Пером по шапке. Книга третья

По мнению губернатора Мурманской области Юрия Евдокимова, "новый норвежский закон – это попытка вытеснить Россию со Шпицбергена, что может ухудшить взаимоотношения двух соседних стран".

…Демарш Норвегии, по мнению наблюдателей, имеет свои тайные пружины. Хотя страна – не член НАТО, новая концепция Вашингтона по ПРО предусматривает тем не менее размещение "ПРО-объектов" на Шпицбергене и соседних островах (Медвежий, Надежды, Белый), вплотную примыкающих к баренцевым границам России. И это при том, что по Парижскому договору архипелаг и прилегающий к нему бассейн объявлены "вечно демилитаризованной и нейтральной зоной".

Введение нового закона об охране окружающей среды создаёт большие трудности, например, для археологических экспедиций. Это касается введения статуса особо охраняемых территорий, на которых запрещено проведение любых археологических работ, ограничение раскопок памятников и др.

Параграфом 39 нового Закона охраняемыми памятниками культуры на Шпицбергене определяются все недвижимые или движимые памятники культуры, датируемые 1945 г. или более ранним периодом, куда входят

«следы погребений человека всех видов, включая кресты и другие способы обозначения могил, а также кости и останки костей в земле и на её поверхности и останки скелетов в местах забивания моржей и китов и в местах установки ловушек самострелом для белых медведей…которые охраняются вне зависимости от их возраста

К памятнику культуры, автоматически подпадающему под охрану, относится зона, простирающаяся во всех направлениях на расстояние 100 метров от видимой или внешней границы недвижимого памятника культуры.».

Так что если даже сегодня кто-то в нарушение закона об охране белого медведя установил на него ловушку с самострелом, то ловушка эта уже станет охраняемым памятником культуры, как и участок в радиусе 100 м. вокруг него.

Каким же образом эти памятники охраняются законом? Параграф 42 гласит по этому поводу следующее:

«Никто не имеет права причинять вред, выкапывать, перемещать, удалять, изменять, укрывать или разрушать охраняемый памятник культуры, включая зону охраны… В зоне охраны запрещено устанавливать палатки, разжигать костры или предпринимать действия, которые могут привести к риску возникновения последствий такого рода».

Что это значит? А то, что никто не имеет права нигде производить раскопки, поскольку ищут археологи ни что иное, как захоронения с костями и останками, которые являются памятниками культуры по определению независимо от возраста.

Более того, в параграфе 43 чётко говорится, что

«Охраняемые движимые памятники культуры являются собственностью государства, когда ясно, что нет реальной возможности определить, существует ли вообще владелец, или кто именно является владельцем. Директорат может передать памятник культуры полностью или частично тому, кто его обнаружил».

Закон не утверждает, что памятник будет передан, а лишь говорит, что это возможно. В чём же здесь равноправие, установленное Парижским Договором? Почему памятники культуры территории Норвегии только «де юре» становятся её собственностью? И ведь здесь не идёт речь о памятниках культуры на особо охраняемых территориях. Памятниками становятся автоматически все предметы, указанные в параграфе 39.

Рассмотрим теперь что говорится в параграфе 20 Закона о статусе особо охраняемых территорий.

«Король может издать предписание и присвоить охраняемой природной территории особый статус, исходя из международной конвенции об охране окружающей природной и культурной среды. Режим, который упомянутая конвенция связывает с присвоением такого статуса, имеет также силу норвежского закона». А в следующем 21 параграфе этого закона поясняется, что «Если меры по обеспечению режима или по созданию возможностей восприятия затрагивают частную собственность или права в районе охраны, следует насколько возможно заблаговременно сообщить о них владельцу земли или правовладельцу».

Иными словами, Норвегия может присвоить любой территории архипелага статус особо охраняемой территории со всеми вытекающими отсюда запретительными мерами на ней даже в том случае, если это касается чьей-то частной собственности, не спрашивая на то мнения самого владельца земли. Закон рекомендует только заблаговременно информировать владельца о том, что он будет лишён права что-то делать на своей земле.

В чём же в таком случае выражается равенство экономических прав для всех участников Версальского Договора? Разве в том, что согласно этому закону участки, принадлежащие на Шпицбергене норвежским компаниям, тоже могут подпасть под статус особо охраняемых территорий? Но ведь статус этот определяется указами короля Норвегии, а потому он не станет выгонять с территории архипелага свои компании, тогда как некоторые собственные территории российской компании треста «Арктикуголь» уже оказываются ущемлёнными новым законом.

