Когда мы были на войне

Перед строем вышел офицер в выгоревшей горке* и пыльной черной шапочке. Звания его не рассмотрели, так как поднятая вертолетом пыль все еще висела в воздухе. Офицер достал список и начал выкрикивать фамилии. Матросы выходили из строя и их тут же забирали, стоявшие рядом офицеры и прапорщики. Друзья оказались в самоходной батарее и даже в одном расчете. Юрка попал на должность заряжающего*, а Сашка – заряжающего с грунта*. Командир орудия – младший сержант, всего-то старше на год, привел их к большой палатке, которая стояла в какой то, как показалось им, яме. Откинув полог, охрипшим голосом сказал:

– Размещайтесь здесь. Вещи можете оставить, – и, обращаясь к бойцу, который топил печь, рубя малой пехотной лопаткой ящики от артиллерийских снарядов, – Серега! У нас кипяток есть? Дай этим «бандерлогам», пусть перекусят.

В палатке земляной пол был застелен сухой травой, на которой рядами лежали артиллерийские ящики, используемые как спальные места. На них аккуратно были расстелены спальники*. Здесь же были уложены вещевые мешки. В глубине палатки стояло двое брезентовых носилок – как потом оказалось, это были места отдыха старшего офицера батареи и командира взвода.

Через десять минут полы палатки отдернулись:

– Вы что, «бандерлоги», еще не перекусили? Кончай трапезу, пора делом заниматься.

Весь день батарея не стреляла. Старший офицер батареи до седьмого пота гонял расчеты, тренируя их выполнять огневые задачи, а вдобавок к этому еще рыли окопы. Так что к вечеру, с непривычки, друзья порядком устали.

Когда после ужина прозвучала команда «Отбой!», ребята, сняв только бушлаты и ботинки, завернулись в спальники и уснули богатырским сном.

Сквозь сон Саша услышал команду: «Подъем! К бою!» Свет ударил по глазам. Он проснулся и открыл глаза. В палатке было темно. Только небольшой свет давал фонарик командира взвода. Слышались команды:

– Веселее! К орудиям! К бою.

Кругом раздавался шум и сопение. Бойцы, быстро вскакивали, надевали ботинки, хватали оружие и выскакивали из палатки. Сашка вместе со всеми выбежал из палатки. Дождь холодным душем ударил ему в лицо. В кромешной темноте глаза не могли различить ни      единого огонька. Ноги, в не зашнурованных ботинках, хлюпали по грязи, в которую превратилась земля под дождем. Где-то недалеко справа иногда ухало и над головой, с шипением разрезая воздух, что-то проносилось. Один из бойцов, пробегая мимо, ударил его по спине:

– Пригнись! А то зацепит!

Сашка сделал шаг, нога попала в яму, и он упал в холодную, вязкую жижу. Быстро поднял автомат, встал на колени. Чернота такая, что ничего не видно. «Куда бежать? Где орудие?» -подумал он и его охватил страх. Зубы начали предательски отбивать чечетку, хотелось куда-нибудь спрятаться.

Звуку запускаемых двигателей самоходок* он обрадовался так, как не радовался, наверно, ни одной самой любимой мелодии. Не вставая на ноги, закинув автомат за спину, он на карачках быстро направился в сторону звука.

– Ну что, доковыляли, бандерлоги? – услышал он показавшийся ему родным голос.

Младший сержант сидел на корточках у орудия.

– А где второй? – спросил командир орудия.

– Я н-не знаю!

– Ладно! Потом разберемся! Становись наместо заряжающего! Будем из боеукладки* работать!

Около двух часов батарея выполняла огневые задачи. Затем раздалась долгожданная команда «Отбой!». Небо заметно посветлело, дождь уже не лил как сумасшедший, а противно моросил.

Грязные и мокрые пришли в палатку. Печь в палатке погасла. Было холодно и сыро. Юрки в палатке не было.

– Вот что, мужики, – сказал командир орудия, обращаясь к своему расчету, – пошли искать этого «бандерлога», а то «духи» сегодня мины плотно ложили, как-бы не зацепило.

Только сейчас Саша понял, что ухающие звуки сегодня ночью, это разрывы мин, а шипение над головой – от пролетающих осколков, и палатка их стоит в яме не просто так, а чтобы хоть как то защититься от осколков и шальных пуль. Перед глазами у Сашки возникла картина, как его друг лежит раненый в грязи, прижимая руки к ране на животе. Ему стало страшно за Юрку. «Нет, такого не может быть» – подумал он.

– Далеко не ходить! Он где-то здесь! – голос младшего сержанта вернул его в реальность.

Разошлись в разные стороны. Саша зашел за палатку и здесь увидел, что Юрка сидит на ящике из-под снарядов и курит. Он был мокрый, весь, какой-то взъерошенный, но живой и даже не раненый.

