времена невозможно было добраться в течение четырёх суток, после которых викинги сделали запись о Свальбарде. Тогда как русские поморы согласно литературным источникам посещали Шпицберген, который называли Грумантом, ещё в пятнадцатом веке. Об этом говорит в своём письме португальскому королю Жуану Второму, датированном 1495 годом, немецкий учёный И. Мюнстер. Его сообщение об открытии русскими новой земли под "суровой звездой арктического полюса" подтверждается рядом документов датских архивов и хорошо известной книгой С. Герберштейна "Записки о Московии", изданной в Вене ещё в 1549 году, то есть за пятьдесят лет до официального открытия Шпицбергена Уильямом Баренцем.

Не плохо было бы вспомнить российскому корреспонденту, касающемуся темы истории Шпицбергена, что первый уголь на архипелаге русские добыли в 1912 году. В музее "Помор" в Баренцбурге господину Гольцу показали заявочный знак на разработку месторождения и надпись на щите: "1912-1913. Общество Грумант. Санкт-Петербург, Россия". В 1913 году для разработок угля на Шпицбергене был создан русско-немецкий угольный консорциум, который приобрёл на архипелаге три угольных участка. В связи с началом войны, немцы были исключены из консорциума, который преобразовался в акционерное общество "Русские угольные копи Грин-Гарбур".

В этот период велась острая дипломатическая борьба за обладание архипелагом Шпицберген. В 1912, 1913 и 1914 годы норвежская, шведская и русская делегации ведут переговоры и принимают проект конвенции о совместном правлении на архипелаге. Но возражали другие государства.

Советское правительство, в том числе и Ленин, чей бюст огорчил россиянина Гольца, обращали внимание на Шпицберген и добычу угля не только в 1932 году, когда, по словам ослеплённого автора статьи, фирмы других стран "посчитали добычу угля нерентабельной и покинули Шпицберген", но и в предыдущие годы. В 1920 году тяжёлое экономическое положение вынудило продать российские участки Шпицбергена голландской фирме "Неспико", но Совет Народных Комиссаров молодой советской республики тем не менее в этом же году принимает постановление "О заключении соглашения с Шпицбергенским каменноугольным обществом о совместной эксплуатации каменноугольного месторождения на о.Шпицберген", а спустя шесть лет у компании "Англо-русский Грумант" приобретается участок Пирамида, именно тот, на котором сегодня собираются прекратить добычу угля, ставшую теперь нерентабельной. Позднее приобретаются территории Груманта и нынешнего Баренцбурга и создаётся трест "Арктикуголь".

Вот ведь какова была история, и потому не в праве никто намекать, что Советское правительство интересовалось не столько углём, сколько военным присутствием на архипелаге вопреки международному соглашению, хотя стратегическое положение страны должно беспокоить и сегодня каждого россиянина. К счастью, это понимают другие журналисты и политики, не страдающие синдромом зарубежной слепоты Гольца и потому в "Литературной газете" появляется интервью с губернатором Мурманской области Ю.А. Евдокимовым "Шпицберген – это геополитика", в котором умный хозяйственный руководитель, казалось бы не связанный напрямую с далёким архипелагом, с болью в сердце говорит: "…можно лишь удивляться близорукости тех государственных деятелей, которые смотрят на Шпицберген только через фискальные очки налогового инспектора, таможенного чиновника Минфина, игнорируя стратегические интересы России" и завершает словами "Есть в русском Севере что-то такое, что и словами-то не просто выразить, но что очень сильно воздействует на умонастроения россиян. И добровольный уход со Шпицбергена, некогда открытого русскими поморами, горько отзовётся в душе каждого россиянина. Просто так, незаметно потеря Шпицбергена не пройдёт – не только в военно-стратегическом плане, но и по части исторического воздаяния тем, кто, не приведи Господь, допустит первое за тысячу лет отступление России на Севере".