Аналогичные запретительные меры в целях охраны природы устанавливаются для передвижения наземного, воздушного и морского транспорта в районе Шпицбергена (пар. 79-84). Воздушный транспорт имеет право приземляться только на специальных площадках, то есть в нескольких населённых пунктах, определены места подхода и морских судов, наземному транспорту следует пользоваться уже имеющимися трассами. Но всё это касается фактически только других стран-участниц Договора, а не самой Норвегии, поскольку, осуществляя контроль за всеми, она имеет право и приземляться вертолётами в любом районе, и совершать морские и наземные перемещения в любых направлениях и даже использовать военизированный корабль береговой охраны с пушками и военным вертолётом на борту в демилитаризованной зоне, каковым является Шпицберген.

Разрешительными мерами, основываясь на законе об охране окружающей среды, фактически ограничена любая деятельность землепользователей архипелага Шпицберген, когда обязательным является даже согласование проектов строительства домов на собственных участках, включая их дизайн, окраску и место расположения (пар. 56-58).

Таким образом, введение закона об охране окружающей среды Шпицбергена в своих главных пунктах нарушает основополагающий принцип Парижского Договора о Шпицбергене, заключающийся в полном равенстве прав на ведение экономической и хозяйственной деятельности странами участницами Договора. Разрешительный принцип по всем вопросам деятельности ставит страны-участницы Договора в полную зависимость от администрации Норвегии, как если бы эти страны находились на территории самого королевства Норвегии. Закон по своей сути делает Шпицберген норвежской территорией де-факто, устраняя её прежний статус «де-юре». Причина этого в ослаблении статуса России, правительство которой не хочет замечать надвигающейся угрозы потери архипелага. Вот и спрашивай потом "По Сеньке ли шапка?", когда всё развалится.

ж. «Мир Севера», № 4-6, 2003

Сетевой литературный ж. «Камертон», 28.02. 2011

Что нам стоит Шпицберген?

Шпицберген. Безлесный край, где ни дерева, к которому можно прислониться, ни кустика, за которым спрятаться. Лысые горы под мохнатыми шапками снега, тысячелетние многометровой толщины ледники да глубокие вечно холодные фьорды. Страна тысячи островов, прячущих в своих недрах под толщами льда тайны жизни земли: стволы деревьев джунглей, шумевших здесь миллионы лет назад, деревьев, под которыми бродили динозавры, деревьев, давно превратившихся в каменный уголь. Под тёплыми снежными одеялами ожидают своих искателей чудные минералы: хризолит и яшма, горный хрусталь и топаз, медь и цинк, свинец и железо, десятки других не менее интересных и важных для человека. Но, к счастью, край почти не тронут веком промышленных разрушений, а потому продолжает оставаться интересным своей первозданностью.

Ещё в XVI в. русские поморы хаживали сюда из Архангельска на своих премудрых двухмачтовых кочах, ловя косыми парусами ветер. Здесь они охотились на нерпу, моржа, низкорослого оленя, промышляли песцом и белым медведем, надолго селились в типично русских бревенчатых избах, срубленных из привезенного с собой леса. Позднее, когда от голландского мореплавателя Уиллема Баренца вся Европа узнала о существовании дивного архипелага, у берегов которого в бесчисленных количествах плавают огромные киты, здесь, среди холодных скал на промёрзлую землю стала проливаться горячая кровь соперников, убиваемых ради обретения большей добычи, за обладание властью в далёких от цивилизации краях. Китов почти всех перебили. Борьбы между людьми стало поменьше. Давно это было. Никто не победил. До начала двадцатого века архипелаг слыл в качестве "ничейной земли", то есть Terra nulius.

Мне довелось прилететь сюда 19 сентября 1991 года. Когда я выходил из вертолёта, шёл снег мягкий, пушистый, совсем как у нас в России, но зимой в декабре, а здесь зима уже пришла в самом начале осени. После, прожив почти девять лет на этом удивительном архипелаге, я мог с уверенностью сказать, что на Шпицбергене только два настоящих сезона – девять месяцев зимы и три месяца – ожидание её, когда зима может напомнить о себе внезапным снегопадом или холодным ветром и в июне, и в июле, и, тем более, в августе, в конце которого она и начинает свой разбег, заставляя туристические судёнышки спешно собираться и уходить на материк, дабы неожиданно явившиеся с северного полюса льды не перекрыли обратную дорогу.

