Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

Они вышли на порог невысокого деревянного дома, и до слуха донеслось явно приближающееся тарахтение, о происхождении которого Тарас Евлампиевич сразу догадался.

– Это вертолёт. Его только нам здесь не хватало.

– Почему вы так думаете? – спросила Таня, которая, если и видела вертолёт когда-нибудь, то разве что в фильмах боевиках. Над Москвой эти аппараты появляются редко. А когда Таня с Николаем чуть было не были захвачены вертолётом над Москвой, то оба они находились в тот момент без сознания, и звук вертолёта над головой не привёл их в чувство.

– Эх, девочка, в моих научных командировках я тысячи километров налетал с ними, и звук пропеллера не спутаю ни с чем.

Тарахтящий звук нарастал, приближаясь.

– Он летит со стороны Москвы, – оценивая ситуацию, – сказала Маша. – И летит низко, раз мы его не видим за деревьями.

– Это может быть вертолёт по борьбе с пожарами, – предположил Тарас Евлампиевич. – Но дыма вроде бы нигде не видно. Впрочем, отсюда вообще ничего не видно далеко. Деревья мешают. А так обычно вертолёты здесь не летают. За два года, по-моему, слышу его здесь впервые.

Тем временем приближавшийся звук стал постепенно удаляться.

– Ну, всё в порядке, – облегчённо вздохнув, сказал Тарас Евлампиевич. – Улетает. Но зачем-то всё же прилетал. Любопытно, зачем?

Маша взобралась по лестнице на крышу дома и закричала оттуда:

– Дедушка, он, по-моему, поднимается выше и разворачивается снова в нашу сторону. Я вижу его.

Тарас Евлампиевич с досадой всплеснул ладонями:

– Ну, наверное, так и есть. Он мог натолкнуться на нашу защиту и хочет облететь её.

– Да он приближается.

– Ну что ж, встретим по-нашему, – сказал Тарас Евлампиевич и побежал в дом.

Не прошло и пяти секунд, как над поляной засветился парашютом огромный купол.

Командир разворачивал вертолёт, одновременно поднимая его ввысь. Поляна опять стала видна маленькой лысиной на лесной голове. Издали она казалась белой точкой, но с приближением вертолёта быстро росла. Кучевых облаков в небе было не много, но как раз в районе поляны проплывало одно облако. Под него и направил свою машину командир. Спустя минуту, он саркастически бросил:

– А зря мы летели – на поляне туман и ничего вы не увидите.

Дотошкин даже наклонился вперёд, чтоб лучше видеть, но было понятно, что вся поляна укрыта белым облаком. Он снял с груди захваченный им бинокль, приложил к глазам окуляры, но увидел лишь белое мерцание.

Тут он услышал за спиной голос академика Сергеева, который стоял в дверях кабины и тоже смотрел на поляну:

– Сергей Сергеевич, не позволите ли и мне глянуть в бинокль?

– Возьмите, только ничего не поймёте. Из-за тумана ничего не видно.

– Э-э, не скажите, Сергей Сергеевич. Это многое поясняет, – ответил Сергеев, внимательно глядя на проносящуюся глубоко внизу белую поляну. – Давайте попробуем пролететь ниже и не по центру поляны, а вокруг неё, не ударяясь в этот туман, разумеется. Его мы не пробьём, как я понял.

Вертолёт перелетел через поляну и, развернувшись, направился вокруг неё. Благодаря такому полёту, все учёные могли наблюдать и фотографировать белый купол через иллюминаторы.

После второго круга академик Сергеев сказал, что можно возвращаться в Москву, так как ничего больше того, что увидели, уже нечего ожидать.

– И что вы скажете по этому поводу? – спросил Дотошкин, перебравшись из кабины пилотов в салон и сев рядом с Сергеевым.

– Первое, в чём я теперь убеждён, это то, что наш коллега Наукин расположился здесь и, как видно, основательно и надолго. Мы, мне думается, нашли ключ к разгадке его изобретения, но не знаем, где находится дверь, которую можно открыть этим ключом. Точно как в сказке о золотом ключике. Нам нужна черепаха Тортилла, которая бы помогла подсказать, где эта дверь.