Российскому губернатору известно то, о чём не захотел говорить журналист Гольц, хотя не мог не знать, что помимо угля архипелаг интересен нефтегазоносными перспективами, здесь есть в промышленных количествах розовый мрамор, барит, кварциты, открыт источник минеральной воды, район архипелага важен для рыбной промышленности.

В чём прав был Гольц в своей статье так это в том, что забыло государство своим вниманием российские рудники. Действительно даже привоз кораблём капусты или моркови является для жителей посёлков радостным событием. И сравнивая жизнь норвежского и российских посёлков, журналист, без сожаления, правда, сообщает, что уровень жизни у норвежцев значительно выше. На тысячу с небольшим человек населения у них есть и несколько гостиниц, и школа со ста семьюдесятью школьниками, и два детских сада, и университет, и рестораны да магазины, и несколько туристических фирм. Вот только утверждать, что всё благодаря лишь дотациям государства будет ошибкой. Это в российских посёлках на государственные деньги были в прежние годы школы и детские сады, которым завидовали норвежцы, был и филиал горного института, а шахтёры завидно хорошо питались и имели магазин полный товаров, которые систематически направлялись на Родину посылками. Всё это ушло с уходом прежней системы. Теперь мы сами завидуем соседям.

Настоящее развитие норвежского посёлка Лонгиербюен началось с появлением аэропорта и затем с активизацией туризма. Проведя с норвежцами большую часть недельной командировки, можно было журналисту лучше познакомиться с цифрами, которые свидетельствуют, что только в прошлом году около пятнадцати тысяч туристов оставили в магазинах и туристических фирмах Лонгиербюена двадцать пять миллионов долларов. На такие деньги можно развиваться. За это же время российские посёлки получили от туризма скромную сумму в сто тысяч долларов. А разве мы не могли бы получать миллионы, будь у нас транспорт, магазины с русскими товарами, хорошая туристическая фирма вместо двух гидов-переводчиков? Но кому это надо? Кто ещё, кроме губернатора Евдокимова, с болью в сердце думает о будущем российского Шпицбергена и о России вообще?

Журналист Гольц с умилением пишет о хороших норвежских законах, которые "весьма приблизительно" соблюдаются в российских посёлках. При этом он вспомнил увиденную им в аэропорту Лонгиербюена надпись на русском языке "Не оставляйте мусор и остатки еды на лоне природы". Да такая просьба от норвежцев есть, но она написана и на норвежском языке, и на английском, чего не заметил журналист. Между тем, к сожалению, именно норвежцы осквернили русский памятник на Груманте, сорвав с него звезду, норвежцами была разрушена вековая марка моря, установленная экспедицией ледокола "Ермак" для определения колебания уровня океана (копия этой марки теперь только в музее Баренцбурга), норвежцы поставили деревянный домик рыбаков и охотников на территории, относящейся к памятнику российской культуры – возле могилы помора Старостина, хотя именно норвежское законодательство запрещает всякие строительства вблизи охраняемых памятников.

Нет, я не хочу сказать, что норвежцы плохие люди. Но совсем никуда не годится, когда сами русские себя оплёвывают. За шесть лет работы на Шпицбергене мне приходилось видеть и поднимать за плечи в дым пьяных норвежцев, не раз выслушивал жалобы горничных на дикий беспорядок, оставляемый в номерах гостиницы норвежскими постояльцами, слышал грубости и резкости со стороны некоторых наших соседей, но таких единицы, зато великое множество наших друзей из соседнего государства никогда ничего подобного себе не позволяют.

Дело в том, что они такие же люди, как и мы. Нам выпало вместе жить на одном архипелаге. Можно, конечно, спорить о том, кто пришёл сюда раньше, кто позже, не смотря на то, что сотни и сотни археологических находок доказывают приоритет появления русских на Шпицбергене, ни у одной другой страны нет таких доказательств. Но это вопрос истории.

