Черные клинки. Бывает, просто не везет

Ветеран моргнул.

– Если не умеешь писать, могу сделать это за тебя.

Нехорошее предчувствие заставило волосы на шее встать дыбом. Пулий попытался отогнать его.

– Я не собираюсь вступать в легион… Во всяком случае – пока, – добавил он, видя, как дёрнулась щека под глазной повязкой. – Дело в том, что мне нужна помощь.

Офицер поскреб в седых волосах, редких и сальных, едва прикрывавших белёсый череп.

– И чем же легион может тебе помочь, горожанин?

– Офицер, я…

– Центурион, – грубо перебил ветеран.

Пулий попытался унять шум в ушах.

– Центурион, на меня напали. Вот эти двое, – Пулий поочерёдно указал на Сая и Колесо, так и дежуривших неподалёку, словно пара волков, стерегущих, пока от стада овец отобьётся ягнёнок, – похитили меня и собирались убить.

Центурион даже не посмотрел по сторонам, а единственным признаком, что он вообще слышал Пулия, стало движение брови.

– Сейчас всё в порядке, насколько могу судить. В любом случае, это дело городской стражи.

Нехорошее предчувствие усилилось, наполнило живот свинцом.

– А ночью они же сожгли гостиный двор и убили его хозяина…

Центурион пожал плечами.

– Обратитесь к дознавателям.

Пулий не мог поверить услышанному и выражению (вернее полным его отсутствием), с которым этот человек, присягнувший защищать Империю ценой собственной жизни, говорил. Гнев перед несправедливостью отодвинул боль на задний план. Даже тошнота отступила.

Пулий в ярости ударил кулаками по столу.

– Но разве легионы не должны защищать граждан Ангардии.

Ноздри центуриона раздулись подобно кузнечным мехам. Единственный глаз налился кровью. Ветеран встал, нависая над Пулием сказочным великаном. Злым великаном из сказки с плохим концом. Той, в которой слишком уверенного в себе мальчика поймали и съели.

– Ты, сосунок, не смей указывать мне, что я должен и кому. Ты обязан мне каждым днём своей жалкой жизни. То, что ты ходишь на двух ногах, ешь хлеб, а не вонючие помои, спишь в своей мягкой постельке, а не в выгребной яме – за это и многое другое мне пришлось заплатить вот чем – центурион поднял повязку, закрывавшую глаз и оскалился.

Вернее, оскалилась половина его лица. Вторая, исполосованная рубцами, сжалась и перекрутилась. Но страшнее всего был глаз. Точнее, дыра, оставшаяся вместо него. Внутри виднелось что-то мягкое и розовое, похожее на фруктовое пюре.

Пулий отшатнулся и плюхнулся на задницу. Он был рад, что уже выблевал всё, что мог, так как весь мир опять завертелся. На спине вмиг выступил едкий пот – пот страха. Сердце провалилось куда-то ещё глубже, чем за весь минувший день.

– Если тебя подожгут у всех на виду, я, может, и помочусь на тебя, чтобы загасить пламя, а до тех пор – либо вписывай себя в книгу, либо проваливай!

Центурион опустился на своё место.

Мысли бесполезно копошились в голове, пытаясь соотнести реальный мир с ожиданиями. В жизни полным-полно исходов хуже, чем те, что ты представляешь. Они-то по большей части и случаются. Почему, стоит решить одну трудность, на её место тут же приходит новая, в разы труднее предыдущей.

Пулий посмотрел на своих преследователей. Те, естественно, никуда не исчезли магическим образом. Он поднял взгляд на центуриона и стол, за которым тот сидел.

Кряхтя, Пулий встал на ноги и, пошатываясь, вновь подошёл к центуриону.

Когда за тобой гонятся убийцы, выбор становится не слишком-то широким.

Ветеран снова поднял голову и уставился на Пулия. Вокруг здорового глаза образовалась сетка глубоких, словно вырубленных зубилом морщин.

– Решил послужить во славу Ангардии, сынок? – вся злоба из его голоса без следа испарилась. – Знал, что ты передумаешь. Побольше бы в наши дни таких парней, – он повернул книгу, – вот, впиши сюда своё имя. А если не умеешь, могу сделать это за тебя.

***

Первые капли дождя, крупные, как ягоды ежевики, упали на палубу и причал сразу после рассвета. Совсем скоро дождь перешёл в ливень. Через час с неба лилось сплошным потоком, таким плотным, что попавшему под него казалось: он купается в водопаде. В довесок, ветер яростно хлестал всей этой водой по лицу. Рулевой, пытаясь убрать со лба слипшиеся волосы, что-то кричал матросам, которые возились со снастями. Пулий, мокрый до самого исподнего и продрогший, смотрел на мрачную завесу хмури над удаляющимся городом, которая как нельзя лучше соответствовала его настрою. И всё же никак не мог заставить себя спуститься вниз, в душное тепло трюма.

Начиналась совершенно иная жизнь – во всех смыслах и отношениях, но осознать и принять новые реалии этого мира никак не удавалось. Вчера он злился на Лидию с её наморщенным носиком и саркастичной полуулыбкой, которая так раздражала. Сегодня он с ужасом осознал, что скучает по этой улыбке. Улыбке, которую не суждено увидеть следующие десять лет. Какой она будет, когда Пулий вернётся? Сколько морщинок появится вокруг рта и глаз?

И суждено ли ему вообще вернуться?

Пулий посмотрел на жетон в своей руке. Очередной дерьмовый приз на паршивой ярмарке жизни. Вряд ли стоило удивляться тому, что когда пришла очередь тянуть жребий, среди всех кусочков металла, болтавшихся в шлеме, достался именно этот… И всё же бессильная злоба душила, царапала когтями грудину изнутри. Злоба на старика, своим дурацким увлечением угробившего и себя и, похоже, Пулия; на головорезов: спасаясь от них, пришлось вступить в легион; на проклятого одноглазого центуриона, который оскалился, увидев цифру «13» на жетоне. А затем произнёс лишь одно слово, заставившее сжаться все внутренности.

«Север».