Эта древняя, суровая, но удивительно красивая земля, выглянувшая некогда из пучины океана всего в полутора тысячах километров от северного полюса, промёрзшая на сотни метров, что и называется вечной мерзлотой, вдруг вспыхивает зеленью в короткие летние месяцы и покрывается самыми разными по форме и краскам цветами, влечёт к себе низкими зарослями карликовой берёзы и полярной ивы, нежными стебельками вкусной салаты, кисловатым горным щавелем, самыми разнообразными грибами. Это странное сочетание твёрдых неприступных скал, охваченных ледниками, будто белыми манишками сюртуки, с морскими водами, нежно ласкающими их подножия, принимая окраску то ярко-голубую, то зелёную, то пугающе чёрную, это поразительное сочетание голубого и белого цветов, порой разбивающегося на сотни других оттенков в лучах неповторимого закатного солнца, заставляло меня чуть ли не ежедневно хвататься за фотоаппарат или видео камеру, чтобы навсегда сохранить для себя и моих друзей восхитительные картины окраины нашей планеты.

Да разве только я? Почти каждый второй, кто приезжает на работу в российские посёлки Шпицбергена, становится художником. Кто-то, разумеется, преследует лишь меркантильную цель заработать на продаже тарелок, расписанных местными пейзажами, но ведь без любви к прекрасному и умению его отразить ничего не получится. Вот и начинают все увлекаться чудесными цветовыми превращениями гор и моря да образами белого медведя, пририсовываемого для антуража. Позировать-то в качестве натурщика он не очень любит.

Десятки кино и телевизионных компаний приезжают на Шпицберген запечатлеть его красоты. Это норвежцы и шведы, немцы и итальянцы, французы и американцы. Едут из Японии и Австралии, Англии и Дании, отовсюду с разных материков. Не едут только из России. Нет, вру. За время моей девятилетней работы в Баренцбурге трижды приезжали российские телеоператоры. Один раз по случаю гибели нашего самолёта, оставившего жизни ста сорока одного человека на вершине горы Опера, второй раз в связи с взрывом в шахте, унёсшим жизни двадцати трёх шахтёров и третий раз для краткого освещения приезда на архипелаг представительной комиссии министерских работников и других высокопоставленных государственных чиновников. На другое у наших творцов денег нет.

Баренцбург – главный российский посёлок архипелага, находящегося под юрисдикцией Норвегии, и, собственно говоря, теперь единственный обитаемый. Раньше у нас было три таких посёлка, в которых добывался уголь. Два из них – Грумант и Пирамида – теперь необитаемы. О Груманте сказать почти нечего. Он был закрыт, как бы на консервацию, в 1961 году в связи с обрушением кровли в шахте, да так и брошен на произвол судьбы, которая оказалась к нему немилостивой, оставив нам лишь нечто вроде долины духов с полуразрушенными домами-привидениями. Второй посёлок – Пирамида такой судьбы пока не удостоился, но, кажется, потому только, что закрыли его совсем недавно – в 1998 году. У него, как говорится, всё впереди.

Первый раз я посетил этот чудный уголок, помнится, с Сергеем Владимировичем Шатировым, тем самым, что сейчас занят внутренней политикой в Совете Федерации России, а тогда был заместителем генерального директора треста "Арктикуголь". Мы вместе разрабатывали планы развития туризма в российских посёлках, для чего, собственно, я и поехал на Шпицберген сначала в качестве переводчика, а затем руководителя туристическим бюро и уполномоченного треста в Норвегии. В тот день я был просто переводчик.

Погожим мартовским днём (на Шпицбергене это ещё разгар зимы), добравшись до Пирамиды на вертолёте, мы сели на снегоходы (я впервые в своей жизни) и в компании с сопровождавшими нас рослыми бойцами горно-спасательного взвода, служившими, естественно, и проводниками, направились к леднику Норденшельда. Сергей Владимирович был человек молодой и рисковый, так что больших скоростей не боялся. Вот и мчались мы по снегу на приличном расстоянии друг от друга, чтобы снег от впереди несущегося снегохода не залеплял бы ветровое стекло позади идущего. Смотреть по сторонам в такие моменты некогда, дух от скорости захватывает да руль покрепче сжимаешь, когда гусенично-лыжный транспорт взлетает вверх, подпрыгивая на очередной ледяной колдобине.

А надо сказать, ледник Норденшельда представляет собой настолько большой интерес, что некоторые туристы специально едут на Шпицберген увидеть это прекрасное ледовое поле. Только смотреть на знаменитый ледник лучше, как я потом понял, со стороны моря, когда, подплывая к нему на судне всё ближе и ближе, выясняется вдруг, что казавшаяся издали корочкой льда, ледяная масса, на самом деле, возвышается высоченными стенами, грозя в любую минуту отколоться и рухнуть в подмывающие их морские воды, и легко может подмять под себя неосторожных наблюдателей или швырнуть в сторону отражённой волной.

Но это в летнее время. Приближаясь к цели нашего путешествия по льду, мы остановились на минутку промочить пересохшие горла. Опытный проводник неожиданно поднял руку и указал в сторону, откуда мы только что приехали. Наш путь пересекали три медведя. Издали они, конечно, казались маленькими. Но кто из нас в то время не знал, как опасна встреча с пятисоткилограммовыми гигантами, справедливо считающимися хозяевами снежного края? Они неторопливы на первый взгляд, но один прыжок достигает восьми метров в длину.

Заметив, что мы остановились, они тоже стали. Бойцы немедленно вынули ракетницы и послали пугающе шипящие и сверкающие ракеты в сторону зверей. Но, не дожидаясь их реакции, которая не обязательно может быть такой, как хочется, Сергей Владимирович скомандовал садиться, и мы опять помчались своей дорогой. Именно в этих местах проходит одна из многочисленных трасс весенней миграции белых медведей, так что встреча с ними была естественной и оказалась самым впечатляющим моментом этой поездки.

В последующие годы мне не раз приходилось посещать наш самый северный посёлок России. Кстати, меня всегда удивляет, что, говоря о погоде в нашей стране, ни телевидение, ни радио никогда не произносят фразу, которая должна была бы звучать, например, так: "На архипелаге Шпицберген в самом северном российском посёлке Баренцбург, температура воздуха десять градусов ниже нуля, ветер двадцать пять метров в секунду" и т.д. Ведь это наша земля, купленная Россией в 1932 году, почему же о ней ничего не говорится, если не произойдёт какая-то трагедия? А прогноз погоды оттуда передают ежедневно, как положено, нашей метеослужбой.

Из посёлка Пирамида, к сожалению, таких данных мы уже не имеем. Там теперь никто не живёт. Заколочены двери двухэтажного дворца культуры с библиотекой и кинозалом на пятьсот мест, спортивного комплекса с плавательными бассейнами для взрослых и детей и спортивными залами для игры в волейбол, баскетбол, большой теннис, занятий тяжёлой атлетикой, заперты здания больницы, четырёхэтажной гостиницы и общежитий, забиты досками окна и двери жилых домов, снесен стрелковый тир, теплица, складские помещения. Понятно, что в разрушающейся нашей стране подобных умирающих посёлков, наверное, великое множество. Но Пирамида – место особое.

Мне часто приходится разговаривать с моим другом Андреасом Умбрейтом. Он немец, живёт в Германии, а познакомились мы с ним на Шпицбергене больше десяти лет назад. За это время на архипелаге сменилось несколько норвежских губернаторов, несколько российских консулов, появлялись новые генеральные директора треста "Арктикуголь" и управляющие норвежской угольной компании "Стуре Ношке", только мы с Умбрейтом неизменно занимаемся одним вопросом – развитием туризма в российских посёлках Шпицбергена. Почему с Умбрейтом? Почему туризмом в российских посёлках?

Удивительный это человек Андреас. Сначала я познакомился с его путеводителем по Шпицбергену. С дотошной пунктуальностью он описал в нём почти всё, что нужно знать туристу, прибывшему на неизвестный архипелаг: историю края, географию, климат, сколько живёт русских, норвежцев, поляков, чем они занимаются, где и что можно увидеть, какие следует выполнять правила, что делать в случае неожиданной встречи с медведем и многие другие полезные рекомендации. Несомненно, его путеводитель был первым такого плана на архипелаге. Позже он переиздавал и дополнял книгу несколько раз.

По сути дела мы вместе вступили в туристическую деятельность почти с нуля: норвежцы, русские и немец, фанатично любящий север. Он и начинал-то с того, что уехал на Аляску в поисках приключений и уж потом на Шпицберген. Но туризмом мы все занимались далеко не в равных условиях.

За норвежской фирмой СПИТРА (Шпицбергенское агентство путешествий), только-только отделившейся от угольной компании, стояло норвежское государство, сильно заинтересованное в успехе предприятия. За ними был большой начальный капитал, который фирма быстро возместила и значительно превысила, построив несколько гостиниц, рестораны, бары. Им было относительно легко: самолёты доставляли туристов круглый год на недавно выстроенный аэропорт норвежского посёлка Лонгиербюен, где они сразу попадали в руки норвежских гидов. Летом океанские круизные суда тысячами привозили дорогих клиентов. И если попадались среди них редкие русские, то только из числа эмигрантов. Благодаря им, посёлок быстро рос и развивался. Шутка ли, сто миллионов крон оставляют туристы в норвежском посёлке ежегодно?

Читателю эта цифра ничего не скажет, если я не добавлю, что в моём последнем отчёте о доходах от туризма в российских посёлках я с чувством гордости заметил, что валютные поступления (с учётом работы швейной фабрики, продукция которой продаётся в Норвегии) наконец-то достигли одного миллиона крон за отчётный год. То есть собственно туризм дал семьсот тысяч крон. А начинал я с того, что туризм приносил порядка ста пятидесяти тысяч крон всего. Мне было чем гордиться в тех условиях, но хотелось нам того же, что и норвежцам. Только за моей спиной не государство с субсидиями стояло, а руководство угледобывающего треста, для которого мои туристические идеи казались фантазией и были совсем неинтересны. За глаза меня так и называли в руководстве фантазёром. Хотелось, чтобы кроме иностранных туристов, ехали к нам из России, но как им ехать, если ни самолётов рейсовых из России нет, ни судов – всё только чартер треста, а он никого к себе не приглашает. Вот и фантазируй тут.

Умбрейт не имел за собой ни государства, ни руководящего треста. Он был собственником в том смысле, что на свой собственный страх и риск приглашал туристические группы из Германии, сам устраивал их в палатки возле аэропорта, сам возил их на норвежских туристических судах, сам тащил их в горы. Не удивительно поэтому, что при знакомстве с Умбрейтом вы бы никогда не подумали, что он руководит фирмой и является автором нескольких книг. Внешне, в сандалиях на босу ногу, всегда в одежде походного характера, худощавый, энергичный, он напоминает скорее туриста многодневника, чем руководителя группы, не говоря уже о компании. Но это, глядя со стороны. На самом же деле, более вдумчивого, более педантичного человека трудно найти. Все его предложения, которые он выдавал мне письменно после совместных долгих обсуждений, укладывались как минимум на двадцати-тридцати страницах с детальными расчётами и подробными пояснениями. Он создал две фирмы, и, не имея своего морского транспорта, своих вертолётов или самолётов, ему удаётся получать доход существенно выше того, что имеем мы в российских посёлках.

Машину Андреаса, коробку непонятной формы на колёсах, знают в Лонгиербюене все, но больше других её любят русские. Прибываем ли мы в норвежский посёлок морем на буксире, или прилетаем вертолётом в аэропорт, я звоню Умбрейту, и его машина появляется как скорая помощь, так как у треста "Арктикуголь" своего транспорта здесь нет. Меж тем как очень часто приходится перевозить людей и грузы из морского порта к вертолётам, из центра посёлка в порт и так далее. Однажды, когда в нашей шахте произошла трагедия, и самолёт МЧС привёз из России срочный груз – инертную пыль, отсутствие которой в нужном количестве и было одной их причин взрыва и гибели людей, Умбрейт ночью в сильнейшую октябрьскую пургу привёз меня в аэропорт и дежурил там со своей машиной, помогая мне организовывать разгрузку самолёта, а потом погрузку на него людей. После этой ночи мне чудом удалось избежать простуды, а Умбрейт неделю пролежал с ангиной. И никаких денег, ни за какую помощь он с нас никогда не просил, да и не взял бы, понимая нашу бедность.