– Юрка! – почему-то шепотом окрикнул он его.

Друг повернул к нему голову. Сашка сначала даже не узнал его. Лицо было какое-то чужое, серое.

– Юрка! Ты чего здесь?!

Он отвернулся и не спеша затянулся сигаретой. Саша подошел к нему и взял его за плечо:

– Ты чего?

Юра поднял голову, посмотрел на Сашку какими-то пустыми, не знакомыми глазами и тихо сказал:

– Я заблудился.

– Пошли, а то наши все ищут тебя.

Они вместе подошли к командиру орудия, который стоял у входа в палатку и курил.

– Где вы были, товарищ матрос? – как-то устало спросил он, обращаясь к Юрке.

– Он заблудился в темноте! – ответил за него Сашка.

– Я не тебя спрашиваю! У него, что язык тоже заблудился?

– Я заблудился, – как-то неуверенно и тихо выговорил Юрка.

Младший сержант сплюнул, отбросил сигарету, – Ладно, блудила, пусть это будет первый и последний раз! – и, обращаясь к подошедшим бойцам, – Все, всем спать! Скоро подъем!

Новый день выдался пасмурным. Не переставая, моросил мелкий и холодный дождь. Пришла колонна с боеприпасами. Командиров орудий, механиков-водителей и наводчиков старший офицер батареи гонял, тренируя выполнение огневых задач, остальные занимались разгрузкой снарядов. Затем рыли новые укрытия для ящиков с боеприпасами. Чтобы спастись от дождя, надели на себя плащи ОЗК*. Юрка все время пытался отойти в сторону, под любым предлогом старался отлучиться, а потом совсем исчез. Прошло какое-то время и Сашка увидел, как командир взвода, который руководил работами, вытащил Юрку из кабины грузовика и дал ему пинка. Все остальное время Юра работал молча, не разговаривая и не смотря ни на кого. Вечером перед отбоем командир орудия собрал расчет перед палаткой. Достал пачку сигарет и предложил всем, но как бы случайно, обошел Юрку. Закурили.

– В общем, так, мужики. Все хорошо, только не буду показывать кто, но в нашем расчете появился «шланг», – и он ткнул пальцем в грудь Юрки, – Предупреждаю всех. Кому что-то не нравится, командиру рапорт и вон отсюда! Здесь не курорт! Если еще кто-то захочет «шлангануть», я сам того урою. Понятно?! – и он в упор посмотрел на Юрку.

Молча докурили и зашли в палатку.

Этой ночью повторилось все, как и прошлой. Только командир орудия стоял у выхода из палатки и когда появился Юрка, он взял его за рукав и сказал:

– Чтоб не заблудился, со мной пойдешь!

И снова несколько часов батарея вела огонь. Опять долгожданная команда «Отбой!», но досыпать в эту ночь им не пришлось – их расчет был назначен дежурным орудием.

Так день за днем повторялось одно и то же: грязь, надоедливый мелкий дождь, который, казалось, не прекратится никогда; днем – тренировки до седьмого пота, разгрузка боеприпасов, обслуживание орудий; ночью – ведение огня; и постоянное желание забиться в теплую палатку, завернуться в спальник и выспаться. Юрка все эти дни почти не разговаривал, был хмурый.

Однажды утром поступила команда на оставление огневой позиции и совершение марша в новый район. Полдня под моросящим осенним дождем сворачивали палатки, грузили имущество и боеприпасы на машины. Блаженством показалось, когда после команды «По местам!» они забрались в такую родную самоходку и растянулись прямо у боеукладки. Несколько часов совершения марша по раскисшим дорогам и опять врывание в землю, установка палатки, разгрузка боеприпасов. Только когда стемнело, затопили печку. Перекусили сухим пайком. Закончив есть, Юрка молча встал и вышел из палатки. Прошло несколько минут, он не возвращался. Сашка взял автомат и вышел наружу. Юрки нигде не было видно. Саша обошел всю огневую позицию, но нигде не нашел друга. Он подошел к самоходке и под масксетью, которая была наброшена на орудие, увидел Юрку. Он стоял, облокотившись о грязный бруствер окопа и смотрел куда-то вдаль.

– Юра! Ты чего здесь делаешь? – подойдя к нему, спросил Саша.

– Да, так, ничего! – не поворачивая головы, ответил он.

– Пошли в палатку отдыхать, а то хрен знает, сколько поспать придется.

– Ты понимаешь, Сашка, – сказал Юра, посмотрев на него каким-то незнакомым взглядом, – Не могу я здесь! Надоело все! Эта грязь! Сырость! Спать постоянно хочется! Да и сержант наш, гад, все время придирается ко мне, следит за мной. Как маленького меня за ручку водит. Не так я все себе представлял. Он вздохнул, вытер лицо грязной рукой и замолчал.