Генерал Дотошкин насупился и потому, что не настроен был шутить, и потому, что не помнил подробностей сказки о Буратино.

И радость и разочарование

В широкий двор детского дома со всех сторон сбегались дети. Это были и малыши чуть ли не пятилетнего возраста, и ребята, над губами которых начинали проступать усики. Но даже девчата, подумывавшие о ребятах, как о возможных для них мужьях, и те, вопреки должной степенности и строгости, бегом бежали, узнав о появлении у них Зивелеоса.

Николай наблюдал за сбором, отмечая про себя, что малыши грудились кучками, но многие из них прижимались к большим девочкам, которые, как было заметно, опекали их. С некоторыми в центре оказывались и мальчики. Дети повзрослее тоже держались отдельными группами. Среди них деловито и быстро ходил Конопатый, отсылая ребят парами на посты, о которых говорил Николай. Его слушались беспрекословно. Это был высокий русоволосый парень с большими карими глазами и бессчётным числом мелких конопушек на лице, из-за которых он и получил прозвище Конопатый, что его вовсе не смущало и не мешало всеми командовать.

Гаврош не начал ещё по-настоящему расти, но шустрости его, подвижности и весёлости можно было позавидовать. Кто и почему прозвал мальчугана по имени Петя Гаврошем, Николай не успел узнать, отправляя его сюда из Москвы, но ему при первой же встрече показалось, что этот мальчик и правда похож на маленького героя романа Виктора Гюго, и встреча с ним первым во дворе доставила журналисту большую радость. Его Николай и попросил быстренько доложить о жизни детского дома, пока все собираются.

Вслед за ребятнёй из четырёхэтажного здания школы появились преподаватели, сразу же принявшиеся за организационное построение детей по классам и не решавшиеся почему-то подойти к Зивелеосу. А Гаврош докладывал:

– У нас всё идёт хорошо. Кормёжки хватает. Телевизоры смотрим каждый день. Старшеклассникам поставили в класс компьютер. У директора новая машина. У завхоза тоже ещё одна. Обещают скоро купить автобус и возить всех на экскурсию. Драк почти не бывает. Конопатый придумал тех, кто начинает драться, ставить к позорному столбу, который он нашёл на стройке и поставил на первом этаже школы в коридоре, чтобы все видели. И надпись сам придумал «Позор не столбу, а тому, кто как столб не понимает, где находится и как себя вести». Я тоже там стоял однажды – очень неприятно.

– А ты дрался что ли?

– Было такое. Правда, мы потом поменялись местами с Перекладиной.

– С какой Перекладиной?

– Да это парня у нас так зовут Перекладиной за то, что он худой и длинный, как перекладина турника.

– Так ты его побил?

– Не то чтобы побил, а подрался с ним, за то, что он Катю довёл до слёз, обзывая глупой капустой. Она же не виновата, что такая полная и плохо учится. Её родители били по пьянке, и иногда не разрешали даже в школу ходить. Потом она вообще от них сбежала. Так чего смеяться? Вот я и дал ему под дых так, что он чуть не задохнулся. Откачали его. Конопатый не разобрался и меня к столбу поставил. Позже узнал от Катьки, в чём дело, и поставил Перекладину вместо меня, но мне наказал в следующий раз не силой, а словом побеждать.

– Да-а, – протянул Николай, – силён у вас Конопатый.

– Ещё бы. Его и учителя слушают, такой он у нас авторитет. Но я, наверное, пойду. Мне тоже со своим классом строиться надо.

Подбежали Глухарь и Конопатый. Доложили по всей форме:

– Товарищ Зивелеос, посты расставлены.

– Посторонних в республике «Зивелеос» ни в помещениях, ни на чердаках нет. Можно нам в строй?

– Становитесь, – улыбнувшись, сказал Николай.

К нему подходил директор детского дома и заместитель по воспитательной работе. Николай отключил защиту, снял шляпу, очки, усы и поздоровался с руководителями за руку. Затем повернулся к детям и громко (ларингофон продолжал работать) сказал:

– Здравствуйте, ребята! Я с вами! Ура!

– Ур-ра-а! – раздался дружный хор.

И Николай выступил с речью: