От экватора до полюса. Сборник рассказов

– Четыре и пять.

– Сколько?

Девочки переглянулись, не понимая. Тогда я стал объяснять, что это очень хорошие отметки в нашей школе, так как у нас пятибалльная система.

– А как вы учитесь? – спрашивает в свою очередь Алёна.

– О, я получала последний год восемьдесят пять-девяносто процентов, – ответила Руби, и теперь мы с дочкой удивились.

– Что значит девяносто процентов?

Руби оглядывается по сторонам, находит небольшую палочку, приседает на корточки и начинает чертить на земле. Мы с Алёной наклоняемся и видим нарисованную колонку, разделённую на пять неравных частей. В них стоят цифры, которые Руби сразу объясняет:

– Вот максимальное число баллов, которые мы можем получить за наши ответы, сто. Те, кто получают меньше тридцати баллов, или как мы часто говорим, процентов, – это плохие ученики. Таких не очень много. Оценка от тридцати до сорока пяти процентов считается удовлетворительной. От сорока пяти до шестидесяти – хорошей. От шестидесяти до семидесяти пяти – очень хорошей. Ну, и выше до ста – отличной.

– Так это почти как у нас, – говорю я. – Только у нас нет «очень хорошо», но есть «очень плохо», а в остальном вы могли бы тоже получать отметки от единицы до пятёрки.

– Нет, так не получится, – вступает в разговор Лолита. Она тоже присела и забрала у Руби палочку и, поясняя свою мысль, тут же пишет.

– В конце каждой недели и каждого месяца мы даём письменные ответы. В задании, например, десять вопросов. Ответ на каждый вопрос оценивается по десятибалльной системе. Каждая ошибка снижает оценку на один балл. В сумме за десять вопросов у всех учеников получаются совершенно разные отметки. Сто почти никто не получает, так как это очень трудно.

Солнце уже зашло, начинало темнеть, и птицы на соседнем дереве подняли такой оглушительный гвалт, что в какой-то момент мы почти не могли слышать друг друга. Я предложил отойти в сторону. Алёна потянула меня за руку и зашептала:

– Папа, не забудь про открытки и значки. Уже поздно, и нам пора идти.

– Конечно-конечно, – сказал я, достал из кармана набор открыток с видами Ялты и стал рассказывать девочкам о море, которого они никогда не видели, о горах Крыма, о чудесном климате. Потом Алёна протянула два значка. На одном в золотой оправе на голубом фоне было изображение Ленина. Руби сразу взяла его и сказала:

– Я знаю, это Ленин. Какой красивый значок. Большое спасибо!

Большое спасибо!

– А кто он такой, ты знаешь, Руби? – спрашиваю я.

– Конечно. Ленин – великий человек. Он сделал революцию и благодаря ему вы живёте хорошо, вы счастливы.

– Революцию совершил народ, – поправляю я.

– Да, я знаю, но он был главный. Он знал, что делать.

Я смотрел на Руби удивлённо. В одной руке она зажала значок, другой теребила перекинутую через плечо косу. Она не знала, какие отметки получают советские дети, не знала, что такое «Артек», но ей хорошо знакомо имя Ленина, и она любит этого человека за то, что он дал возможность другому народу жить счастливо. Глаза Руби говорили «спасибо», и я верил им.

Каждый раз, если я проезжал на автобусе мимо почты и не выходил, девочки всегда приветствовали меня, махая руками. Мне было приятно видеть их радостные лица, и я улыбался им в ответ и тоже махал рукой. Если же у меня было время, и я выходил, то мы обязательно находили, о чём поговорить. Девочки рассказывали, как учились в школе, участвовали в дискуссиях, побеждали на конкурсах сочинений, как в день учителя, который празднуется здесь пятого сентября, они награждались призами идеальных учеников и выступали в концерте художественной самодеятельности. Руби пела в хоре, а Лолита исполняла народные танцы.

Они вспоминали, как приходили в младшие классы с жестяными чемоданчиками вместо портфелей и сумок, которые носят сейчас, как во время занятий садились во дворе на землю, скрестив перед собой ноги, клали на колени чемоданчики и использовали их вместо парт.

Иногда, проходя мимо, я видел девочек, сидящих за домом под деревом с учебником в руках. Они готовились к вступительным экзаменам в колледж. Обе хотели стать врачами. Конкурсы в колледж большие – бывает по несколько десятков человек на место. Поступить не так-то легко. Нужно сдать экзамены, по крайней мере, на восемьдесят процентов

Конкурсы в Индии – дело обычное. Экзамены сдают, начиная с поступления в школу в пятилетнем возрасте, затем – в колледж, в университет, при поступлении на работу, при повышении по службе. Везде пишут письменные работы, отвечают на устные вопросы, получают баллы. Такова система отбора в перенаселённой стране. Так что к экзаменам все привыкли.

Однажды, идя вечером, я не увидел девочек ни на пороге, ни с другой стороны дома. Их отсутствие в тот момент меня сильно расстроило. Я понимал, что с ними ничего не должно было случиться, что, быть может, они просто куда-нибудь ушли. Но именно в тот день я прочитал в местной печати грустную статистику о жизни индийских детей. Мне никак не удавалось освободиться от мыслей о том, что за последние двадцать лет в стране тридцать процентов родившихся детей не дожили до своего совершеннолетия, из двадцати одного миллиона ежегодно рождающихся один миллион умирает в возрасте до одного года, и три миллиона – в возрасте до пяти лет

Подумать только, каждый третий ребёнок, явившийся на свет в этом году в такой удивительной древней стране, умирает от голода и болезней, так и не выйдя из детского возраста. А сколько детей расстаётся с детством из-за необходимости идти на работу. Всё та же статистика утверждает, что семнадцать процентов детей Индии, то есть одиннадцать миллионов, работают потому, что они сироты или вынуждены работать, чтобы помогать нищенствующим родителям.