У этого немецкого человека я всегда ощущаю необъяснимую тягу к русским. Он многое знает из нашей жизни, многое понимает, но одного никак не хочет понять – почему не удаётся сдвинуть наше бюрократическое мышление. Задолго до закрытия посёлка Пирамида Умбрейт полюбил этот уникальный в природном отношении район и каждый летний сезон привозил группы туристов, поселяя их в нашу гостиницу на несколько дней. Это было большим делом, так как норвежские туристические компании возили свои группы только на двух-трёх часовые экскурсии, что было выгодно им и лишь в какой-то степени российскому туризму. Умбрейт прекрасно понимал, что заполненность гостиницы – главный двигатель туризма и помогал нам, говоря: "Туристы хотят видеть жизнь россиян. Во время экскурсий это сделать невозможно. Поэтому им нужно оставаться на несколько дней в гостинице, чтобы иметь возможность самим ходить по посёлку и говорить с жителями. А норвежские фирмы в этом не заинтересованы, поэтому отговаривают туристов от проживания в российских гостиницах".

Узнав о том, что на Пирамиде больше не будут добывать уголь, Умбрейт предложил сдать в аренду его фирме несколько домов посёлка с тем, чтобы он сам привёл их в надлежащий порядок и организовал бы туристические потоки, выплачивая тресту определённый процент от дохода. Руководство треста отказалось от предложения. Умбрейт провёл детальное обследование покинутого посёлка и вновь обратился с письмом в трест, доказывая, что без присутствия людей, без активной деятельности по охране зданий от разрушений, очень скоро посёлок погибнет от морозов, наводнений и селевых потоков, как это уже произошло с посёлком Грумант. Немецкий гражданин предлагал создать совместную туристическую фирму для сохранения российского присутствия на Пирамиде, убеждая в том, что в соответствии с новым норвежским законодательством по охране окружающей среды на Шпицбергене покинутый россиянами участок норвежцы могут отобрать, а тогда у России останется лишь посёлок Баренцбург, жизнь которого постепенно затухает. Трест "Арктикуголь" не согласился с доводами Умбрейта и не стал рассматривать серьёзно предложенный контракт.

Десять лет наших совместных усилий не дали заметных результатов. Умбрейт удивлённо спрашивал меня: "Я не пойму, мистер Бузни, в чём ту причина. Я предлагал контракт, в котором от треста не требовалось ни копейки вложений. Нужна была только их подпись, и государству пошли бы небольшие сначала, но всё же деньги. А ведь ничего не делая, получаются только потери. Почему ваши руководители не понимают этого? Почему отказываются от денег? Может, потому, что они пойдут именно государству, а не кому-то другому?"

В посёлке Баренцбург проходила международная научная конференция, организованная институтом археологии Российской Академии Наук. На ней прозвучало много интересных докладов о замечательных полярных экспедициях, о научном сотрудничестве России со шведами, норвежцами, поляками, о прошлом и настоящем Шпицбергена. Профессор Старков, как обычно, интересно рассказал о новых материалах археологических исследований жизни русских поморов на Шпицбергене.

Но вот в одном из двух докладов американский учёный Капелотти вдруг сказал: "Покинутый посёлок рудника Пирамида я предлагаю использовать в качестве комплексной лаборатории для изучения процесса археологического формирования, а также в качестве уникального района для всесторонних социологических исследований". Его идею тут же поддержал, выдвинув свою концепцию развития Пирамиды, Андреас Умбрейт. Предложил использовать Пирамиду в качестве идеального места для санаторного лечения больных астмой, как прекрасный район учебных тренировок юных моряков мореходной академии, чудное место для вдохновения художникам, писателям, поэтам. С теми же мыслями о необходимости сохранения Пирамиды для мировой науки выступили шведские исследователи Даг Аванго и Урокберг. Горячо поддержали их российские учёные. Конференция приняла решение обратиться к российским властям с просьбой о создании на Пирамиде международного научно-туристического комплекса.

Спустя год такое же решение было принято в Мурманске на научной конференции, посвящённой комплексным исследованиям природы Шпицбергена. Затем прошло заседание научного Совета по вопросам Арктики и Антарктики в Москве, где тоже приняли решение по вопросу спасения Пирамиды и использования её для развития науки и туризма.