Сегодня же народы хотят дружить между собой и жить в согласии. Шпицберген территория общая. Уникальное место для проявления содружества наций. Простые люди к этому готовы. Дело за политиками и правительствами стран. Норвежцы прилагают все силы, чтобы сохранить своё присутствие на архипелаге. Мы не должны отставать от них ни в каком пункте. А для этого нужно уже сегодня принимать решение о российском присутствии на Шпицбергене, нужно помочь выстоять шахтёрским посёлкам, обеспечивая их нелёгкий труд всем необходимым.

Статья журналиста Гольца вышла буквально за день до новой трагедии на Шпицбергене, когда взрыв в шахте унёс жизни ещё двадцати трёх человек. Среди них оказался и давний участник художественной самодеятельности исполнитель русских и украинских народных песен Анатолий Фоменко. Его последнее выступление на сцене довелось увидеть господину Гольцу. Добрых слов о людях, которые рискуют жизнями под землёй, а потом своё свободное время уделяют самодеятельному творчеству, вместо того, чтобы пить по-чёрному, у журналиста не нашлось. Он сообщил о концертах, как о способе зарабатывать деньги. Откуда ему было знать, что тот же Анатолий Фоменко уже третью командировку выступал на сцене Баренцбурга и настолько нравился своим сильным голосом норвежцам, что те не раз приглашали его в норвежские города Лонгиербюен, Тромсё, Харштад, Осло, передавали его выступления по радио и телевидению? И это не были коммерческие выступления, как не были вообще концерты самодеятельности платными в советские времена.

Да, мы заключили договора с туристическими фирмами на экскурсионное обслуживание в российских посёлках, куда, по их просьбе, входят и концерты художественной самодеятельности. Бизнесом занимается трест "Арктикуголь", как ему и положено, а самодеятельные артисты выполняют просьбу треста и показывают своё искусство иностранным туристам. И подставляем мы сегодня кружки под мелочь, которую с радостью бросают восхищённые концертом зрители. Так ведь нынче вся страна с протянутой рукой по миру ходит. Что ж артистов самодеятельных укорять? Настоящих-то профессиональных исполнителей здесь на архипелаге почитай лет пятнадцать не видели.

Вот о чём мог бы написать журналист Гольц, если бы не оказалось у него опасного синдрома зарубежной слепоты. Если живёшь в России, ей надо помогать, даже если краешек страны оказался на далёком архипелаге. В тяжёлые годы гражданской войны, в самые первые годы советской власти мы помнили о своих границах и не теряли ни пяди России. Неужели же сегодня, когда громогласно заявляют о долгожданном переломном моменте в экономике России, мы можем отказаться от исстари русского, что может, как знать, подарить нам в будущем неожиданные истоки к процветанию?

«Правда», 13.03.1998

Прошлое в будущем

или

почему они всё же не вышли из шахты?

Нет, в это просто невозможно было поверить. Передо мной сидели две красивые женщины: одна помоложе, другая постарше. Календарь на столе неумолимо утверждал, что уже на финише октябрь, а, значит, к концу подходил тысяча девятьсот девяносто седьмой год и стало быть близится совсем к завершению двадцатое столетие. Но женский разговор, случайным свидетелем которого я в этот раз оказался, почему-то напоминал мне страницы старых рассказов по меньшей мере начала прошлого века. Голоса красавиц испуганно приглушены, глаза расширены, руки порой вздрагивают, заставляя подносимую к самовару чашку жалобно звякать о блюдце.

– Ты знаешь, сегодня в шахте клеть оборвалась, но, слава богу, никто не погиб?

– Ой, это те мёртвые зовут к себе новых.

– И правда, может быть. Ведь семь человек остались в шахте не похороненными. Они же считаются пропавшими без вести.

– Наши ребята боятся туда идти. Идут, а боятся. Говорят, там голоса слышатся. Каждый раз, как спускаются, чьи-то голоса доносятся.

– Ну да, это души умерших ходят и маются по штольням, а выйти не могут.

– Конечно, пока тела не найдутся и не будут преданы земле, души их так и будут метаться, не успокоившись.