С такими тяжёлыми мыслями о том, что могло произойти с моими знакомыми девочками, я удалялся от почты, когда вдруг услыхал, как кто-то меня зовёт:

– Женя! Женя!

Я оглянулся. Руби – это была она – бежала ко мне, и что-то странное было в этом беге. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся, она остановилась передо мной, а я всё думал, что же меня так удивило в ней в этот раз. Конечно, меня очень обрадовало, что с нею ничего не случилось, что она такая же, как всегда. Нет, всё-таки не такая. Что-то в ней изменилось. Руби перехватила мой взгляд, опустила глаза и поправила сари на плече. Только теперь я понял, в чём дело. Руби была одета в сари. И я тут же вспомнил, как спросил её несколько дней назад, почему она всегда в брюках и кофточке, что делает её похожей на европейских девушек.

– А разве это плохо? – смутилась Руби.

– Нет, что ты, – ответил я. – Но мне бы очень хотелось увидеть тебя настоящей девочкой Западной Бенгалии в вашей национальной одежде.

– Хорошо, – сказала Руби просто.

И теперь она стояла, покрытая голубым одноцветным сари, ярко подчёркивающим её тёмные большие глаза. Они были явно грустными в этот день.

– Что с тобой. Руби? Что-нибудь случилось? – спросил я. Она всё ещё дышала часто от быстрого бега и, может, поэтому ничего не сказала, а молча протянула мне открытки. Это было нечто вроде аппликаций. На одной, сложенной пополам, были нарисованы красивые цветы, а на внутренней стороне оказался засушенный лист, точнее сеточка его прожилок.

– Какие интересные открытки, Руби, – говорю я с восторгом. – Откуда они?

– Это я сама сделала вам с Элен на память. Завтра я уезжаю на экзамены в Асансол.

Теперь я понял, чем была расстроена Руби и почему она надела сегодня сари. Мы виделись с нею последний раз. Она пришла исполнить своё обещание и оставить память о себе.

Занятый своими мыслями, я совершенно не заметил, что тучи над нами сдвинулись, и только хлынувший внезапно ливень напомнил сразу, что уже давно начался мансунный период, а дожди начинаются без предупреждения. Я раскрыл зонтик, и мы с Руби побежали к ближайшему дому, где я заметил на крыльце два плетёных кресла. Одну руку Руби подала мне, другой подхватила сари, чтобы не намокло. Мы едва успели вскочить на сухое крылечко, когда вокруг нас помчались целые реки воды, смывая листья и веточки, разбросанные, видно, птицами, строившими в этот период свои гнёзда.

– Смотри, – сказал я, смеясь, – даже небо не хочет, чтобы ты уезжала. Видишь, какие большие слёзы?

– Да, – ответила Руби.

По её голосу я понял, что она не собиралась воспринимать мои слова как шутку.

– Я давно хотела сказать, – продолжала она, – я много читала о вашей стране. У нас часто пишут о русских. Не всегда – только хорошее. Но плохое пишут обычно со злости, и верить этому нельзя. Я читала рассказы Толстого, Достоевского, Горького, Шолохова и других русских писателей. Особенно интересно читать современных авторов, которые рассказывают, как живут у вас в стране сейчас. Но книги – только книги, а мне хотелось бы поехать в Советский Союз, учиться и жить там. Один наш знакомый был в Москве. Он рассказывал нам, что у вас очень хорошо. Он так был счастлив. Я тоже хочу поехать к вам, но это невозможно.

– Почему, Руби? Ты закончишь колледж, и тебя тоже могут послать к нам учиться.

– Нет-нет, я знаю, – говорит Руби уверенно. Мой папа простой почтовый служащий. Каждые три-четыре года нам приходится переезжать в другой город. У него нет знакомых, которые могли бы помочь.

Мне был известен этот порядок, установленный в Индии для работников почтовых учреждений, полиции и некоторых других государственных служб в целях борьбы со взяточничеством и казнокрадством. Индийцы говорили мне, что он особого эффекта не имеет, поскольку по-прежнему на почте пропадают посылки и бандероли, а хорошие журналы порой вообще не доходят. Да и в целом проблема ответственности перед законом ещё далека от разрешения. А для самих служащих такие переезды, безусловно, усложняют жизнь, так как труднее налаживать контакты, иметь постоянных хороших друзей и быть уверенным в своём будущем.

Дождь продолжал лить. Он смыл всё, что можно было, и теперь чистые ручьи мчались, как дорожки слёз из чьих-то глаз. Руби рассказала всё, как на духу :

– Я уверена, что моя жизнь ничем не будет отличаться от других мне подобных. Кончу колледж, и меня выдадут замуж за человека, которого выберет для меня отец. У него нет много денег, так что на хорошего мужа рассчитывать не приходится. Тогда кончатся мои мечты. Всё будет зависеть от него – главы моей семьи. Разрешит работать – хорошо, а нет – буду сидеть дома, растить детей и ждать возвращения мужа с работы, чтобы кормить и украшать его жизнь своим присутствием.

Да, Руби была права. Её рассказ нельзя назвать детской наивностью. Я ничего не мог ей возразить. Конечно, бывает в Индии и так, что девушка и парень женятся по любви. Но это случается пока ещё очень редко, да и то в современных по нраву семьях.

Я знаю одну такую семью, главой которой является владелец магазина. Его младший сын, тоже преуспевающий бизнесмен, в тридцать один год женился на девушке из не очень богатой семьи. Его отец с гордостью рассказывал мне, что не взял денег с родителей невесты. Он сказал тогда сыну: